У Пресноводья дуб зеленый… - Далия Трускиновская

– Врут! – авторитетно заявил Антип. – Ну, солоноватая разве. И мы на дно не уходили, мы, как люди, поверху…

На озере еще кое-где стоял лед – эти места прошли по дну. Затем был возвышенный участок, на котором сошел снег и уже сквозь старую траву пробивалась новая. Потом постояли у дороги, прислушиваясь – не едут ли автомашины. Антип утверждал, что должны ездить часто, но сколько ни ждали – ни одной не появилось. Тогда только перешли дорогу.

Болото, как и следовало ожидать, началось раньше, чем говорил Антип. Это сочли хорошим знаком – выходит, на славу поработали антарктические водяные, много теплой воды добыли из своих вековечных льдов. Сперва шли по топкому не проваливаясь: водяные – благодаря широким и плоским, как у уток, ступням, Янка – потому что был очень легок. Потом все же стали вязнуть, взяли немного левее, уперлись в еловый сухостой, потом взобрались на сухой холмик – и уже оттуда увидели прекрасную картину.

Подступившая вода размыла берег, повалила деревья, и уже невозможно было сказать, где тут море и где – болото. Ровная поверхность воды отражала весеннее небо и радовала душу.

Коська с атласом автомобильных дорог полез на уцелевшее дерево – обозреть угодья и понять, какие произошли перемены.

– Дожили… – прошептал Афоня. – Теперь нужно собрать второй сплыв, уже не тайный, и послать в Антарктиду благодарность…

– Дядя Афоня, тебе бы только сплывы собирать! – возмутился Коська. – Тебе тут просто побарахтаться не хочется? Это же она – та самая вода!

– Я первая, я! – воскликнула Уклейка, побежала, поднимая брызги, провалилась по пояс и тут же нырнула.

– Вот ведь бешеная девка! – одобрительно сказал Афоня. – Гляди, Антип, хорошего бы зятя привела. Внучат тебе нарожает.

– Дожили, – пробасил и Антип. – Сказал бы кто, что я вот на этом месте буду по колено в воде стоять, – ну, не поверил бы! И вся мелиорация прахом пошла! А сколько тут угодий осушили!..

– Да она уж десять лет как прахом пошла, – заметил Янка. – Как чинить ее перестали, как канавы заросли – так ей и кранты…

– И вечно тебе нужно пакость вставить! Ври, да не завирайся, – одернул его Афоня. – Последствия мелиорации еще только предстоит ликвидировать. Прежде всего, нужно, чтобы все страны признали факт насильственной мелиорации и дали нам статус убогих…

– На кой нам статус, если она за столько лет почти вся самоликвидировалась?! – возмутился Янка. – Ты думай, водяной, что говоришь! Болотный черт не может быть убогим!

– Так не ты же! И ты сам – не убогий, это статус у тебя будет убогий, – попытался объяснить Афоня. – То есть, поскольку мы безвинно пострадали от мелиолрации, все нам обязаны помочь. Рыбки прислать, икорки, ну? Понял?

– По-онял… Значит, ради икорки ты согласен убогим считаться? – прищурился Янка.

Афоня замахнулся, но болотный черт был ловок и увертлив.

– Не балуй, Янка, – сказал Антип. – Все твои подписали декларацию о демелиорации, ты сам ее тоже подписал, там и про статус было, а теперь вдруг вспомнил, что никакой не убогий?

– Ну, подписал… Откуда же я знал, чего вы там насочиняли? И какой же я убогий, если у меня во-от такие владения?

Афоня только рукой махнул.

– Вот и возрождай с такими обормотами болото, вот и… – Антип собирался еще что-то весомо молвить, но Янка поднял шерстяную лапу жестом, запрещающим речь, прищурился – и побежал по мелководью, и провалился по пояс там же, где Уклейка, и тут же ушел на глубину.

– Что это он? – удивился Афоня7 – В детство впал, что ли?

Ни Антип, ни Коська ответить не успели – Янка вырос со странным грузом на плече.

– Да помогите же, дураки!.. – надрывно кашляя и отплевываясь, захрипел он. – Что стоите, как пни горелые?!.

Антип неторопливо зашагал к болотному черту, и хорошо, что шустрый Афоня обогнал его – а то Янка со своей ношей так бы и рухнул.

– Возьми, на берег ее тащи… Я сам доплетусь, – хватаясь тем не менее за Афонино плечо, попросил он. – Это не вода, это змей знает что, а не вода… Дышать невозможно, все внутренности как когтями дерет…

– Уклейка?! – тут только Антип понял, что Янка выволок из пучины его дочку, что дочка – без сознания, и что дело, кажется, очень плохо.

Передав Уклейку на руки Афоне и отцепившись от его плеча, болотный черт, шатаясь, побрел к сухому месту, там сел, согнулся в три погибели и начал кашлять, выгоняя из себя оставшуюся дурную воду.

Афоня уложил рядом с ним Уклейку, похлопал по щекам и развел руками.

– Да что же это? Чтобы водяница – утонула?

– Да не так! – Янка прокашлялся и объяснил: – Видел, как люди утопленников на берегу спасают? Ты ее через колено положи, задом кверху, чтобы живот у нее вжался и вся вода вылилась. Слушай, что говорю, а то помрет!

– От воды помрет? – Антип ушам своим не поверил.

– Ну?!?

Тогда Антип сам пошел искать глубину, достаточную, чтобы полноценно нырнуть. Он в свои зрелие годы был здоровенным матерым водяным, отрастил брюхо, и шнырять по мелководью, как Уклейка с Коськой и тот же Янка, давно уже не мог.

– Стой, дурак старый! – крикнул вслед Янка. – Ты сперва из ладошки хлебни!

Совет был разумный. Антип зачерпнул воды в обе горсти, поднес к лицу и втянул сразу ртом и ноздрями.

Тут ему все стало ясно.

Чихая, кашляя, держась рукой за горло, он поспешил к своим.

– Нельзя!.. В этой воде жить нельзя!..

– Но какого змея?.. – недоумевал Афоня. Он единственный не пострадал от дурной воды и пока еще ничего не понимал, а только приводил в чувство Уклейку.

– А такого! Это не та вода!

– Ну вот, приехали, вода тебе уже не та! А какой ты хотел?

Тут Уклейка подала признаки жизни – захрипела и попробовала сама выкашлять воду.

– Антарктида ваша, мать ее, перемать! Кто до Антарктиды додумался? Поймаю – своими руками удавлю! – бушевал Антип. – Я помню, какая тут раньше водица была! Со-ло-но-ва-тень-ка-я! А теперь? Да в ней только лягушек на зиму солить! В ней и падаль, поди, не сгниет!

= Будет тебе орать, ты дело говори, – одернул его Афоня.

– Это МОРСКАЯ вода. Настоящая морская, – подал голос Янка. – Просто к нам в залив много речек впадает, потому вода не слишком соленая, нам морские черти рассказывали, когда мы им обращение передавали. В залив даже вода из моря не попадала, а из Океана – и подавно. Теперь вот попала…

– Морская? – переспросил Афоня. – Ну так ее же и ждали!

Уклейка села точно так же, как Янка, и мучалась, избавляясь от раздирающей нутро поганой воды.

– Она самая, – подтвердил Янка. – Ты ее сперва попробуй, потом хвали. В ней только морские черти, которые соленые, жить могут. А мы – болотные черти, мы – пресноводные…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});