После апокалипсиса - Вячеслав Рыбаков

— Ты ошибаешься, — перебивает его Мишутка — Они успели. Я заражен, дядя Джемал.

Голос его звучит теперь совсем по-другому — сильно, уверенно. Стас закрывает глаза, чтобы не видеть того, что произойдет дальше.

— Убейте их! — вопит Джемал, уязвленный до глубины души. — Убейте их всех!

Закрытые глаза спасают Стаса. Посреди зала вспыхивает маленькое злое солнце.

Он придет, вспоминает Стас последние слова Доктора, сверкающий ярче тысячи солнц, он поднимет руку и дотронется до свода небес… И у него будут крылья, у него обязательно будут крылья…

Огонь, опаливший Стасу ресницы, гаснет, и он осторожно открывает глаза. Мишутка стоит в центре круга, образованного неподвижными — скорее всего, мертвыми — телами Защитников, и за спиной у него трепещут огромные, переливающиеся всеми цветами радуги крылья.

— Не бойтесь, — произносит Мишутка совсем взрослым, полным оттенков голосом. — Самое страшное уже позади. Теперь все будет хорошо.

Он перешагивает через трупы и идет к Младшим. Крылья медленно гаснут, превращаясь в едва заметную вуаль, потом — в ничто.

— Миша… — хрипит Стас, — Миша…

Мишутка оборачивается и смотрит на него бесконечно долгим, пронзительным, как укол шпаги, взглядом.

— Стас, — говорит он наконец. — Стас! Помнишь, вчера ты резал меня ножом, Стас?

Стас кивает — или, точнее, просто роняет голову на грудь. Мишутка понимающе улыбается.

— Я пытался сказать тебе… Пытался сказать, что, если выживу, непременно убью тебя. Ты обманул меня. Вы все обманывали меня. Вы сказали, что это игра, веселая игра. Позвали к себе в дом, к другим детям. А потом привязали к столу и стали резать ножом…

Стас шипит от боли. Видимо, у Андрея кончились силы.

— Но я передумал, — весело говорит Мишутка. — Я не стану тебя убивать, Стас. Ты умрешь сам. И тетя Лена тоже.

Он подмигивает Стасу и поворачивается к Младшим.

— Ну а с вами мы поиграем, — объявляет он. — Кто хочет поиграть со мной, признавайтесь?

Минуту Младшие молчат. Потом голос Назара неуверенно спрашивает:

— А ты умеешь играть в шарики, Мишутка?

— Конечно, умею! — отвечает Мишутка. — Ты не поверишь, как здорово я играю в шарики!

Он произносит что-то еще — слова звучат непривычно, будто Мишутка говорит на чужом, неизвестном Стасу языке, — и в комнате на мгновение становится очень холодно. Воздух застывает, как студень. Где-то высоко-высоко, в гулкой пустоте небес, замирают огромные шары планет.

Это длится всего лишь миг — но Стас с внезапной ясностью слышит тот же звук, что разбудил его вчера, — тонкий звон рвущихся струн, соединяющих небо и землю. Равновесие, думает он, глядя на худенькую спину Мишутки. Сквозь тонкую ткань рубахи багровеют два набухших кровью креста. Равновесие, зависящее от одной-единственной точки. Достаточно слабого, почти неощутимого толчка…

Мишутка, словно почувствовав спиной его взгляд, начинает медленно поворачиваться к Стасу.

И тогда Стас снова зажмуривает глаза — крепко-крепко.

Олег Дивов

Стояние на реке Москве

На рассвете танки русских подошли к Москве.

В головной машине открылся башенный люк. Высунулась рука с мегафоном. За ней — лейтенант Иванов.

— Сдавайтесь, чурки! — заорал Иванов в мегафон. — Сдавайтесь, а то хуже будет! Русские пришли!

Из-за баррикады, перекрывающей въезд под Московскую кольцевую дорогу, выглянул бригадный генерал Хухуев.

— Я твоя мама имел, морда жидовская! — крикнул он. — Моджахеды не сдаются!

Показал лейтенанту Иванову «фак» и на всякий случай тут же спрятался.

К танку подошел тяжелым командирским шагом подполковник Криворучко.

— Лейтенант! — рявкнул он. — Что за самодеятельность?! Мегафон сюда. А сам убрал хлебало нерусское в люк, быстро. А то противник хрен знает что о нас подумает.

Иванов отдал мегафон и сказал обиженно:

— Сами понабрали в армию хрен знает кого, а теперь ругаетесь.

После чего, как и было приказано, убрал нерусское хлебало в люк.

Подполковник Криворучко поднял мегафон и крикнул:

— Сдавайтесь, чурки! А то хуже будет!

— Я твоя мама имел, русская свинья! — отозвался бригадный генерал Хухуев.

Из люка снова высунулся Иванов.

