Враг мой - дневной свет (СИ) - Helen Sk

- Здравствуйте! – крикнула она, не в силах больше сдерживаться. Он сбежал со ступенек и радостно пошел ей навстречу.

- Здравствуйте! Уже начал беспокоиться, - он улыбнулся и пожал ей руку. – Как вы?

- Даже не знаю, - она опустила глаза, боясь обнаружить перед ним, как сильна ее радость. – Сын вроде в порядке, но я все равно встревожена. Мне просто необходимо с вами поговорить.

- Конечно, идемте,- он повел ее за руку, и это показалось им обоим таким естественным, что они и не подумали расцепить пальцы.

Чувства переполняли Галину до краев и ничем не напоминали ее прежние увлечения. Она шла за ним и уже знала, что нужна ему так же, как и он ей. Все просто и быстро. Та любовь, о которой она столько думала, как о безвременно усопшей, нашлась, воскресла и затмила собой все на свете.

Они сидели напротив друг друга, разделенные только столом. Говорить было необязательно. Ее душа отдыхала, наслаждаясь его ответным чувством, от тревоги, страха и боли; он почти засыпал, пригревшись в ровном свете ее глаз. Еще не были сказаны слова, после которых начинаются настоящие отношения, но они были так одиноки, и уже настолько взрослые, что поняли друг друга без слов.

Потом она рассмеялась. Он улыбнулся, недоумевая.

- Влюбленный доктор, наверное, забавное зрелище, сказал он тихо и взял ее за руку. Смех тут же стих. Она покачала головой, чуть всхлипнув.

- Я чувствую себя куда забавней.

- Это все слишком быстро, да?

- Так и должно быть! – она сжала его руку и зажмурилась, пряча слезы в ресницах. – Иначе и быть не может. Думала о вас всю неделю, а потом…словно плотину сорвало…Простите, - она отняла руку и вытерла глаза.

- Пойдемте, сходим в кафе. Здесь рядом, вам даже не придется перегонять машину.

- Пойдемте, - она поднялась, опять вытерла глаза и посмотрела на него очень серьезно. – Я не буду больше плакать.

- Будете, - он приобнял ее. Легонько, деликатно, словно напоминая и ей и самому себе, что не мешало бы подумать о приличиях.

- Это такое утешение? – от удивления он приостановилась.

- Вы будете плакать от радости, - тихо произнес он и вдруг обнял ее, крепко прижав к себе.

Она обхватила его руками, сцепив их за его спиной. От радости и вправду захотелось плакать.

Таких чудесных дней в ее жизни еще не было. После обеда, Анатолий пригласил Галину на прогулку, и она, безо всякого страха бросив машину у клиники, с радостью согласилась. День выдался летний, но не жаркий. Приятно было просто идти рядом, держась за руки, говорить обо всем на свете и дышать легким, с намеком на скорую осень, кристальным воздухом. Листья на деревьях парка, куда забрели они, не замечая ничего вокруг, были еще совсем зелеными, но какая-то невесомость, утонченность раньше времени заставляла их казаться золотыми.

Галина молчала, слушая тишину, и впервые не боялась, что чей-нибудь перепуганный крик вырвет ее из царства покоя и швырнет в реальность, туда, где говорить и двигаться нужно с особой осторожностью, а любить и слушать музыку запрещено.

Анатолий достал из кармана плаща семечки и стал бросать их визгливым воробьям и жирным, похожим на домашних курочек, голубям. Их деловитость всегда умиляла Галину, но времени полюбоваться на этих простых, незамысловатых созданий у нее никогда не оказывалось. Птицы устроили гвалт, и она рассмеялась вслух, вспугивая прожорливую компанию. Нет, таких дней никогда больше не будет! Могла ли она вообразить, что пойдет на свидание с мужчиной, от одного взгляда на которого подгибаются колени, станет хохотать посреди парка и кормить птиц?! Да ни за что в жизни! И что подумал бы ее сын, готовый убить любого, ступившего на его территорию, если б увидел, какой она была сейчас – красивой, беззаботной, влюбленной? Он захотел бы убить этого обворожительного доктора, ведь мама – это тоже его территория! И никто не смеет приближаться к ней.

