Городской тариф - Александра Маринина

Пауза затягивалась и становилась неприличной. Большаков смотрел на подполковника Каменскую, подполковник Каменская смотрела на царапины, и ничего не происходило. Наконец в кабинете прозвучало:

- Анастасия Павловна, вы нужны мне. Вы нужны отделу. Пожалуйста, я прошу вас, останьтесь и помогите мне. Без вас и Короткова я просто не справлюсь.

И она сдалась.

- Мне нужно звание полковника и возможность защитить диссертацию, - холодно произнесла Настя.

- Я сегодня же напишу представление о назначении вас старшим оперуполномоченным по особо важным делам. На этой должности потолок подполковник, но можно ходатайствовать о присвоении звания полковника за особые заслуги. И у вас будет столько свободных дней, сколько вам нужно, вплоть до самой защиты. Я эту процедуру проходил, так что знаю, сколько беготни и хлопот она требует.

- Короткову нужна квартира, хотя бы самая маленькая. Он уже двадцать лет стоит в очереди на жилье. У него сын вырос, жениться собрался.

- Я понял. Что насчет Лесникова?

- Если только вашим замом. У вас же два заместителя, но на одной должности Коротков, вторая тоже занята.

- Она будет свободна, если Игорь Валентинович будет готов вернуться.

Вот это размах! Просто-таки раздача слонов. Откуда у него такая уверенность, что он выбьет квартиру для Юрки и освободит должность для Игоря? На ней, между прочим, живой человек сидит, правда, поганенький, бестолковенький, Афонин протеже, но куда ж его девать? Впрочем, это не ее дело, Большаков задал вопрос и получил ответ, а уж что ему с этим ответом делать - пусть у него голова болит.

- А как со списком? Вы готовы его составить?

Она кивнула, и Константин Георгиевич протянул ей листок бумаги и ручку. Много времени Насте не потребовалось, по-настоящему толковых, преданных делу и готовых учиться ребят в отделе было меньше, чем пальцев на одной руке, и первым среди них шел, конечно же, Сережка Зарубин.

Большаков внимательно прочел составленный список и усмехнулся:

- Негусто.

- За этих я могу ручаться, остальных знаю хуже. Наверняка Коротков даст вам более полную информацию.

- Да, конечно, - Большаков рассеянно кивнул. - Я могу рассчитывать, что вы позвоните Лесникову?

- Позвоню.

- А Гордееву?

- Тоже позвоню.

- Тогда все, - он широко улыбнулся. - Спасибо, Анастасия Павловна.

Настя вышла из кабинета начальника и, не заходя к себе, кинулась к Короткову. Юра с озабоченным видом разговаривал по телефону, одной рукой держа трубку, другой роясь в сейфе. Увидев Настю, он кивнул и указал глазами на стул, мол, садись и жди. Но ждать не было мочи, и она принялась бессмысленно суетиться, наливать воду в чайник, доставать чашки и банку с кофе, чтобы хоть чем-то себя занять. Наконец Коротков закончил разговор и швырнул трубку на стол.

- Придурки, - зло проворчал он. - Покоя от них нет. А ты что такая взъерошенная?

- Со мной новый шеф беседу проводил.

- Да ну? И что? Как он?

- Юр, я ничего не поняла, - честно призналась она. - Или он очень хитрый, или нам фантастически повезло. Юра, я ему сказала, что тебе нужна квартира, и он обещал сделать все, что можно. Ты представляешь?

- Чего-о-о?! - взревел Коротков. - Чего он тебе пообещал?!

- Что слышал, то и пообещал. Он спросил, что нужно сделать, чтобы ты не ушел из отдела, и я сказала, что ты двадцать лет стоял в очереди на квартиру и так и не дождался, а теперь у тебя сын вырос, и если он хочет, чтобы ты почувствовал, что все было не зря и тебя здесь ценят и тобой дорожат, то тебе нужно эту квартиру дать. Что тут непонятного?

- Та-ак, - протянул он. - А тебе он что пообещал, этот добрый волшебник? Какую золотую горку?

- Должность важняка, звание на одно выше «потолка» и свободные дни для беготни с диссертацией.

- А зачем?

- Не знаю, - она пожала плечами. - Якобы он хочет сохранить и приумножить наш упавший потенциал и вернуть нам былую славу, как было при Колобке. Ты в это веришь?

- Я? Нет.

- И я не верю. Но я не могу придумать, зачем ему все это нужно. Ты, Юра, еще не все знаешь.

- Господи! - он в ужасе схватился за голову. - Что еще?

- Он спрашивал, что нужно сделать, чтобы Игоря Лесникова вернуть.

- Ни фига себе…

- Вот именно.

- И что ты ответила?

- Что нужно освободить должность второго зама. На меньшее Игорек не согласится, у него и в министерстве должность хорошая. Но и это еще не все.

- Ладно, добивай, чего уж там.

- Он просил познакомить его с Колобком, якобы он хочет, чтобы Колобок стал его наставником и советчиком в нелегком деле руководства нами. Ну, каково?

- Врешь? - недоверчиво переспросил Юра.

- Да как бог свят! Просил, чтобы мы с тобой за него перед Колобком походатайствовали. Юра, он ведет какую-то мощную игру, в которой я не могу разобраться. Тут в чем-то большая подстава, но я никак не пойму, в чем именно.

