Письма императора - Валерия Вербинина

Поскольку Амалии уже порядком надоело слушать бессодержательные вопли Шереметева, она попросила разрешения удалиться и получила его. Но оборот, который приняло пустячное, в общем-то, дело, тревожил ее едва ли не больше, чем почтенного графа, и на первом же перекрестке она купила у мальчишки-газетчика сразу три разных выпуска, в которых говорилось о недавнем сенсационном убийстве.

Надо сказать, что отчеты разительно отличались друг от друга. Газета роялистского направления сдержанно скорбела о гибели знатного аристократа, который, без сомнения, был одним из столпов общества. Статья в нахальной республиканской газете сообщала о трагическом событии таким тоном, который не оставлял сомнений в том, что по меньшей мере три четверти знакомых покойного Андре де Монталамбера давно уже мечтали увидеть его в куда более прекрасном мире, чем этот, просто у них как-то не доходили руки, чтобы поспособствовать «переселению» графа. Однако самой интересной оказалась статья в газете бонапартистской. Ее автор не скорбел и не ехидничал, а просто отправился прямиком на место преступления и опросил полицейских и тех, кто жил поблизости. Оказалось, что убийцу видели. Маленький племянник привратника соседнего дома на улице Гренель вспомнил, что когда он лазил по чердаку, из особняка графа показался посторонний человек. Это был мастеровой в холщовых штанах и синей блузе, который тащил с собой довольно объемистую сумку. С непостижимой ловкостью он перемахнул через ограду и был таков. Вне всяких сомнений, именно этот человек и укокошил почтенного графа де Монталамбера.

Прочитав статью, Амалия невольно похолодела и поспешила в особняк Лопухиной. Одежду и обувь, в которой она была вчера, Амалия по возвращении позаботилась сразу же сжечь, но вот про сумку забыла. Поднявшись по ступенькам к себе, Амалия собственноручно разожгла в камине жаркое пламя и швырнула пустую сумку в огонь. Что же до динамита, то он вернулся на свое прежнее место среди платков и шарфиков.

Убедившись, что уничтожила все улики и что теперь никто не сможет связать ее с убийством на улице Гренель, Амалия задумалась о человеке, который обронил в сейфе барвинок.

«Когда Шереметев вновь обретет способность здраво размышлять, – решила она, – следует рассказать ему о моей находке. Надо будет послать агентов навести справки – через полицию или через каких-нибудь осведомителей в преступном мире, – кто из воров любит эти цветы».

Графа де Монталамбера похоронили на следующий день. На торжественней панихиде собралась почти вся парижская знать, и некоторые даже плакали. Хотя, как утверждала позже все та же республиканская газета, от радости.

Амалия явилась к графу Шереметеву, чтобы совместно выработать план дальнейших действий, но графа не оказалось на месте. То же самое повторилось и на следующий день, и на послеследующий, и Амалии стало ясно, что граф просто не хочет ее видеть.

Сильно раздосадованная, она шла по бульвару и, скорее по привычке кликнув газетчика, взяла у него свежий номер. Присев на скамью, Амалия внимательно просмотрела газету. Как и следовало ожидать, о графе де Монталамбере уже забыли, и на первой полосе красовалось сообщение о дуэли между депутатами враждующих фракций. Приверженец Бонапартов оцарапал защитнику республики ляжку, а тот в ответ задел плечо противника. Только на шестой странице Амалии удалось отыскать сообщение, имеющее отношение к убитому шантажисту. Сторожа кладбища Пер-Лашез сообщали, что собака покойного не хочет уходить с его могилы, и спрашивали, что им делать. Когда Амалия прочитала эти строки, у нее сжалось сердце.

Вот оно, значит, как… Люди плакали от радости, и из всех живых существ только Скарамуш остался предан графу до конца и даже дольше.

Амалия сложила газету. Ее глаза потемнели, из золотисто-карих став почти ореховыми. «Бедный Скарамуш! Что же с ним теперь будет?»

Поднявшись со скамьи, Амалия двинулась вперед. Несколько раз она сворачивала и кружила, но наконец оказалась возле ограды Пер-Лашез, самого знаменитого кладбища в Париже. У первого же сторожа, попавшегося ей навстречу, она спросила, как отыскать могилу графа.

– Ничего нет проще, мадам… Граф де Монталамбер похоронен в семейном склепе. Идите вот по этой дорожке, потом прямо и возле черного обелиска сверните направо. Через несколько шагов вы и увидите его склеп.

Амалия поблагодарила сторожа, вручила ему мелкую монетку и зашагала между рядов ухоженных могил туда, где обрел свой последний покой граф де Монталамбер.

