Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рудольф захохотал.
— Ну вы просто уморите меня своими замечаниями сегодня. А ведь такой серьёзный разговор… «Независимые». Вы не могли придумать что-нибудь менее вызывающее? В мире, где всё зависит от долларов, — «Независимые»! О вас подумают, что вы или дети, или нахальные остряки-циники! Не хочу причинять вам боль, Андрей, но из этой вашей затеи ничего не выйдет. Рано или поздно вы это сами увидите, так уж лучше будьте готовы.
— Хм, странно. В Америке так много денег. Что стоит создать журнал…
— Много денег! Смотря у кого и на что. Вы, в общем, затронули интересную тему. Что нам делать с вашими диссидентами? Любопытная проблема. Денег в Америке, конечно, много, но имейте в виду, что у нас есть миллионы, десятки миллионов, живущих, как звери, в трущобах, на социальное пособие, которое даётся только потому, что иначе они будут резать и отстреливать всех и вся на своём пути, ибо им нечего будет терять. Я уже не говорю о безработных — эти ещё элита по сравнению с этим морем презираемых. Но диссидентам мы будем платить. Не всем, но многим.
— Вы хотите их использовать?
— Дорогой мой, а для чего же они ещё нужны? Но мы подойдём дифференцированно.
Первая категория — это как раз такие, как вы. Нонконформисты в искусстве. Не политические диссиденты. Им — ничего, и по вполне разумным и, надо сказать, уважительным причинам. В наши планы не входит беречь и сохранять русскую культуру и литературу, так что пусть барахтаются, как могут, у нас и так достаточно неприятностей.
Вторая категория — страдальцы, борцы, часто из тюрем. Те, которые настолько пропитаны ненавистью, что готовы забросать бомбами родной город. Фанатики, одним словом. Забавный материал. Ими очень легко манипулировать. Но держать их надо на привязи; ненависть — страшная сила, и её необходимо контролировать.
Третий случай — борцы за справедливость. Искренние идиоты, иными словами — идеалисты. Такими манипулировать легче всего. К сожалению, эти — почти всегда бездарности, за редким исключением. Работают за «правду». Но, поскольку мы умеем правду превращать в ложь, это весьма удобный вариант. Платить можно мало, гроши. Мы не доверяем идеям — ибо убеждения у людей могут меняться. Да у нас и нет идей, кроме идеи эгоизма. Мы верим только в тех, кто служит или предаёт за деньги. Такой пафос. Главная проблема для таких людей — конкуренция; им во что бы то ни стало нужно выбиться, как вы это говорите, в люди. А в люди выбиться нелегко. Но представьте: солдаты, умирающие во имя «эгоизма».
Андрей вновь поразился русскому языку Рудольфа и его русским интонациям. И вместе с тем «нерусскости».
— Четвёртый вариант — писатель, — продолжал между тем «Мефистофель». — Извините, диссидентский писатель. Писатель-политик. Самый сложный для нас вариант. К тому же слишком много индивидуальных особенностей. Увы, деньги здесь не всегда главный козырь. Хотя, между нами говоря, существенный. Но всё-таки основная линия — тщеславие. Вы, конечно, понимаете, дорогой мой, что это просто козырной туз в наших руках. Единственная опасность — большой талант. — Тут Андрей впервые за весь этот разговор засмеялся. — Потому что тогда всё устраняется, даже тщеславие. Но нам нужен не талант, а талантик. Очень-очень маленький. Слава богу, среди них подавляющее большинство именно таких. Тогда всё просто. Свободно-продажная пресса напишет всё что угодно. Мелкий талантик превратится в эдакий синтез Толстого, Данте и Пушкина. Бумага терпит всё. Тщеславие превратит их в слабоумных. А мы будем только дёргать за ниточку. Техника этого элементарна. Но платить будем много.
Пятый вариант — самый нейтральный. Тот, кто на реальном подсознательном уровне работает на деньги или на нас, а на уровне сознания уверяет себя, что работает на «справедливость», на «правду». С ними легко. Платим мало или средне.
Шестой случай — кто работает на «нас». Во всяком случае, считают так. Но весь вопрос в том, кто «мы»? В последнем-то счёте?
И Рудольф тут так великолепно подмигнул Андрею, что тот окончательно растерялся и не знал даже, что сказать. Всё-таки собрался:
— Это уж вам виднее, кто «вы», — сказал он. — Что до меня, то я в этом ничего не понимаю. Конечно, можно сказать, как говорят многие: Америка — это диктатура богатых, банков, большого бизнеса… Но это знают и младенцы. Демократия и свобода — просто цирк для слабоумных. Я это вижу воочию.
— Ну конечно, это так, как вы говорите, — улыбнулся Рудольф. — Но я же говорил о более глубоком, почти неземном уровне… Вы не совсем искренни со мной, мой друг. В отличие от меня.
— Ну и ну, — вздохнул Андрей. — От вашей искренности веет холодом ада. Избави Бог от такого.
И он выпил целый фужер вина. Потом произнёс:
— Кроме того, я не забываю, что то, что здесь происходит, — эксперимент. Вы сами это сказали.
— О да. Но не в смысле лжи. Эксперимент правды. Это действительно самый страшный эксперимент и самый редкий к тому же. Лучше остановимся на полпути и выпьем. А?
— Давайте.
Выпили, помолчали.
— Какие же ещё есть варианты? — спросил Андрей.
— А… — Рудольф вдруг с отвращением махнул рукой. — Есть, конечно, и другие. Но наш общий принцип таков: скажем символически — у врага или, извините, у соседа по планете горит лес. В каком-то регионе. Допустим. И это правда. Но нам надо использовать эту правду не так, чтобы потушить огонь, а чтобы уничтожить соседа. Иногда полезны в этом правдоискатели (с территории соседа). Но это только один уровень. Есть и пострашней, — добавил он довольно сухо.
— А вы не учитываете, — вдруг спросил Андрей, совсем уже внутри себя потерявший контроль, но не внешне, — что среди этих диссидентов вдруг найдётся такой, который поднимет бунт против вас?
Тут Рудольф, как это ни парадоксально, опять расхохотался.
— Андрюша, пусть немногие и поймут все тонкости, пусть скрежещут зубами, пусть даже поплачут, а всё равно делать будут то, что нам нужно. Дело в том, что бунт для нас даже полезен. Мы это используем, правда, больше по отношению к своей интеллигенции. Конечно, контролируемый бунт. Мы умеем всё контролировать. У наших «бунтарей» 60-х годов неплохие счета в банке. Но главное всё-таки в психологии. Надо дать людям возможность порой поплакаться на своих хозяев. Это как отдушина. ЦРУ даже поощряет анекдоты про ЦРУ.
— О, ЦРУ! Некоторые из наших эмигрантов считают, что это очень гуманная организация.
— Вне всякого сомнения. Христос, Будда, Альберт Швейцер и Ромен Роллан должны
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Генрих IV - Василий Балакин - Биографии и Мемуары
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Андрей Платонов - Алексей Варламов - Биографии и Мемуары
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Душа болит - Александр Туркин - Русская классическая проза