Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич

Люди запрыгивали на ходу, держались за поручни, облепляли небольшой вагончик спереди и сзади, рискуя жизнью — пусть даже скорость была невелика, но кто даст гарантию, что не сорвёшься и не попадёшь под колёса проезжающей машины или копыта ломовой лошади?

Вагон не отапливался, в нём было прохладно, чувствовалась сырость, но ведь лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Не знаю, каким образом Катя догадалась, что пора выходить. Она всю дорогу простояла, уткнувшись носом в мой пиджак, а остановки не объявлялись.

Мы оказались на мостовой. Дождь больше не лил как из ведра, только слегка моросил.

— Куда идти? — спросил я, озираясь.

— Тут недалеко, — ответила Катя и потащила за собой.

Я поднял воротник пиджака, способ согреться скорее символический, чем действенный.

Мы нырнули в одну арку, пропетляли среди колодцев, потом оказались у чёрного хода внешне непримечательного шестиэтажного дома с обшарпанными стенами, где местами штукатурка обсыпалась и явила под собой потрескавшийся кирпич.

Я честно пытался запомнить путь, но потом сдался — весь этот лабиринт обветшавших зданий никак не желал укладываться в голове. Надо будет самому поискать выходы через центральные улицы, авось тогда не буду блудить.

— Какой этаж? — поинтересовался я.

— Четвёртый. Вон там, — показала Катя, вскинув подбородок, — наши окна. Да, ты ничему не удивляйся. Нам здесь выделили жилплощадь от военшколы, дали комнату в квартире, где раньше жил какой-то стряпчий. Говорят, он подался в эмиграцию, живёт не то в Париже, не то в Берлине. Дом национализировали, прежних жильцов уплотнили. Пусть комната одна, зато большая и светлая, а ещё в ней есть печка. Военшкола выписывает нам дрова, так что зимой не мёрзнем, — улыбнулась Катя.

Я понимающе кивнул. Катю с мужем поселили в коммуналке. Так сейчас живёт почти вся страна, вернее — её городская часть.

В прошлом наша семья несколько лет провела в коммуналке, пока отцу не выделили квартиру. А до этого помню и общую кухню с несколькими газовыми плитами и график дежурств в уборной и душе.

С соседями нам повезло, мы дружили, проводили праздники вместе, отмечали дни рождения, ездили на природу, ходили на демонстрации.

Быть может, время щадит нас. Мы забываем плохое, в памяти остаются лишь самые хорошие моменты, но почему-то мне кажется, что это был не самый плохой период моего детства.

Хоть убей — не могу припомнить пьяных драк, склок и прочих дрязг. Как-то уживались, проявляли деликатность, при этом, как в деревне, все знали обо всех.

Было что-то доброе и очень тёплое. Хотя… наверное, меня просто охватил приступ ностальгии по моему детству.

Мы вышли на лестницу, поднялись на четвёртый этаж и оказались на широкой площадке где друг напротив друга словно зеркальные отображения находились две массивные двери. На каждой имелась кнопка звонка и табличка с надписью кому из жильцов сколько раз звонить.

Катя поймала мой взгляд и ответила на невысказанный вопрос:

— Нам повезло — легко запомнить. Быстровы: четвёртый этаж — четыре звонка.

— Действительно, просто, — усмехнулся я. — Как с соседями? Повезло?

Она пожала плечами.

— Грех жаловаться. Нормальные соседи. Когда мужа арестовали, все приходили и поддерживали меня, очень сочувствовали. Даже подарили солёных огурцов.

Ключ, в отличие от моей общаги, под ковриком не держали. Катя брала его с собой. Она открыла общую дверь.

— Проходи.

— Только после тебя.

Сестра не стала спорить. Вошла первой, а я придержал дверь.

— Дверь запирать не надо, она сама захлопывается, — предупредила Катя. — Только, пожалуйста, не грохай. У меня один сосед работает сторожем — он постоянно дежурит по ночам и не любит, если его будят после смены.

— Сам такой, — понимающе кивнул я. — Сон — дело святое.

Мы крадучись прошли почти до конца коридора.

— Вот наша комната. — сказала Катя. — Посмотришь, как мы живём.

— Жду с нетерпением, — улыбнулся я.

— Обувь не снимай, я уехала в страшной спешке, не успела подмести и помыть пол.

