Обыкновенное зло - Ким Сочжин

толкнула.

Он пошатнулся и, издав странный звук, не похожий ни на крик, ни на удивленный возглас, кубарем скатился вниз с насыпи, зачерпывая землю, которая была повсюду – тогда в районе велись работы по углублению дна ручья. Мужчина с шумом упал в воду. Барахтаясь и крича о помощи, он издал последний крик предсмертной агонии. Ынчжу вглядывалась в темноту воды. Его нигде не было видно.

Она продолжила путь домой. Ее руки и ноги дрожали, будто после удара током, а стук сердца отдавался в ушах. Казалось, что барабанные перепонки вот-вот разорвутся. «Что я наделала?» – спрашивала она саму себя. Случившееся не укладывалось в голове. Вспотевшие ладони до сих пор ощущали прикосновение к тяжелому жирному телу мужчины.

«Я ничего не сделала», – пробормотала Ынчжу в пустоту.

В ту секунду ей пришло в голову, что мужчина мог выбраться из воды. «А если он выживет и все расскажет…» – по телу побежали мурашки. Она обернулась и спустилась по прибрежной насыпи туда, где была свалена выкопанная земля. Ынчжу увидела мужчину. Он барахтался в воде и, отчаянно пытаясь выбраться, цеплялся за траву. Она подошла к нему. Мужчина держался из последних сил.

– Эй, сука! – крикнул он.

Ынчжу стояла как вкопанная, уставившись на него. В этот момент под весом мужчины пучок осоки вырвался прямо с корнями. Он снова оказался в водном потоке. Еще какое-то время он пытался выбраться, но потом силы оставили его. Стоял сезон дождей, уровень воды в ручье сильно поднялся.

Она снова забралась на груду земли. Ынчжу несколько раз поскальзывалась, но отчаянно продолжала цепляться руками и ногами, чтобы подняться. Она бежала без оглядки. В голове роились мысли: «Ручей мелкий. С такой глубины вполне можно выбраться, если ты не пьян. Если он умер, то сам виноват – потому что был пьян. И уровень воды поднялся. Все потому, что трава, за которую он схватился, вырвалась с корнями. Я не виновата».

Ынчжу вернулась домой вся взмокшая от пота. Стоя у двери, она перевела дыхание и вошла. Все спали. Ынчжу разделась, кинула одежду в стиральную машину и пошла в душ. Не включая свет, она забралась в постель и с головой накрылась одеялом. Так она чувствовала себя в безопасности. Где-то мяукала кошка, сердце Ынчжу все еще колотилось, но заснула она неожиданно быстро. Должно быть, все из-за алкоголя.

Тело обнаружили два дня спустя. Рабочие, которые занимались углублением дна, рассказали, что его нашли в коллекторе ручья. Новость ей сообщил владелец местного магазина. Когда Ынчжу узнала о том, что нашли тело, ей отчего-то стало легче. Эти два дня она нервничала, прокручивала сценарии того, как поступить, если он выжил.

Она была не столько напугана, сколько удивлена. Убийство человека уже само по себе экстраординарный поступок. Как ни парадоксально, Ынчжу вовсе не гордилась содеянным, но и страха не ощущала. И вины тоже. Как ни посмотри, не было никаких оснований записывать себя в убийцы. Все случившееся казалось теперь чем-то сюрреалистичным.

Однако она не стала глубоко размышлять над причинами своего удивления. Ей это претило. Она боялась, что чувство вины возьмет верх. Она не оправдывала себя, но, с другой стороны, хотела избежать самокритики и старалась заглушить угрызения совести. Пытаясь избавиться от этих мыслей, Ынчжу бормотала про себя: «Все уже случилось, ты ничего не можешь исправить». Пытаясь отстраниться от произошедшего, она вылизала каждый уголок дома, вымыла раковину и холодильник, приготовила кимчи. Как будто ничего не произошло.

И все же по ночам ей снилось, как она вновь приближается к силуэту мужчины у ручья. И всякий раз она уговаривала себя не подходить к нему: «Остановись. Иди домой, как тогда, в четвертом классе, прямиком домой. Домой, домой…» В этот момент мужчина всегда поворачивал голову, и Ынчжу толкала его в спину.

Этот кошмар продолжал сниться ей, однако страх постепенно отступал. Через некоторое время Ынчжу удалось отстраниться от преступления. Прошло несколько дней, и ей стало казаться, что убийство было всего лишь сном, что она не виновата и не несет никакой ответственности за произошедшее. Приход полицейских она расценила всего лишь как необходимую формальность в рамках расследования. Ынчжу чувствовала себя в безопасности, ведь с погибшим ее ничего не связывало.

Узнав от полицейских о свидетеле, Ынчжу по-настоящему испугалась, ноги онемели. Она начала осознавать серьезность ситуации. Но Ынчжу взяла себя в руки ради детей. На душе было неспокойно: «Сын и дочь не должны жить с клеймом детей убийцы. Что бы ни случилось, я обязана сделать так, чтобы муж и дети считали меня ложно обвиненной, даже если меня осудят. Это мой материнский долг. Я должна исполнить его до конца». На глазах наворачивались слезы, когда она думала о детях. Каждый раз, сдерживая плач, она чувствовала отчаяние от того, что ей приходилось выносить все эти испытания в одиночку.

Полиция отпустила Ынчжу, но мысли о свидетеле не давали ей покоя. Не оставила ли она улики? А что, если полиция снова ее задержит? Она думала об уликах, но кроме удостоверения личности в кошельке, ничто не могло указать на нее. А оно было при ней. Тем не менее у Ынчжу не получалось вернуться к своему прежнему состоянию отрешенности от происходящего. Мысли об убийстве, наоборот, еще сильнее прилипли к ней. Она еле переставляла ноги, будто тащила на спине тело того утопленника.

Она медленно спустилась по тропинке с противоположной стороны холма и пошла домой. По дороге она зашла в магазинчик, купила упаковку яиц и туалетную бумагу. Там она встретила начальника полицейского участка. Он сидел под зонтиком от солнца и пил газировку. Увидев Ынчжу, он поднялся и поздоровался с ней. Ынчжу в ответ слегка кивнула. Они встречались всего пару раз на улице. Тем не менее участковый наблюдал за ней, пока она пробивала товары и расплачивалась на кассе. В конце концов он подошел к ней и заговорил:

– Нелегко вам пришлось в последнее время…

– Да уж…

Хоть начальник участка и говорил вежливо, на его лице читались сомнения, недовольство, насмешка и даже любопытство. Ынчжу решила, что он все еще подозревал ее, но неожиданно он спросил:

– С вашим свекром все в порядке? Как он себя чувствует?

– Да все вроде бы ничего.

– Он у вас великий человек! Я слышал, что он сам добрался до нашего участка. Приношу свои извинения, я не должен был доводить до этого.

Он еще долго расхваливал свекра Ынчжу и извинялся за произошедшее. Ынчжу молча слушала, прикрыв лицо от палящего солнца кошельком. Ей показалось, что неспроста