Нужный (СИ) - Руслан Ряфатевич Агишев

просто кого-то прикрывает. Специально отвлекает внимание на себя. Мол, смотрите, это именно моя кровь, а не еще чья-то. Просто гениальная комбинация, позволяющая совершенно спокойно растить юнца среди благородных…

Директор вновь приготовился с головой нырнуть в хитросплетениедворянских родословных и запутанных генеалогических связей между знатными родами империи, как вдруг услышал нечто необычное. В церемонии награждения, похоже, случилась небольшая заминка.

— … А теперь, когда высочайший приветственный адрес Его императорского Величества зачитан и награды вручены, позвольте сказать еще кое-что, — заместитель министра просвещения и общественного призрения потряс руками, привлекая всеобщее внимание. — Позвольте мне напомнить некоторые положения имперского статута Почетного знака Святой Ольги. Награждение почетным знаком, согласно статуту, влечет за собой возможность получения личного дворянства для подданного неблагородного сословия. По ходатайству, поданному на высочайшее имя Его императорского Величества…

Остальное Доброблюбов, собственно, как и остальные, присутствующие, уже не слушал. В зале начал нарастать глухой шум, в котором отчетливо звучали нотки бушующей морской волны и ее ударов о берег.

* * *

Что в этот самый момент испытывал Рафи было сложно передать. В душе бушевала какая-то адская горчично-шоколадная смесь, которая наполняла его одновременно и невероятным удивлением, и жутким стыдом. Ведь, его награждали за спасение людей во время пожара, который он же сам начал. Пусть не специально и для своего спасения, но это совершенно не умоляло его вины.

И одному только Богу было известно, каких ему сил стоило держать на лице каменное выражение. Хотелось во весь голос материться, склоняя все и вся через всевозможные колена и коленца.

— Мать его, две медали и дворянство огреб за поджог, — еле слышно пробормотал парень, до сих пор не веря, что это происходит именно с ним. — Охренеть.

Но к концу торжественного мероприятия Рафи все же удалось «подальше» затолкать все эти моральные терзания. Договорился сам с собой. Святым он и раньше не был. Сейчас же, когда на кону стояла его жизнь, нравственные терзания следовало выбросить на мусорку и забыть о них, как страшный сон.

— Я их всех спас, и это главное, — буркнул он сам себе. — Остальное не важно.

Удовлетворенно хмыкнув этим мыслям, парень пошел к выходу из зала. Его награждение внесло знатную сумятицу в этот день, отчего занятия было отменены, а гимназистов отпустили домой. Вот он и не стал задерживаться. Успеет еще со всеми познакомиться. И так уже такого наворотил, что дай Бог разгрести.

Спустился по широкой мраморной лестнице и оказался перед длинным коридором, а по совместительству зимним садом, заполненным разнообразными тропическими растениями. Сделал несколько шагов и замер, с не понимаем оглядываясь по сторонам. Как-то подозрительно здесь было. Пусть занятий и не было, но здесь всегда бродили парочки и прятались в зелени одинокие особы с тоскливыми глазами. И. естественно, он подумал о плохом.

— Похоже, блондинчик решил со мной разобраться, — задумчиво прошептал Рафи, внимательно вглядываясь в ближайший папоротник в огромной кадушке, раскинувшийся на несколько метров в стороны. — Черт, в самый же первый день вляпаться в такое… А это еще что такое?

Ему что-то послышалось. Затаив дыхание, парень прислушался. Точно! Кто-то плакал. Тихо-тихо, едва сдерживая рыдания.

— Что это еще такое? — Рафи заглянул за папоротник, раздвигая огромные листья в стороны. — Где же ты? Эй, кто здесь?

Сделал еще несколько шагов вперед, направляясь к следующему растению, настоящему монстру метров шесть — семь в ширину.

— Хм…

А вот здесь его ждал еще один сюрприз, к счастью, приятный.

Прямо за исполинской кадкой, спрятавшись от всех, сидела девушка, и тихо плакала. Ее худенькие плечики подрагивали, а кулачки то и дело вытирали слезы.

— Ты чего? — тихо, чтобы не напугать девчонку, спросил Рафи. — Обидел кто-то?

Та тут же вздрогнула и затихла, как мышка. Через какое-то время осторожно подняла голову.

— Ты, ты, ты… — на Рафи уставился девичий взгляд, в котором было столько удивления, надежды и радости, что у него ком в горле встал. — Ты…

И тут паренек заметил подозрительно знакомые рыжие кудряшки с премилыми веснушками, густо покрывавшими лоб и щеки.

— Лиза? — Рафи, наконец, узнал спасенную им когда-то девушку, оказавшеюся к тому же дочерью самого Мирского, главы Отдельного жандармского корпуса. — Вот это сюрприз! Ты чего здесь делаешь? От кого прячешься?

Улыбка, только что озарявшее ее лицо, мгновенно исчезла. И следа не осталось, словно ничего и не было. Она снова насупилась, нахохлилась, как воробушек под дождем.

— Рассказывай, — севший рядом, Рафи грустно улыбнулся. Она так сильно ему сейчас напомнила его сестренку, что у него даже сердце защемило. — Не бойся, — рукой накрыл ее узкую ладошку, которая даже не попыталась при этом вырваться из «плена». — Я помогу.

Лиза некоторое время внимательно смотрела в его глаза, вызывая у парня сильное чувство нежности. Ему жутко захотелось обнять ее, закрыв собой от всех опасностей этого мира.

— Верю… — тихо прошептала она, подвинувшись к нему поближе. — Я… Я сегодня первый день в гимназии… Хотела со всеми познакомиться, подружиться, — ее голос задрожал, а в глазах показались слезы. — Принесла коробочку монпасье с марципаном… Думала угостить… А они… они даже говорить со мной не стали, — все же не сдержалась и слезы снова потекли по ее щекам. — Я подхожу, а они отворачиваются. Спрашиваю, а они молчат, ничего не говорят…

Удивление, с которым Рафи слушал ее, быстро сменилось на злость. До него уже дошло, о чем таком рассказывала Елизавета. Слышал уже об этом развлечении богатеньких гимназистов, которое называлось то ли загнать, то ли задрать овечку. Самым шиком у них считалось довести ничего не подозревающую жертву до умопомешательства и не попасться при этом.

— Значит, с тобой ни разу не заговорили. Отворачивались, едва ты подходили. Молчали, когда пыталась заговорить. И отворачивали глаза, если смотрела на них, — девушка всякий раз кивала. Мол, все обстояло именно так. — Понятно… А теперь посмотри на меня. Ты мне веришь?

Пронзительный девичий взгляд снова уставился прямо ему в душу, словно выворачивая всего его наизнанку.

— Верю…

— Тогда, вытри слезы и, вообще, забудь о слезах. Много чести для этих подонков.

Глава 5

* * *

Мирский заехал домой пообедать со службы. Благо проживал почти на Варшавском проспекте, откуда до здания Главного жандармского управления столицы было рукой подать. Немного освежившись, мужчина как раз прошел в столовую.

— Право слово, занимательная картина, — проходя у больших окон, выходящих на широкий проспект, его взгляд вдруг зацепился за весьма необычное зрелище. В удивлении качнув головой, он подошел ближе к окну и раздвинул тяжелую шелковую штору. — Надо же…

На улице в этот самый момент,