Крылья ночи - Роберт Силверберг

Он сжал мое запястье.

— Твое признание такое же шокирующее, как и мое. Храни свою веру, дозорный. Нападение близко!

— Откуда ты можешь это знать?

— Безгильдийные тоже владеют неким… искусством.

Разговор беспокоил меня. Я сказал:

— Безгильдийным быть плохо?

— Привыкаешь. И есть определенная свобода в качестве компенсации недостаточного статуса. Я могу свободно говорить все и всем.

— Я заметил.

— Я свободно перемещаюсь. Я всегда имею пищу и кров, хотя пища может быть испорченной, а кров — неважным. Женщины тянутся ко мне, несмотря на все запреты. Может быть, именно из-за запретов. Меня не беспокоят амбиции.

— И ты никогда не желал более высокого статуса?

— Никогда.

— Ты был бы счастливее, став запоминателем.

— Я счастлив и теперь. Мне доступны удовольствия запоминателей, но без их обязанностей.

— До чего же ты самодоволен! — воскликнул я. — Гордиться своей безгильдийностью!

— Как же еще можно выдержать волю Провидения? — Он взглянул на дворец. — Униженные — возвысятся, могущественные — падут. Прими это пророчество, дозорный: этот похотливый принц еще до начала лета узнает о жизни кое-что ему неизвестное. Я вырву ему глаза за Аулуэлу!

— Сильно сказано! Жажда мести помутила твой разум!

— Прими это как пророчество!

— Ты не сможешь даже приблизиться к нему, — сказал я. Затем, раздраженный тем, что принимаю всерьез эту глупость, добавил: — Почему ты, собственно, во всем винишь его? Он поступает как все принцы. Вини девушку за то, что пошла к нему. Могла бы и отказаться!

— И потеряла бы свои крылья. Или умерла бы. А вот что сделаю я!

Неожиданным яростным жестом мутант вытянул вперед большой и указательный пальцы с длинными ногтями и ткнул их в воображаемые глаза.

— Обождите. Вы это увидите!

Во дворе появились два предсказателя. Они расставили приборы своей гильдии, зажгли конические свечи, по которым читают события завтрашнего дня. Тошнотворный запах бледного дыма ударил мне в ноздри. Желание разговаривать с мутантом пропало.

— Уже поздно, — сказал я, — мне нужно отдохнуть перед очередным дозором.

— Будь предельно внимателен, — посоветовал мне в спину Гормон.

5

Ночью я провел четвертый и последний за эти сутки дозор и впервые в жизни обнаружил некую аномалию. Я не смог ее объяснить. Это было какое-то темное ощущение, смесь неясных звуков и красок, чувство прикосновения к какой-то колоссальной массе. Обеспокоенный, я прильнул к своим приборам на гораздо большее, чем обычно, время, но более четких признаков к концу сеанса — по сравнению с его началом — так и не получил.

После этого я задумался над своими обязанностями.

Дозорным с детства внушают подать сигнал тревоги, если есть подозрение, что мир в опасности. Обязан ли я оповестить защитников? Четырежды за мою жизнь подавалась тревога, и в каждом таком случае ошибочно, и каждый из дозорных, допустивших необоснованную мобилизацию, испытал страшную процедуру потери своего статуса. Один пожертвовал свой мозг банку памяти, другой от стыда стал нейтором, третий уничтожил свои приборы и сгинул среди мутантов. И только четвертый тщетно пытался продолжить служение. Я не видел смысла в их порицании, но раз такие обычаи заведены в нашей гильдии, я был вынужден считаться с ними.

Оценив свое положение, я решил, что не имею веских оснований поднять тревогу.

Я вспомнил, как в этот вечер Гормон навязывал мне идеи о близости вторжения, что, возможно, и вызвало у меня реакцию на его издевательские речи. Я не мог действовать. Не осмеливался подвергать опасности свое положение поспешным криком тревоги, не доверял своему эмоциональному состоянию.

Взволнованный, колеблющийся, с мятущейся душой, я закрыл тележку шторой и дал себе успокоиться в глубоком сне после таблетки снотворного.

На рассвете я проснулся и бросился к окну, ожидая увидеть на улице захватчиков. Но все было тихо. Над двором нависла сероватая зимняя дымка, и сонные слуги гоняли лениво двигавшихся нейторов. Мне было нелегко провести первый утренний дозор, но, к моему облегчению, странность прошедшей ночи не вернулась; правда, я знал, что в ночные часы моя восприимчивость гораздо сильнее.

Я поел и вышел в сад. Гормон и Аулуэла уже были там. Девушка выглядела усталой и подавленной, истощенной после ночи, проведенной с принцем, но я не сказал ей об этом. Гормон, развалившись небрежно у стены, инкрустированной раковинами светящихся моллюсков, спросил меня:

— Как прошел дозор?

— Хорошо.

— И что теперь?

— Поброжу по Руму, — сказал я. — Пойдете со мной? Аулуэла? Гормон?

— Конечно, — ответил он, а она слабо кивнула, и мы, словно праздные туристы, отправились изучить роскошный город.

Гормон действовал как наш гид по запутанному прошлому Рума, опровергая свои утверждения, что никогда не был здесь прежде. Как настоящий запоминатель, он описывал то, что мы видели, проходя по извилистым улицам. Все рассеянные уровни тысячелетий были раскрыты перед нами. Мы видели силовые купола времен Второго цикла и Колизей, в котором в непостижимо далекие времена человек и зверь встречались лицом к лицу, как обитатели джунглей.

— Они бились, — говорил он, — нагими перед огромными толпами. С голыми руками они выходили на зверей, называемых львами, — огромных волосатых кошек с большими головами; и когда лев падал, залитый собственной кровью, то победитель поворачивался к принцу Рума и просил прощения за преступление, за которое он был отправлен на арену. И если он бился хорошо, то принц подавал знак и победителя льва освобождали.

Гормон показал нам этот знак: движение руки с большим пальцем, направленным вверх.

— Но если человек проявлял трусость или же лев достойно встречал свою смерть, принц подавал другой знак — и человек был приговорен к смерти следующим зверем.

Гормон показал нам и этот жест.

— Откуда все это известно? — спросила Аулуэла, но Гормон предпочел не расслышать вопрос.

Мы увидели ряд пилонов-экстракторов, построенных в начале Третьего цикла для выкачивания энергии из земного ядра, они все еще действовали, хотя уже порядочно проржавели. Разумеется, от нашего внимания не ускользнула сломанная машина управления климатом Земли, кусок колонны высотой не менее полусотни метров. Мы поднялись на холм, покрытый белокаменными развалинами Первого цикла, похожими на узоры инея на стекле. Бродя по городу, мы вышли к ограждению защищающих усилителей, готовых в любой момент обрушить на нападающих всю мощь Провидения. Мы бродили по рынку, на котором туристы из разных миров выторговывали у местных крестьян откопанные реликвии античных времен. Гормон исчез в толпе и сделал несколько покупок. Проголодавшись, мы заглянули в мясную лавку, где можно было купить все: от квазижизни до искусственного льда, — а потом поели в маленьком ресторанчике на берегу реки Твер, где безгильдийных обслуживали без всяких церемоний. По настоянию Гормона мы заказали там пышную мягкую тестообразную массу и терпкое виноградное вино — местные деликатесы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});