Рассказы - Евгения Хамуляк

На горизонте появилась новая звезда… Она стремительно падала вниз, приближаясь к берегу. Сначала Пляж подумал, что это пролетающая комета, отразившаяся в водном зеркале, но всмотревшись, обнаружил белую точку, резво мчавшуюся к берегу.

И чем ближе приближалась эта точка, тем больше она превращалась в маленькую лодку. Гигантская волна подталкивала ее к берегу и в какой-то момент белая пена вздыбилась и, приподняв на гребне суденышко, со всей силой ударила его о берег…

В свете звезд в белой пене, разлетаясь на мелкие щепки, из лодки кубарем выпала неясная тень и упала навзничь на серебристый песок.

Будто проснувшись, Девушка приподнялась, смахивая с себя покрывала, которые, разлетаясь звездной пылью, вскружили ей волосы и осветили лицо. В этом песчаном облаке она подошла к лежащей на пляже темной тени. Пляж следовал за ней. Девушка присела и развернула бесчувственную фигуру лицом к себе, напряженно всматриваясь в помертвевшее лицо незнакомца.

Она тихо вскрикнула, не выпуская из рук тяжелой мокрой головы, и вопросительно посмотрела на Песчаного Мальчика.

Он тепло улыбнулся ей в ответ:

– Мы не можем вмешиваться в человеческие жизни и спасать от смерти. Судьбы меняются только тогда, когда сами желают этого…

Девушка тяжело вздохнула и вновь направила свое внимание на несчастного бездыханного молодого человека. Нахмурив брови, часто моргая, она судорожно пыталась вспомнить, чем можно помочь людям, попавшим в морекрушение.

Нежно поддерживая темноволосую голову, расправляя мокрые локоны на бледном лице, она гладила его по щекам, аккуратно трогала плотные мочки ушей, теребила мужественный подбородок…

На берег в своем сверкающем наряде вышло Море и, подойдя к Грустной Девушке, сказало:

– Этот смелый молодой человек много дней назад ушел в море… Его трагедия заключалась в том, что он точно знал, чего хочет и верил в свою мечту. Долго искал ее на берегу, но так и не нашел. И чтобы не разочаровывать других, не врать себе, решился на этот последний шаг: раз этого нет на суше, значит, оно обязательно должно быть в море, – и прекрасная Волшебница ласково улыбнулась. – Это была его последняя надежда, Таисия.

Девушка внимательно слушала, и каждое произнесенное слово будто открывало невидимые двери в ее сердце, закрытые на тяжелые замки, запертые навеки, спрятанные в самых дальних уголках сознания, где было место только несбыточным снам… И горячие слезы полились по щекам Таисии. Целое море слез скопилось в ее дивных зеленых глазах… Красивейшими изумрудными каплями слезы падали на бледное лицо молодого человека, который неожиданно открыл такие же зеленые глаза…

Первое, что увидел Нил, была Таисия… Ее прекрасные глаза с теплом, почти с любовью, смотрели на него… Он не мог поверить чуду, что жив, и что всего лишь взгляд этих зеленых незнакомых ему глаз вдруг породил сильнейшее желание жить… Нил чувствовал, как невероятная сила подталкивает его вверх, и он приподнялся, оглядываясь вокруг. Перед ним совсем одна на пляже сидела Таисия, растроганная, плачущая и прекрасная… Он не знал, что спросить… Она не знала, что ответить… Они оба не могли поверить, что их желания сбылись… Просто так…

А может быть, не просто так. Возможно, всемогущие высшие силы ради шутки вмешались в их судьбы; возможно, закончилось какое-то коварное проклятье, разъединившее влюбленных на тысячу лет; может быть, стена, выстроенная когда-то самими влюбленными, состарилась и развалилась; возможно, планета вылетела из своей орбиты и полетела совсем в другом направлении… Но сейчас все это было совсем неважно. Нил смотрел на Таисию, и все только-только начиналось…

* * *

Пляж прогуливался по берегу, встречая пламенный рассвет… Впервые за долгое время он был задумчив. И даже радужные переливы, словно атласные ленточки, протянутые солнцем с неба для игры, не забавляли его и не тянули мчаться весело вперед…

Пляж теперь совсем не походил на маленького мальчика, он возмужал за эту ночь и стал похож на Юного Принца, которому вдруг надоели старые забавы в замке, и он понял, что желает чего-то большего…

Он посмотрел на влюбленных, нежно соединенных в поцелуе, сердца которых ярко разгорались, будто пламенеющие языки костра, и вспомнил, что когда-то давно у него тоже была мечта… Неясное стремление, зовущее в неизвестное, заставляющее неровно биться сердце в предвкушении приключений… Красивой мужской рукой он дотронулся до своей груди и удивленно услышал шум живого бьющегося сердца… Юный Принц совсем забыл, что оно у него есть.