Коротков задумчиво посозерцал потолок и глубокомысленно произнес:

- Да, мать, кажется, мы с тобой попали. Причем по-крупному. Может, нам пора валить отсюда, пока нам головы не снесли, а?

- Решай сам. Как ты скажешь, так и сделаем.

- Или побарахтаемся еще чуток? - задумчиво продолжал Юра. - Поиграем с ним в его игру.

- Так мы же правил не знаем, - возразила Настя. - Как играть, когда правила неизвестны?

- Ну уж как-нибудь. Мы с тобой старые сыскные собаки или кто? Мы и без правил сыграем с этим щенком. Зелен он еще на нас с тобой пасть разевать.

- Он очень умный, Юрка. Он еще пятнадцать лет назад был умнее всех своих сокурсников, вместе взятых. Я его вспомнила, я в его группе занятия вела.

- Умный, говоришь? - хмыкнул Коротков. - Ну и ладно. Умному и проиграть не стыдно. Ты чего сидишь-то без дела? Ты давай кофе наливай, чайник уж вскипел давно.

Настя едва успела разлить кипяток по чашкам, как тренькнул внутренний телефон.

- Иду, Константин Георгиевич, - коротко ответил Юра в трубку.

Попили кофейку, называется…

***

Евгений Леонардович Ионов всегда боялся старости. Вот сколько себя помнил, столько и боялся. В его роду было много долгожителей, одна из прабабушек умерла, когда ему было пятнадцать, вторую он хоронил в двадцать два года. Прадедушки жили чуть поменьше, но все равно он застал в живых обоих и хорошо их помнил. Помнил их старческую беспомощность, слабость, зависимость от детей и внуков, которые должны были ухаживать за ними, терпеть их забывчивость, неопрятность и сенильное слабоумие, в простонародье именуемое старческим маразмом. Помнил, как шушукались взрослые, обреченно вздыхали и ссорились между собой, выясняя, кому ехать в отпуск, а кому оставаться ухаживать за стариками. Он много всякого помнил, и из этих воспоминаний выросло твердое убеждение, что он ни за что на свете не хотел бы оказаться в таком положении, когда уход за ним, даже просто присутствие рядом с ним станет его родным в тягость и они, пусть и не признаваясь в этом, станут с нетерпением ждать, когда же он их наконец освободит от всех этих мучительных и обременительных забот.

Он понял, что помочь могут только деньги. Он не будет заставлять детей и внуков ухаживать за собой, он будет жить один, обязательно один, наймет сиделку, домработницу, кого там еще надо, и в его доме всегда будет чисто, будет пахнуть хорошим свежесваренным кофе и пышными сладкими булочками, и сам он, чисто выбритый, с вымытыми волосами, в брюках, наглаженной сорочке и домашней шелковой куртке, интеллектуально сохранный, мудрый и понимающий, осведомленный обо всех новинках кино и литературы, хорошо разбирающийся в текущей политике, станет тем «папой-дедушкой-прадедушкой», в гости к которому приходят не по принуждению, а с радостью, с удовольствием и, что немаловажно, даже чуть чаще, чем ему хотелось бы.

Вот такой намечтал себе Евгений Леонардович собственную старость и загодя начал закладывать материальный фундамент для осуществления своей мечты. Это не означает, что он превратился в скопидома, засовывающего в чулок каждую копейку, остававшуюся после приобретения самого минимально необходимого. Отнюдь. Лет с сорока он принялся тщательнейшим образом заботиться о своем здоровье, ежегодно проходил диспансерное обследование, чтобы, не дай бог, не упустить какую нито зарождающуюся хворобу, постоянно занимался спортом, плавал, ходил на лыжах, играл в теннис, ежедневно пробегал по утрам пять километров, принимал контрастный душ, раз в неделю непременно парился в бане, строго следуя методическим рекомендациям, чтобы пошло исключительно на пользу здоровью, а никак не во вред. Из спиртного употреблял только красное вино, причем очень хорошее, дорогое, и не более одного стакана в день. Соблюдал режим питания - «поменьше жирного и сладкого, побольше овощей и фруктов», рано ложился спать - «самый полезный для здоровья сон - это часы до полуночи» - и рано вставал, а уж если чем-то заболевал, то лечиться предпочитал народными средствами, «чтобы не засорять организм лишней химией». Понятно, что на такую жизнь тоже требовались деньги, да хоть питание взять: чтобы при советской торговле обеспечить на своем столе разнообразие овощей и фруктов, не гнилых и не мороженых, нужно было постоянно покупать продукты на рынке, а это выходило раз в пять, а то и в десять дороже, чем в магазине. А горнолыжное оборудование? А фирменные теннисные ракетки? А бесконечные взятки медицинским работникам, от которых зависела возможность пройти обследование не в районной поликлинике, а там, где есть новейшая диагностическая аппаратура? Короче, все стоило денег, а уж когда советская власть скончалась и началась власть непонятно какая, но новая, денег на поддержание здоровья стало требоваться еще больше, только теперь на смену слову «взятка» пришли «коммерческие цены». Можно лечиться в самых лучших клиниках, можно проходить обследование на компьютерном томографе, можно покупать лекарства за рубежом, чтобы не нарваться на подделку, можно ежедневно потреблять такие продукты, о которых в прежние времена и не слыхивали. Все можно, только плати.