Последнее сокровище империи - Андрей Кокотюха

Ценность находки генерал-майор Глобачев определить не мог. Он был кадровым офицером и ничего не смыслил в драгоценных камнях. Поручить такое деликатное дело посторонним он тоже не имел права, и здесь царь с ним согласился. В дальнейшем разговоре всплыло имя великого князя Дмитрия Павловича, племянника императора, состоящего при нем штаб-ротмистром, шефа лейб-гвардии Конного полка. Князь имел огромные связи среди петроградских ювелиров. Подумав, царь согласился попросить великого князя о помощи, разумеется – в приватном порядке. Сам же государь опять отбыл в Могилев, в свою Ставку, попросив Константина Ивановича лично завершить это, как выразился он, небольшое дело. И, конечно же, держать его в курсе.

Последним документом была записка от великого князя, доставленная с адъютантом в конверте с вензелем, запечатанным личной печатью Дмитрия Александровича. Всего несколько строчек: просьбу выполнит офицер для особых поручений, поручик гвардейского Конного полка Антон Кречет, весьма надежный дворянин. Шеф политической полиции пожал плечами: ему эта фамилия ни о чем не говорила. Кречет – так Кречет, великому князю виднее.

Даже хорошо, что дело так пошло. Снова можно сосредоточиться на поисках террористической группы Бориса Полетаева. Агент что-то долго не дает о себе знать…

3

– Вот тебе, Алешка, и особое поручение князя, да еще и секретное: известному столичному ювелиру Иосифу Самойловичу письма носить!

Отправляясь по указанному адресу, Антон Кречет предложил Берсеневу идти с ним, и поручик не отказался. Полученный по ранению отпуск тяготил Алексея, судьба его никак не решалась, в штабе, казалось, всем было просто не до героя войны, стремящегося поскорее вернуться в окопы. Даже рассматривалась возможность оставить Берсенева здесь, в тылу, обучать резервистов в казармах. Но, наслышавшись от Кречета о такой службе, поручик не особо стремился к ней приступить.

По пути к магазину Самойловича они остановились, чтобы купить у милой барышни благотворительную открытку в помощь жертвам войны. На обороте ее Антон тут же, отыскав в нагрудном кармане кителя невесть как завалявшийся там огрызок карандаша, написал краснеющей от смущения перед розовощеким напористым кирасиром барышне несколько банальностей в рифму с указанием своего адреса, куда следует телеграфировать, если нужна защита от врага. Кречет был в своем репертуаре: пытался приподнять настроение всем вокруг, включая Берсенева. Однако поручик после известия о предстоящем замужестве Лизы Потемкиной большей частью пребывал в меланхолии.

Загородные имения Потемкиных и Кречетов стояли рядом. По большей части летом детей увозили туда, и Алеша Берсенев часто гостил у Кречетов. Родители Антона некогда были дружны с Берсеневыми, хотя хлебосольные Кречеты, уж сто лет как обласканные царствующим домом, вообще, похоже, врагов не имели, что само по себе характеризовало их в высшей степени положительно. Потому с Лизой Потемкиной, девочкой, почему-то не любившей косичек, Алеша познакомился, когда ему было десять, а Лизе – семь лет. О том, что к соседке Кречетов он питает нечто большее, чем дружеские чувства, юноша понял, когда ему исполнилось восемнадцать: тогда на балу впервые пригласил девушку на вальс, и заангажировал на следующие туры. Когда кто-то из юнкеров пытался возражать, вмешался Антон Кречет, а с ним никто не рисковал заводить серьезных споров: любой подобный разговор, начатый с потомственным кирасиром, обычно получался коротким и имеющим для начавшего спор самые серьезные последствия. Может, Антон не был сильнее всех, зато с лихвой компенсировал это отчаянной, неудержимой и даже безрассудной храбростью. Его остерегались, как гнева стихии. Понимали: с молодым Кречетом лучше дружить.

Был период робких, неприличествующе робких для молодого военного, ухаживаний. Случались размолвки, которые заканчивались примирениями, причем почти всегда – не без участия Кречета. Наконец, серьезное объяснение, визит к Потемкиным с целью просить руки Лизы, скандал, начатый ее бабкой, обвинения во всех семи смертных грехах, крики о злоупотреблении доверием, отказ от дома, фронт, прощальное письмо, надежды на встречу, питаемые на больничной койке. И вот теперь новости…

Нет, на фронт, на фронт. К черту все, даже Антона с его поручениями – к черту!

Разумеется, слух Берсенев так не говорил. Да и мысли подобные гнал. Однако чем больше прогонял, тем чаще они навещали, повергая поручика в пучину еще большей меланхолии.

