Тутанхамон - Бахыш Бабаев

- Кстати, - Тутанхамон встал и взволнованно стал прохаживаться. - Мне нужны щиты. Не деревянные, а настоящие, бронзовые. И, чем больше, тем лучше.

- Сколько у тебя дружин?

- Тридцать восемь. Двадцать дружин составили добровольцы. Всего пятьдесят восемь.

Кушский царь восхищенно присвистнул.

- Дорогой Небхепрура, ты пользуешься глубокой симпатией у своих подданных. Двадцать добровольных дружин - это здорово.

- Итак, договорились? - поднялся Небхепрура.

- Иначе и быть не могло, - поклонился гость.

- Передохни и возвращайся. Время не терпит.

- Слушаю и повинуюсь. - Кушский царь попрощался и вышел.

Небхепрура вызвал слугу и дал ему поручение найти личного советника. Через несколько минут Маи появился перед фараоном.

- Почтенный Маи, я редко обращаюсь с просьбой такого рода, но мне нужна поддержка. Я так расстроен случаем с Нефертити. Что ожидает меня в этом походе? Слава или бесчестье?

В его голосе ощущалась тревога, в глазах стояла невыразимая грусть.

Маи улыбнулся. Этот молодой фараон, почти юноша, временами впадает в сентиментальность. Однако эта слабость вовсе не мешает тем сводам справедливых законов, которые он сам же провозглашает.

- Мой фараон, - ответил он, - я обращался к пифии и вот что она изрекла. Великого Небхепруру ожидает блестящая, во веки веков немеркнущая слава, сказочные богатства. Почитающий богов щедро вознаграждается ими. Ты обретешь бессмертие в этом походе.

Тутанхамон обиженно посмотрел на советника - льстит или говорит действительно то, что слышал.

- Уважаемый Маи, ты же знаешь, как я далек от тщеславия, - грустно проговорил он. - Ты единственный, к кому я отношусь с глубокой симпатией. Не льсти мне.

Маи широко улыбнулся и качнул головой.

- Ошибаешься, мой фараон. Я сказал то, что слышал. Ни больше, ни меньше... - Он запнулся.

- Договаривай, - встрепенулся фараон.

- Нет, я уже кончил, - раздумчиво произнес он, - только будь осторожен. Не доверяй особо Эйе, он лицемерен. - Маи умолчал о последнем предсказании пифии, согласно которому после победного триумфа Египет ожидают черные дни.

- Иди, Маи, иди. - Необъяснимая тоска овладевала фараоном все больше и больше. Он желал оставаться один.

Маи удалился.

Центральная городская площадь Фив была запружена многотысячной толпой. Собравшиеся ожидали конца казни. Некоторые женщины украдкой вытирали слезы, слыша стоны истязаемого. Мужчины, хмуро молчавшие, с ненавистью смотрели на двоих палачей, поочередно взмахивавших длинными палками с бронзовыми наконечниками. Впрочем, не все наблюдатели сострадали несчастному.

- Так ему, так ему...

- Насильник проклятый...

- Убивать, конечно, не стоило...

- Закон есть закон...

- Смерть развратнику...

Вездесущие босоногие мальчишки шныряли то тут, то там. Любопытств сильнее страха смерти.

- Он уже умер, - воскликнул кто-то в толпе.

Толпа забурлила.

- Где? Где?..

- Не может быть...

Грязные заросший мальчуган лет восьми-девяти давно уже наблюдал за пожилым уэбом, из-за пояса которого заманчиво выпирал краешек небольшого кошелька. Искушение было велико, и, переборов страх перед возможным наказанием, мальчуган нерешительно приблизился к его владельцу. Выждав удобный момент и воспользовавшись суматохой, он страшно закричал и, больно ткнув уэба кулачком, другой рукой виртуозно извлек намозоливший глаз кошелек.

- Ты что? - побагровел от возмущения тот.

- Больно же, - застонал мальчик, показывая ноги.

- Да пошел ты! - разозлился мужчина и подскочил, надеясь дать ему пинка. Однако мальчуган предусмотрел и эту возможность и, ловко увернувшись, задал стрекача. Тучный уэб смачно проклял оборванца и, довольный, похлопал себя по поясу. Выражение лица его тут же изменилось. Лихорадочно ощупав себя, он убедился, что нет главного.

- Держите вора! - истошно завопил он. - Украл! Ограбил! - Он бросился в ту сторону, куда убежал мальчик.

- Тридцать четыре, - опуская палку, считал палач.

- Тридцать пять, - ударил второй.

Минуты через три мальчик был найден. Пожилой уэб нанес ему несколько страшных ударов, отчего у малыша носом пошла кровь.

- Я покажу тебе! - остервенело лупя воришку, не унимался он.

Люди вокруг, наблюдавшие эту сцену, равнодушно молчали. Одним было жаль мальчика, другим - уэба.

- Сорок два, - остановился палач и наклонился над преступником. - Он уже не дышит.

