Аарон - Вероника Мелан

— Я не жалею, — рыкнули зло.

— Я вижу.

Регносцирос бывал излишне прямолинейным и часто жестоким, но Аарон ценил эти качества.

— Оторви уже жопу, открой ей правду и вали на задание. На несколько дней, а еще лучше — на пару недель. Гарантирую: вернувшись, ты будешь знать ответы на все вопросы и перестанешь походить на хлюпика.

— Ну ты и %!%!

— Не был бы ты моим другом, давно уже отправил тебя тоже «на тот свет», — отрезал Баал грубо в ответ на нелицеприятное и матерное описание себя самого.

— Мечтай!

— Теперь ты становишься похожим на самого себя.

Канн раздраженно затушил в пепельнице сигарету.

— На хлюпика… нет, ты посмотри на него… задница ты волосатая.

— Точно — похож.

Мужчина в рубашке и шортах вернулся к столу, вылил в раковину недопитый чай, оперся руками на спинку стула и спросил:

— Только заданий у нас пока нет — где я их возьму?

— Заданий, может, и нет, — ответили ему сухо. — Вот только Дрейк пока «не кончился», а если так, то что‑нибудь для тебя подыщет.

— Думаешь, стоит спросить?

— Думаю.

Баал заметил, что, размышляя над сказанным, Канн впервые за этот вечер просветлел лицом.

Это началось три месяца назад.

Стоило друзьям заметить, что стратег начал грустить на общих «семейных» сборищах, как на вечеринках, обычно проходящих в узком и тесном кругу, вдруг начали появляться незнакомые личности — сплошь девушки. То вдруг Лайза приведет с собой «знакомую», то Шерин, то Элли — и откуда только у них столько незнакомых ему знакомых?

Когда он в четвертый раз подряд обнаружил среди прочих новое лицо, Канн начал подозревать неладное — его пытались «свести». Однозначно. Сажали возле «подружек», усиленно пытались вовлечь в разговор, старались подыскать им общую для беседы тему.

С подобных потуг Аарон быстро озверел.

— Хватит! — заявил он друзьям прямо. — Когда сам кого‑то найду, тогда и приведу к вам. А вот специально для меня никого водить не нужно.

Незнакомки моментально кончились.

И хорошо. Потому что Лилиан при первой же встрече попросила «проводить» ее домой и совершенно очевидно намекнула, что не прочь продолжить более тесное знакомство (кому нужна подстилка?), Даяна отчаянно краснела, когда смотрела на него (Канна подобное жеманство откровенно бесило), а с Роуз он не выдержал и пяти минут — та беспрестанно говорила о шмотках и моде.

Ужас.

Милу же он встретил сам. По крайней мере, хотелось в это верить. Они познакомились в баре: Аарон отбил ее у подвыпившего забулдыги, слишком напористо клеившегося к симпатичной особе, — сломал тому руку, а даму вызвался проводить домой.

По дороге о чем‑то говорили — о чем‑то пустом и неважном; накрапывал дождь. У подъезда он не стал ее ни целовать, ни спрашивать телефон. Спокойно выдержал разочарованный взгляд, развернулся и зашагал прочь.

А через три дня после долгих сомнений и раздумий самостоятельно нашел ее номер в справочнике, позвонил и предложил встретиться.

На том конце согласились с такой готовностью, будто все три дня ждали его звонка.

Он все еще продолжал рассматривать спящую в его постели женщину, когда та пошевелилась. Сонно заморгала, прищурилась, открыла глаза. Улыбнулась.

— Не спишь?

Он так и не погасил ночник.

— Не сплю.

— А чего так?

Его тут же обняли теплые руки — обвились вокруг шеи, притянули к себе. Поцелуй длился несколько секунд; Мила пахла фиалковыми духами, сном и их предыдущим занятием любовью, которое случилось незадолго до прихода Баала. Она хотела — он помнил — принять душ, — но так и разнежилась у него в руках, уснула.

А теперь ее длинные ресницы вздрагивали, губы нежно улыбались, а взгляд серо — зеленых глаз скользил по его лицу.

— Голодный?

— Нет.

— Кто‑то приходил?

— Друг.

— Я слышала, как жужжал телефон…

— Он уже ушел.

Тишина; шорох простыней. Аарона погладили по плечу.

— Хочешь, я потру тебе спинку в ванной?

Она была идеальной. Слишком идеальной — на грани приторности. Но никогда эту грань не переступала, и Канн иногда не мог понять, отчего начинает раздражаться.

— Не сегодня.

— А что у нас будет сегодня?

— Разговор.

— Да? — тень испуга в глазах быстро сменилась любопытством. — Расскажешь, наконец, откуда у тебя на виске шрам?

— Нет.

Губы бантиком, было, надулись, но хозяйка быстро вернула им былую форму — спокойного улыбающегося рта.

— Я готова. Слушаю. О чем будем говорить?

Аарон смотрел на лежащую рядом женщину с завуалированным сомнением и какое‑то время хранил молчание. Затем, наблюдая за реакцией, изрек:

— О том, кем я работаю.

*****

Ланвиль. Уровень Четырнадцать.

С утра серое море бесновалось — дул сильный ветер, — а к обеду вдруг утихло, успокоилось и почти уснуло — лишь на поверхности волн играли, напоминая о предыдущем ворчании стихии, пенные белые барашки.

Искрило яркими лучиками на воде солнце; перекатывалась под подошвами темная и влажная галька; небо вдалеке хмурилось.

У моря Райна не боялась плакать — слезы казались ей естественным продолжением этого места — солеными на лице брызгами. Не печалью, не болью — просто воспоминаниями, которые, скатываясь по щекам, тонули в скрипучем между камнями песке.

Воспоминания.

Много воспоминаний.

Все, что ей осталось.

— Почему, прежде чем «полюбить» женщину, нужно обязательно поставить ее на колени? Зачем? — она до сих пор не знала настоящего имени того, с кем встречалась уже неделю. — Неужели тебе не стало бы приятнее, если бы женщина признала твое главенство сама, без насилия?

Джокер какое‑то время размышлял; тогда Райне еще казалось, что разговоры могут его изменить — повлиять на мировоззрение, открыть затхлому от заскорузлых принципов уму новый угол зрения, растормошить, заставить взглянуть на вещи по — новому.

Зря казалось.

— Нет, мне приятнее подчинять самому.

— Для чего? Чтобы доказать собственную силу, превосходство? Неужели нельзя чувствовать все это без постоянного «доказывания»?

Они сидели в его машине — он, заехавший на пять минут в рабочий перерыв, она, сытая после обеда, выпитого кофе и только что съеденного десерта.

— Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

Райна насупилась.

— Я просто пытаюсь понять.

— Я — доминант, господин, и мне это нравится.

Да уж, доминант. Только если Аарон был «хорошим» доминантом в правильном смысле этого слова, то Джокер являлся его полной противоположностью. Хотя поначалу ей нравилось с ним целоваться и заниматься сексом — до того момента, пока он не переходил в откровенную вульгарность…