Репетиция конца света - Елена Арсеньева

– Козлы деловые, людей из себя строят!

Алена перешла дорогу, невольно улыбаясь и вспоминая бессмертную комедию Грибоедова «Горе от ума»: «От головы до пяток на всех московских есть особый отпечаток!»

Может быть, Михаил поступил с ней так именно потому, что он все же был москвич – от головы до этих самых пяток? И никак не желал сделаться нижегородцем, окончательно осесть в чужом городе, хотя там была трехкомнатная «сталинка» и масса возможностей для работы журналисту такого уровня, каким был Михаил, а в Москве – чужая комната и только случайные заработки там и сям?

«Не думай, – почти взмолилась Алена. – Не думай о нем хотя бы сейчас!»

Если будет думать – будет плакать. А сил и так нет. Если сейчас опять предаться страданиям, только и останется, что свернуться клубочком у крыльца Центрального телеграфа, словно она собачонка, выгнанная из дому хозяином. А почему бы не задуматься о том, что судьба неожиданно дала ей шанс? Михаил пробудет в Болгарии до десятого января. Мало ли что произойдет за это время? Какая бы раскаленная игла ни ткнула его в сердце и ни заставила сделать то, что он сделал, может быть, он спохватится и поймет, что ему не жить без Алены?

Он вернется, не может не вернуться!

Ей надо набраться терпения и подождать. Просто подождать. Дожить до десятого января. А чтобы дожить, надо все-таки поесть.

Она вошла в теплую, сверкающую, разноцветно и весело украшенную стекляшку «Макдоналдса» и подумала, что нету, конечно, места лучше, чем это, для снятия стрессов, настолько здесь все легковесно, забавно, незначительно, от качества еды до улыбок, приклеенных к лицам продавцов.

А вот к ее собственному лицу улыбка никак не желала приклеиваться. Алена не сомневалась, что физиономия у нее самая что ни на есть унылая, никак не соответствующая царящему вокруг лихорадочному предпраздничному веселью. И, не желая раздражать сидящих вокруг своим тоскливым видом, а главное – самой раздражаться от зрелища равнодушно жующих рож, она устроилась спиной к залу и лицом к окну, выходящему на стену Центрального телеграфа.

Глотнула горячего кофе – вернее, того напитка, который называли кофе в «Макдоналдсе», откусила кусок котлеты – вернее, того продукта, который называли здесь котлетой, – и подумала, что если все-таки она выживет, а Михаил так и не вернется, то вся жизнь ее будет не чем иным, как суррогатом. Подобием жизни. В пластиковом стаканчике – всего лишь суррогат кофе, между половинками псевдобулочки – суррогат мяса, а в бумажном пакете – пузырчатый, ненастоящий какой-то пирожок с суррогатом вишни...

Не думать!

Жевала, глядя на рекламные щиты, закрывшие окна Центрального телеграфа. Вот девица с прилизанной, словно бы облысевшей головой. На затылке – тоненькая-претоненькая косичка. И надпись: «Все для ваших волос». Оказывается, это реклама шампуня. Ничего себе! Помоешь голову средством под названием «Косметика 36 и 6» – и немедленно облысеешь, как эта несчастная девица.

В соседнем окне физиономия пухлощекого младенца с надувным розовым сердечком вместо рта. «Все для вашего малыша». Рядом – сплошь зеленый плакат и надпись: «Все для вашего тела».

Вот так, да?.. То есть это реклама косметических средств для мутантов?

Слишком сложно для бедной провинциалки! Алена отвела глаза от рекламы и увидела какого-то парня в кожаной куртке, который стоял напротив, за стеклом, и буквально пожирал ее взглядом.

А может, вовсе не ее. Может, тот последний кусочек биг-мака, который она как раз в эту минуту отправила в рот.

Перехватив удивленный взгляд Алены, парень угрюмо отвернулся и медленно пошел вдоль длинного ряда сияющих окон.

Она запила биг-мак кофе и распаковала пирожок, вспоминая, с какой ненавистью таращился на нее этот тип. По виду он из тех, кто покупает жареные беляши и чебуреки у уличных торговок. Говорят, в те беляши чуть ли не собачатину кладут! Небось парень в черной куртке считает Алену ужасной буржуйкой и ненавидит за то, что она ест дорогую американскую еду.

Ну и дурак, нашел чему завидовать! Жареный беляш в Москве и биг-мак где-нибудь в Париже – одинаково презираемая еда, так что всю силу его классовой ненависти следовало бы направить на обитателей всяких там «Савоев», «Метрополей» и разных прочих несусветных заведений.

Пирожок, пирожок... ну-ка, съешь меня, дружок!

Алена откусила кусочек пузырящегося теста – и ахнула, когда произведение американской кулинарии вдруг переломилось в ее руках надвое и покрыло веселенькими пятнами серый свитерок.

Она тупо продолжала жевать, держа пирог в одной руке, а другой оттягивая свитер от груди – начинка была не только яркой, но и очень горячей. Потом спохватилась, схватила салфетку и принялась вытирать свитер. К счастью, он был не чисто шерстяной, вернее, совсем даже не шерстяной, а связанный из толстой, блестящей вискозной нити. Но все равно – ультрарозовые пятна выделялись отчетливо, слишком даже отчетливо. «Да что же у них за пирожки такие дырявые?!» – возмущенно подумала Алена. И вдруг вспомнила хрестоматийную историю о какой-то американке, которая обожглась в «Макдоналдсе» кофе и высудила у компании два миллиона за то, что напиток был слишком горячим.

А не подойти ли сейчас к стойке и не покачать ли права? Два миллиона Алене очень даже бы не помешали. Да и любая, пусть менее значительная сумма. Она могла бы перехватить в каком-нибудь агентстве горящую путевку в Болгарию и...

И что? Разыскивать там любимого мужа? Шатаясь по городам и весям, словно Диоген, днем с фонарем? Болгария, конечно, страна маленькая, однако найти там Михаила так же реально, как... как высудить два миллиона баксов за испорченный свитерок.

Опять же, пока она будет качать права, вишневая начинка сроднится с вискозой так, что разлучить их потом окажется совершенно невозможно. А свитерок красивый, бесподобно идет к Алениным серым глазам. И, учитывая, что качание прав определенно кончится ничем, не лучше ли заняться более перспективным делом?

Алена глотнула напоследок остывшего кофе, подхватила со стула тулупчик, сумку и ринулась со всех ног в туалет, расположенный в подвале. Минуя вход, она с трудом пробилась сквозь ватагу любителей биг-маков, именно в это мгновение ввалившуюся в ресторан. А в туалете, к ее изумлению, не было ни души. Ничтоже сумняшеся Алена стащила свитер и принялась замывать пятна под струей прохладной воды.

В это самое мгновение парень в черной куртке – тот самый, что разглядывал Алену через окно, – вырвался из толпы, собравшейся у входа, подошел к ее столику и разочарованно уставился на пустой стул и пустой поднос. Огляделся... Да разве можно что-нибудь рассмотреть в этой толчее! Неужели эта сучка ушла именно в ту минуту, когда он вошел? То есть они так по-глупому разминулись?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});