Толпа ахнула и замерла.

- Сорок три, - поднял было палку второй, но первый остановил его.

- Он уже мертв.

- А мне-то что, - проговорил второй и ударил казненного. - Нужно пятьдесят, значит пятьдесят.

- Тьфу! - презрительно сплюнул первый и отошел в сторону.

- Сорок четыре, сорок пять, - продолжал второй палач, работая уже за двоих.

Внезапно послышался конский топот и через некоторое время показался небольшой отряд личных телохранителей фараона.

- Разойдись! Разойдись! - нервно выкрикивали они, очищая путь.

Вскоре появилась процессия дюжих рабов, несших на плечах крытые ярким шелком носилки. Тутанхамон приподнял занавес и велел остановиться. Носилки опустились. Молодой фараон вышел. Толпа, как по команде, попадала ниц.

- Что здесь происходит? - спросил он.

Первым поднялся пожилой уэб, подвергшийся ограблению.

Держа за руку мальчугана, все лицо которого было измазано кровью, он быстро засеменил к повелителю.

- Мой фараон, - торжественно объявил он, - вот это преступник, вор. Его надо судить.

- И что он сделал? - поинтересовался фараон.

- Украл мой кошелек.

Тутанхамон оглядел мальчика, однако промолчал.

- Чем ты занимаешься? - спросил он уэба.

- Мой дед и мой отец были мясниками. Глядя на них, я тоже стал мясником.

- Умница. Это ты его так разукрасил?

- Я.

- За своеволие я могу наказать тебя. Покажи кошелек.

Тот повиновался.

- Сколько там? - спросил Небхепрура.

- Двадцать три золотом и тридцать два серебром.

- Отдай все мальчику, - сказал фараон и отвернулся. Взгляд его упал на помост, где свершилась казнь.

Уэб недоуменно хлопал глазами, нелепо держа в руке свой кошелек. Один из телохранителей фараона дал ему пинка.

- Ты что, оглох? А ну отдай.

Пожилой уэб испуганно всучил сой кошелек мальчику, затем поспешно заковылял прочь.

- Кто? - спросил фараон, подходя к палачам.

- Насильник и убийца, - четко отвечал второй.

- Кто утвердил приговор?

- Сам верховный жрец.

Фараон осмотрел бездыханное, окровавленное тело бедного Собекмоса.

- Труп передай семье.

- Но... - попытался возразить второй палач.

- Молчать!

- Повинуюсь.

Толпа одобрительно загудела. Откуда-то вынырнула Хедеткаш и бросилась в ноги Тутанхамону, заливаясь горючими слезами.

- Мой повелитель, - умоляла она, - я не верю в злодеяние мужа. Произошла роковая ошибка, жертвой которой пал он.

- Кто этим занимался?

- Верховный жрец.

Тутанхамон мгновенно переменился в лице. И разбирал это дело Эйе, и смертный приговор вынес Эйе.

- Если вернусь из похода, займусь сам.

Женщина упала вновь и принялась целовать землю под его ногами. Фараон порывисто вскочил в паланкин, процессия тронулась.

Попрощавшись с фараоном, кушский царь направился к Эйе. Слуга преградил ему путь.

- Господин занят, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд гостя.

Царю пришлось подождать.

У Эйе в это время находились начальник столовой Ипи и начальник слуг Упнефер, выслушивающие последние наставления перед походом. Упнеферу, в частности, предписывалось обеспечение людьми. Ипи - продовольствие. Обсуждали и новый указ Небхепруры, который, к всеобщему одобрению, затушевывал предыдущий. Как-то на днях фараон сам отказался от бульона и потребовал мяса. Его в царской кухне не оказалось, поэтому Ипи пришлось съездить на рынок. После этого Тутанхамон поправил свое новшество - и мясо и кости отныне стали употреблять все - и простолюдины и придворные сановники.

Наконец Эйе встал. Встали и подчиненные.

- Ипи, ты свободен, а ты останься.

Когда Ипи вышел, плотно прикрыв за собой дверь, Эйе улыбнулся Упнеферу, нетерпеливо порывающемуся выйти.

- Поздравляю тебя. Меритамон интересная женщина.

Упнефер слегка покраснел и отвел глаза.

- Что ты? - удивился Эйе.

- Она вчера сказала, что зря за меня вышла замуж.

- Чего это вдруг?

- Говорит, ты женился на мне потому, что хочешь упрочить свое положение.

- Женщины глупы, - махнул рукой Эйе. - А она тебя любит?

- По-моему даже больше, чем я её, - похвастался Упнефер, и глаза его засверкали недобрым светом.

- Отлично. Женщина должна любить больше. Это её святой долг. Любить и ждать - главные заповеди.

Вошел слуга и низко поклонился.

- Уже полчаса дожидается царь Куша.

- Куша? - оживился Эйе. - Что же ты не впустил его?

- Господин, ты же сам велел никого не впускать.

- Хорошо, пригласи его.