Каждый день его удивительной жизни был похож праздник, на безмятежное путешествие на кораблике желаний, полном задора и веселья, но сегодня в этот предрассветный час Юный Принц понял, что больше не хочет всего этого. Это не было его мечтой…

И он решил. Развернувшись к материку, посмотрев в даль, в прибрежную череду разноцветных морских домиков с цветами и верандами, где спал городок и высились горы, за горами мчались на невероятной скорости магистрали дорог с неспящими жителями этого невероятно огромного мира, Юный Принц сделал первый шаг вперед. Потом еще один, и с каждым новым он забывал свои забавы и пляж. Он еще не совсем понимал, куда идет и чего ищет, но Мечта придавала ему сил и мужества, радостно звала вперед…

Сказ о добре и зле,

Старшей Сестре и Земле-матушке

Часть первая

Радужка

На просторах широких равнин, поросших белоствольными березами, в знаменитых владениях, богатых на силу богатырскую, радужность гостеприимную да на сказки с былинами чудесными, в одной деревеньке, на самой ее на окраине стояла избушка подлатанная. Скромненькая избушка, но чистенькая, и жила в ней девушка одна красивая…

Жила-была-поживала худо-бедно одна-одинешенька, да не жаловалась.

Жила скромно и тихо, ибо не было у нее ни матери, ни отца, ни помощников, ни заступников. Жила, из дома не выходила, ибо была она хворая и болезненная, как в народе говорят, юродивая. Ножки девичьи с самого сызмальства ходить отказывались, в сучья сухие со временем превращаясь.

Но не только это горе знакомо было девушке.

Ходили плохие разговоры да сплетни о ней, как будто мать ее и бабка колдуньями черными всю жизнь прожили: глазили детей, ворожили, чужих мужей от домов родных отворачивали, врачевали травами да лягушками, пользовали всякую нечисть для забот своих. Одним словом, колдуньи проклятые.

И хотя давно уже земля эта на просторах своих ненавистных ни бабку, ни мамку не носит, а всё равно народ честной, на охоту собираясь али по грибы, мимо проходя ветшалого домика, крестится по привычке и через плечо левое плюет. Авось, пронесет, и на всякий случай.

Вот такая судьба нерадостная юную душу встречала. И не знай, кому плакать, не знай, кому жаловаться, не знай, как дальше жить и чего еще ожидать от такого начала грустного.

А все потому, видимо, что девушка майской рождена была, а как правильно в народе говорят: кто в мае родился – тому на роду суждено всю жизнь маяться.

Но жила та девушка, не тужила, ибо людей добрых на земле все-таки больше, чем злых, и чужих детей в деревне не бывает: всех майских особенно отмечали и привечали, ибо на Ивана Купала зачатые Богом подаренными считались. А уж если Всевышний послал такое счастье, то только на радость. Ибо дети – это всегда за счастье – свои ли, чужие ли.

В такую ночь, единственную, благословенную, Бог удачу свою миловал и вдове ранней горемычной, и одиноким парам бездетно безутешным. Поэтому, когда на следующий год в мае начинали женщины на сносях выхаживать, – никто не знал, кто чей кому приходится, и потому давно условились любить и помогать, кто чем может всем новорожденным беспременно, беспрекословно и от всей души да всем миром.

Именно поэтому каждый день та или иная хозяйка нет-нет да заглядывала в обветшалую избушку поглядеть, как дела, прибраться, приготовить ко сну бедное дитя больное.

А кто славе плохой избушке поддавался, сам приходить чумился, то просто гостинцы и подачки передавал.

К слову сказать, Бог если забирает, то обязательно взамен что-то дает.

И ходила молва по деревням да окрестностям, что дар древний колдовской и Раде отошел после страшной погибели бабки черноглазой, чей дом сожгли за грехи нечестные, и матери, что страшной расправе женщин попалась за козни и колдовство.

И частенько приходили ходоки разные к порогу ее, околачивались и лихие, и прыткие, поддавшись слухам про то, что красавица болезненная только днем на скамейке сидит, ноги деревянные полотном покрывая, а ночью распускались они чешуйчатым змеиным хвостом и выползала молодая колдунья в лес клады искать, которые потом в подвалы свои прятала.

Другие заходили болезни свои лечить или проклятия тяжелые снимать. Веровали, что девушка святая, раз юродивая, и Бог ее лучше слышит, чем остальных.