— Боишься, что я натопчу тебе грязными портянками, — пошутил я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Судя по улыбке Кати, эта шутка ещё не успела обрасти бородой.

— Вуаля, — сказала она, отпирая дверь.

Я не ожидал увидеть роскошные апартаменты, время, место и обстоятельства не располагали к такому.

Но Кате удалось обойтись минимумом средств, чтобы сделать комнату уютной, а этот уют складывался из многих, зачастую мелких и не сразу различимых вещей: здесь подобранные в цвет обоям занавесочки, тут аккуратно заправленная кровать и клетчатый плед на диване, дорожка на полу, салфеточки на столе, какие-то вязаные штучки и прочие-прочие вроде бы мелочи, но как же они преображали это место!

— Ты молодчина, сестра! — сказал я. — У тебя здесь просто здорово! Завидую твоему мужу.

Катя улыбнулась.

— Приятно слышать от тебя, Жора, такие слова. Я боялась, что ты назовёшь мои старания пошлым мещанством.

— Ты плохо обо мне думаешь, сестрёнка.

— Так! — опомнилась Катя. — Только что хвасталась, какая я хозяйка, и совсем забыла, что гостя надо покормить и переодеть: ты ведь до нитки промок.

— С тебя самой вода течёт, — заметил я.

— Ничего страшного! С собой я как-нибудь разберусь.

— Вот и разбирайся. А я — не сахарный, не растаю.

— Ладно. Я уже поняла — тебя не переспоришь. Погоди минутку.

Сестра открыла створки шифоньера, задумчиво постояла перед ним, а потом достала несколько вещей и спряталась от меня за шторкой. И пусть сквозь неё ничего не было видно, я всё равно деликатно отвернулся. Зачем смущать сестру?

После того, как Катя переоделась — теперь на ней был домашний халат, она снова распахнула шифоньер и стала перебирать висевшие на «плечиках» вещи.

— Кажется, это будет тебе в самый раз, — наконец, определилась она.

— По-моему, это перебор, — присвистнул я. — Так одеваются преуспевающие адвокаты или профессора.

— Ничего страшного, тебе пойдёт! — затараторила она. — Сейчас ещё с обувью что-нибудь придумаем. Этот костюм-тройка явно плохо сочетается с твоими сапожищами. Вот! — Катя извлекла из недр шкафа нечто сверкающее лаком. — Ну-ка примерь.

— Что, на голые ноги? — хмыкнул я.

— Почему! — обиделась Катя. — Я дам тебе носки.

Поскольку резинку в носках ещё не изобрели, крепился этот предмет мужского гардероба на своеобразных подтяжках. Мне ещё ни разу не приходилось иметь с такими дело, и если бы не помощь Кати, не знаю, сколько бы с ними провозился.

— Это тебе не портянки наматывать, — с усмешкой подколола меня сестра.

Я улыбнулся.

— Схожу на кухню — посмотрю, что можно придумать на обед, а ты пока переодевайся, — велела Катя.

— Слушаюсь и повинуюсь! — откозырял я.

Катя вышла.

Я переоделся и критически осмотрел себя в зеркале, висевшем на двери шкафа. Из него на меня глядел чересчур важный и лощёный тип. Добавить шляпу-котелок, взять в руки тросточку и буду выглядеть словно карикатура буржуина из «Окон РОСТА» или свежего номера журнала «Крокодил».

Послышалась неприятная трель электрического звонка — будто включили бор-машину. Один, два, три, четыре…

Странно, кого это ещё принесло?

Скрежет отпираемого изнутри звонка — это Катя пошла открывать незваным гостям.

Я прислушался. В комнату доносились лишь отдельные фразы, смысла я не мог понять, было ясно одно: разговор вёлся на повышенных тонах.

Дверь распахнулась, вошла Катя. Её плечи вздрагивали, на глазах застыли слёзы.

— Катя, что случилось? — с тревогой спросил я.

— Они… они, — глотая слёзы, заговорила он, — пришли, чтобы сказать: у меня есть два дня на сбор вещей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что это значит? — не сообразил я.

— Нас с Сашей выселяют из квартиры.

Глава 9

— Та-а-ак, — с шумом выдохнув, произнёс я. — Они уже ушли?

— Нет, — всхлипнула Катя. — Сидят на кухне, хотят, чтобы я показала им все бумаги на жильё, ждут…