— Охренеть конструктивная беседа, — заметил он.

— Ну и вали в свой Израиль, если такой умный, — надулся подполковник. — Как я должен с чурками говорить, по-твоему?

— Сейчас нам объяснят, — сказал Иванов. — Вон пиндос нарисовался.

К переговорщикам короткими перебежками, то выскакивая из-за танков, то скрываясь за ними, двигался военный советник капитан Моргенштерн.

— Дурак дураком, а чурок боится, — прокомментировал Криворучко. — Умный, значит. Или все-таки дурак?

— Вы бы сами ушли за броню, — посоветовал Иванов.

— Я стою на своей земле, — веско сказал подполковник.

Подбежал Моргенштерн, присел за кормой танка.

— Ну? — спросил он на ломаном русском.

— Чего? — не понял Криворучко.

— What the hell is going on?

— Слушай, говори по-нашему, пиндос несчастный, а? — взъярился подполковник. — Чему тебя в твоем драном Вест-Пойнте учили?

— Я буду жаловаться, — четко выговорил Моргенштерн.

— Ага! — обрадовался Криворучко. — Слышу голос не мальчика, но мужа.

Моргенштерн достал из кармана переводчик и принялся нажимать кнопки.

— Покиньте открытое пространство! — железным голосом потребовала электронная машинка.

— Понял, — Криворучко кивнул и поднял мегафон. — Покиньте открытое пространство! — крикнул он в сторону баррикады.

— Сам ты покиньте открытое пространство! Я твоя мама имел! — раздалось в ответ.

Иванов грустно поглядел на командира и сказал:

— Вы бедного пиндоса доведете рано или поздно. Он свихнется, и у нас будут неприятности.

— А не хрена тут! — гордо ответил Криворучко.

Моргенштерн продолжал давить на кнопки.

— Сообщите противнику, что вы действуете согласно мандату НАТО! — сказал переводчик.

— Манда ты! — крикнул Криворучко в мегафон.

— Сам дурак!

— За дурака ответишь, козел!

— А ты за козла ответишь!

— Детский сад, — резюмировал Иванов и закурил.

Моргенштерн высунул из-за танка руку и дернул подполковника за штанину.

— Кто?! Фамилия?! — удивился подполковник. — А, это ты…

— Сообщите противнику, что, согласно Вашингтонскому договору 2013 года, занимаемая им территория должна быть возвращена под юрисдикцию Республики Москва!

Криворучко почесал в затылке.

— Вам перевести, товарищ подполковник? — спросил Иванов.

Криворучко показал ему кулак. Поднял мегафон.

— Значит, так, чурки! — крикнул он. — С вами говорит командующий танковыми войсками Республики Москва подполковник Криворучко! Тут советник от пиндосов уверяет, что вы обязаны убраться с моей земли добровольно. А вы об этом знаете?!

— Скажи пиндосу — я его мама имел! — попросили из-за баррикады.

— Лейтенант! Переведи!

— Answer is negative.

— Сдается мне, ты не все перевел, — заметил Криворучко.

— Answer is negative and fuck you, — поправился лейтенант.

— Так-то лучше, — согласился подполковник.

Моргенштерн, сидя на корточках, хлопал глазами и качал головой. Потом склонился над переводчиком.

— Сообщите противнику, что, согласно Вашингтонскому договору 2013 года, в случае отказа освободить незаконно удерживаемую территорию, войска НАТО оставляют за собой право расценить отказ как недружественное действие.

— Наконец-то, — Криворучко удовлетворенно крякнул и проорал: — Ну, теперь вешайтесь, чурки!

— Хорош врать! Чего пиндос говорит? — раздалось из-за баррикады.

— Вот это самое и говорит!

— Не может быть!

— Очень даже может! Всем чуркам вешаться согласно Вашингтонскому договору 2013 года!

— Пиндосские свиньи! — взвизгнул бригадный генерал Хухуев.

— Моджахеды не сдаются! — подсказал ему Криворучко.

— Сам дурак!

— Повторяется, — Криворучко улыбнулся. — Занервничал, чучмек.

Иванов скрылся в люке, потом выбрался обратно с пластиковым стаканчиком. Перегнулся вниз, протянул стаканчик подполковнику.

— Кофе.

— А мне? — железным голосом спросил переводчик.

Криворучко от неожиданности подпрыгнул.

— Тьфу, черт, — сказал он, принимая стаканчик. — Сделай пиндосу тоже. Только послабее.

Моргенштерн отстегнул от пояса рацию и что-то в нее забормотал.

— Жалуется, падла, что ему первому кофе не дают, — объяснил Криворучко лейтенанту.

— Может, ему еще туалетной бумаги отмотать? — бросил Иванов презрительно.

— Даже не вздумай.

— И в мыслях не было, товарищ подполковник.