Возле потемневшего от времени склепа она сразу же увидела собаку. Скарамуш лежал на земле, положив голову на вытянутые лапы. Его белая шерсть свалялась и висела клочьями, бока тяжело раздувались. В глазах застыло страдальческое, отрешенное выражение.

– Скарамуш! – тихонько позвала пса Амалия, подходя ближе.

Тот едва взглянул на нее и отвернулся. Поколебавшись, Амалия погладила его по голове, но Скарамуш даже не шелохнулся.

– Послушай, – понизив голос, доверительно проговорила Амалия, – я все понимаю. Он был твоим другом, Скарамуш. Единственным другом. – Веки пса шевельнулись. Он снова взглянул на Амалию, впрочем, без особого интереса. – И вот пришел злой человек и убил его. – Хвост Скарамуша слегка дернулся. – Ты не сумел его защитить и теперь мучаешься из-за этого. Поэтому ты и решил уморить себя на его могиле. – Скарамуш, не отрываясь, глядел на Амалию. – Но ведь так нельзя, Скарамуш! Мы с тобой должны найти того, кто убил твоего хозяина. Мы должны найти его… и наказать. Разве ты не хочешь, чтобы убийца графа получил по заслугам? А без тебя я никак не смогу отыскать того, кто это сделал. Ты должен мне помочь, Скарамуш!

И Амалия снова погладила пса по голове. Но Скарамуш, казалось, даже не замечал ее и с безнадежным видом уставился в пространство перед собой.

– Я не справлюсь с этим одна, Скарамуш, – тихо сказала Амалия. – Мне нужна твоя помощь. Очень нужна!

Однако Скарамуш никак не реагировал на ее слова, и поневоле Амалия разозлилась на себя: «Что за глупости, в самом деле… Говорить с собакой, пытаться вразумить ее… Просто смешно!»

Она не видела, что в нескольких шагах от нее между обелисками и склепами притаился человек. И этот человек очень внимательно слушал все то, что она говорила измученной белой собаке.

– Скарамуш, – почти умоляюще попросила Амалия, – пойдем. Пойдем, а?

Скарамуш закрыл глаза и, казалось, задремал. Вздохнув, Амалия поднялась и зашагала обратно.

– Ну, как знаешь, Скарамуш, – сказала она на прощание.

Не отрываясь, незнакомец следил, как уходит Амалия. В это мгновение у него было куда больше вопросов, чем ответов на них, но он был уверен в себе и убежден, что настанет время, и он узнает все.

Слегка замедлив шаг, Амалия обернулась. Уже несколько мгновений ее не покидало чувство, что кто-то следит за ней. Краем глаза она заметила тень, метнувшуюся за обелиски, но тут в ее ладонь ткнулся чей-то влажный нос, и она забыла обо всем на свете. Стоя возле нее, Скарамуш робко поглядывал на Амалию, виляя большим хвостом.

– Ах ты мой умница… – растроганно сказала она. – Ну, идем, Скарамуш!

Притаившийся за обелисками незнакомец пристально наблюдал, как уходят молодая женщина и собака. Когда они исчезли из вида, он потер подбородок, сказал сам себе: «Ну что ж», – и тоже двинулся к выходу с кладбища.

* * *

Амалия привела собаку в особняк, накормила ее, выкупала и расчесала шерсть. Теперь Скарамуш выглядел совсем так же, как прежде, если не считать того, что характер его полностью переменился. Он замкнулся в себе, не отзывался на ласку и большую часть времени безучастно лежал на ковре, глядя прямо перед собой.

Вечером Амалию навестил Иннокентий Добраницкий.

– Я пришел к вам по просьбе его сиятельства, – словно извиняясь, промолвил он.

– Так его сиятельство все-таки нашел для меня время? – воскликнула Амалия. – Надо же, как это мило! А то, когда я сегодня наведалась в посольство, он велел мне передать, что не может меня принять. То же самое было вчера и третьего дня…

Добраницкий покраснел, побледнел, стал уверять баронессу, что, должно быть, произошла какая-то ошибка и что ни один человек во всем белом свете не ценит Амалию так высоко, как его сиятельство… Вдоволь натешившись этим спектаклем, Амалия все же прервала его:

– И все-таки, зачем же вы сюда пришли?

Тут Добраницкий съежился, сделался даже как-то меньше ростом и промямлил, что его сиятельство… выражает обеспокоенность… просит… умоляет… настаивает… Одним словом, он приказывает баронессе Корф немедленно покинуть Францию.

– И чем же я провинилась перед его сиятельством? – осведомилась Амалия, хотя отлично знала ответ.

Добраницкий сделался еще меньше ростом и едва различимым шепотом дал понять, что дело Монталамбера… очень взволновало его сиятельство… и во избежание скандала, который мог бы иметь весьма и весьма печальные последствия…