– Подождешь или со мной войдешь? – бросил Кречет, когда друзья наконец дошли до нужного магазина.

– Не буду нарушать твою секретную миссию… – Берсенев тоже попробовал сострить.

– Да ладно тебе! – отмахнулся Кречет. – Стоя здесь, Алешка, ты будешь выглядеть еще большим идиотом, чем я с княжескими секретами.

Верно, рассудил Берсенев. В конце концов, делать ему сейчас все равно нечего. Так какая разница, где торчать без дела: на улице, залитой апрельским солнцем, или в совершенно не нужном ему ювелирном магазине?

– Заходи уже, – проворчал поручик.

Кречет толкнул дверь. Звякнул приветственно колокольчик.

Посетителей в это время не было. Разве барышня, которой сам хозяин, кругленький еврей с венчиком прилизанных волос на голове, что-то увлеченно рассказывал, демонстрируя какие-то образцы с витрины.

Вошедшим с улицы офицерам сперва нужно было привыкнуть к не слишком яркому освещению. Но когда ювелир и его клиентка повернулись на звук колокольчика, оба остолбенели. Даже при таком свете они узнали девушку мгновенно.

– Почему не я это придумал? – вырвалось у Антона. – Лиза!

4

Позже Лиза Потемкина долго искала в этом маленьком происшествии промысел Божий.

Она действительно не поспешила к ювелиру сразу после того визита Кирилла. Сначала была занята на своих курсах подготовкой очередной благотворительной акции в пользу раненых. Вспомнив, как еще до войны активно играла в любительских спектаклях, Лиза решила организовать такую постановку в госпиталях, а средства направить на нужды тех, кого война сделала инвалидом.

После поймала себя на мысли, что оттягивает визит к Самойловичу именно потому, что он прямо связан с предстоящей помолвкой. Даже нашла объяснение своей нерешительности: по ее глубокому убеждению, подарок невесте должен выбрать жених, а такой вот жест, когда девушка должна просто пойти и взять, что по душе, Лизу немного коробил. Хотя к подобным действиям со стороны Кирилла она привыкла, даже отмечала, что бабушке как раз нравится такое его поведение. Собственно, именно бабушка и настояла, в конце концов, чтобы Лиза пошла к ювелиру именно сегодня. Как она сказала – уже неприлично длительная задержка…

И вот, кто бы мог подумать! Такая встреча!

От внимания Лизы не ускользнуло, как любопытный Самойлович цепким взглядом ухватился сначала за нее, невесту господина Самсонова, потом – за молодого поручика, не сводившего с чужой нареченной одновременно изумленных и радостных глаз. Но это заметил также и Антон Кречет, стремительно выдвинулся на первый план.

– Прости, Лиза, сперва дела. Господин Самойлович, у меня к вам записка от одной известной вам особы.

Поручик передал записку Самойловичу, тот переключил внимание на нее, пробежал глазами, тут же расправил полные плечи, выпятил живот, весь преисполнился собственной важности.

– Указанные в записке… гм… предметы при вас?

– Да, конечно. Только обсудим наше дело не здесь. Лиза, я украду у тебя господина ювелира на время? А вы пока поговорите.

Никто из присутствующих не успел опомниться, как поручик подхватил Самойловича под руку и чуть не силком увел в комнату за занавеской, прикрыл за собой дверь. А приказчик, сунувшийся было в зал, тут же исчез, не сказав ни слова. Берсенев и Лиза остались одни.

– Здравствуйте, Елизавета Васильевна, – выдавил Алексей, ругая себя за слишком уж заметное смущение.

– Какой ты, однако, скучный сегодня, Алеша, – девушка попыталась улыбнуться. – Прям уже и Васильевна… Год не виделись…

– Четырнадцать месяцев, – уточнил Берсенев, тут же добавив зачем-то: – И восемнадцать дней.

– Двадцать восемь, – поправила Лиза.

– Значит, ты тоже считала?

– Вы очень обяжете меня, Алексей Иванович, если не станете делать из моей девичьей арифметики поспешных выводов, – выражение лица Лизы оставалось по-прежнему строгим, но глаза улыбались. Берсенев так и не разучился безошибочно угадывать ее истинное настроение.

Повисла пауза. Оба понимали, что должны разговаривать. И оба знали: стоит начать тот разговор, который нужен обоим, они тут же вступят на запретную территорию. Пытаясь найти хоть какую-то зацепку, Лиза отступила на шаг, окинула поручика быстрым критичным взглядом, остановилась на его правой руке.

– Ты был ранен?

– Как ты угадала?

– Алеша, я все-таки ухаживала за ранеными. У нас дома даже одно время был частный госпиталь.