- Мы встретимся в следующий вторник, - сказал Анатолий, выбрасывая остатки семечек и отряхивая ладони. Это был не вопрос – это была самая настоящая уверенность, и от понимания этого Галине стало и тепло и страшно. Почему тепло, объяснять не требовалось, а вот насчет страха…

Уверенность в голосе Анатолия означала только одно: он решил изменить их жизнь, а любые перемены сулили Галине массу проблем. Приближалась та стадия ее отношений с мужчиной, когда уже практически невозможно скрывать любовь от окружающих. Чрезмерная нежность, плавность движений, восторженный взгляд, звенящий голос – все это Дмитрий угадывал, прежде чем признаки влюбленности появлялись, и Галина успевала, приспособившись к крутому нраву домашнего тирана, хоть как-то замаскировать их.

- Без тебя я уже не смогу, - просто согласилась она. – Но ты знаешь, как мне будет трудно.

- Ты боролась с болезнью сына в одиночку, теперь я с тобой, и больше всего я хочу вылечить его. Но не из чисто альтруистических соображений, - он нетерпеливо мотнул головой, умоляя взглядом дослушать, - я все-таки врач, Галя, и этот случай – вызов моим профессиональным возможностям. Не сердись, твой сын, конечно, останется твоим сыном, самым близким тебе человеком, но его болезнь – уникальный случай, понимаешь?

- Я бы рассердилась, если б тебе было все равно, - она устало улыбнулась. Чудесный день заканчивался, а ей так хотелось еще побыть умиротворенной и любимой. – Димку можно, наверное, поместить в клинику? – она практически заставила себя произнести эти слова, ведь они – взрослые люди с проблемами. И пока не решатся проблемы, ни о каком дальнейшем развитии отношений не может быть и речи.

- Пока не уверен, - он подошел к ней поближе и заглянул в глаза. – Это будет травмирующим шагом для него, ведь, если я правильно понял, ты девять лет не выводила его на свет?

- Да, девять лет. И все это время он сидит в одной и той же комнате, с одной и той же мебелью и что-то делает там один, в темноте!…Боже мой, как мне невыносим этот кошмар! – он подался к ней, испугавшись истерики, но заметил с невольным восхищением, как она, сглотнув и прикрыв на миг глаза, вновь посмотрела на него ясным взглядом, отчаянным, конечно, но то этого не менее прекрасным. – Извини, Толя, мне просто не хочется домой. Ты сегодня сводил меня к нормальным людям, у меня стресс!

- Мы как-нибудь все уладим. Конечно, вопрос о клинике остается открытым, да и разговорами и объяснениями, что ты вдруг влюбилась, Диму не умаслишь, но я знаю, уверен, выход есть!

- И есть пока такой день в неделе, называется вторник, - она улыбнулась. – Ты, главное, не переживай за меня, Толя, я тоже подумаю, как нам быть.

- Отлично. Только все-таки будь осторожней. Если твой Дима заподозрит неладное раньше времени, он станет неуправляем, и уговорить его по-человечески не удастся, - он обнял ее за плечи. Она сразу прижалась к его сильному телу, отлично понимая, что будет лишена его тепла и силы целую неделю.

- Попробую, – она замолчала, вдруг вспомнив, что так и не спросила Анатолия, что означает такая нелепая реакция на ее рассказ о любви, и почему сын полон извращенного интереса к предметам, не вызывавшим прежде никаких эмоций? Будто что-то спровоцировало его сдвинуться…

- Толь? – изменившимся голосом позвала она.

- Что? – он чуть испуганно отстранился и заглянул ей в лицо. – Что-то пришло в голову?

- Да. То есть, не о том, куда деть Димку, а…

- Говори же?!

- Знаешь, Толя, похоже, наши соседи чем-то его шокировали. То ли раздетыми он их увидел, то ли отчим девчонку лапал, в общем, я сбилась с толку. Начала отвечать ему на вопрос о любви, а он как спросит вдруг совсем невпопад: «Правда, что отец может спать с дочерью?» Представляешь? – она опять вся сжалась, словно от холода, так что ему пришлось обнять ее покрепче.

- Погоди, Галя, не пугайся. Давай по порядку. Соседи – не муж и жена, я правильно понял? – она кивнула. – Они отец и дочь? – она снова кивнула, но сочла нужным поправить:

- Отчим и падчерица, но Олежка растил Юльку с пеленок, так что…