За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

Моисей встал в полный рост, не стесняясь лохмотьев, и направился прямо к пастушкам. Хотел, ой как хотел, после долгих дней одиночества облегчить душу приветливым разговором. Но был еще слаб телом от смертельной жажды и тяжелого перехода. И рана на ноге кровоточила. Пришлось на миг прислониться к стройной пальме, закрыть глаза и дух перевести.

Да только видать опять впал в беспамятство. Потому как, очи открыв и по сторонам осмотревшись, обнаружил, что девушек с отарой рядом уже нет. Вместо них чуть в стороне от колодца стоял небольшой караван верблюдов. Что-то знакомое было в тех животных, особенно в последнем — с песочно-светлой шерстью.

Напряглось и сжалось холодным комком у Моисея в желудке. Признал он верблюда — верного напарника всего три дня назад. Рядом три верблюда стражников и четвертый — груженый товаром. Тех самых коварных стражников, что пытались его убить! Значит, он обогнал караван, первым пришел к следующему колодцу! Стражники, видать, пережидали песчаную бурю в предыдущем оазисе и на день припозднились! Да вот же и они, прямо за пальмами!

Три крепких воина в тот самый миг задорно смеялись с черновлаской, приглянувшейся Моисею.

Опять неприятно кольнуло изнутри. Где-то он уже слышал такой смех. Какое-то нехорошее воспоминание было с ним связано. Моисей осторожно приблизился к молодым людям, кривясь от каждого шага, отзывающегося болью во всем теле. А потом, укрытый кустами и зелеными деревьями, тихонько высунулся и пристально посмотрел в лица караванщиков. В глазах стражников Моисей увидел похотливый огонь, как у Бакенхонсова покойного сына. Услыхал Моисей, словно наяву, мольбы Мариам в Уасетском саду. Только не стояла больше в очах кровавая пелена — ясен оставался рассудок. Зато руки не чувствовали молодецкой силы. Вместо нее в изможденном теле переливалась такая боль, что каждое движение заставляло зубы с силой сжимать, чтобы на крик не сорваться.

Моисей опустился на землю, царапаясь спиной по шершавому стволу. Но ссадины остались незамеченными его сознанием, потому как душа рвалась на две части. Одна стремилась вперед — защитить понравившуюся девушку и восстановить справедливость, а вторая удерживала на месте, утверждая, что слаб он и немощен для подвигов.

Неужто не удастся помочь приглянувшейся красавице? Чувствовал Моисей, что если не сделает ничего, то навеки предаст память Мариам. Получится тогда, что все жертвы были напрасны. И то, как Мариам спасал от хозяина, как скрывался за тридевять земель от царского гнева, как вырывался из жаркой пустыни. А когда встретятся, не сможет Моисей открыто в глаза любимой посмотреть. С другой стороны, если ринется беспомощный на крепких стражников, тем более не видать ему Мариам…

* * *

Восьмилетний Моисей терпеливо выждал момент, чтобы никто в его сторону не смотрел, и ловко плюнул пережеванным комочком папируса в гладко выбритый затылок Рамзеса — будущего правителя Египта. Невинный взгляд Моисея тотчас уставился на Уратиру — нового наставника, призванного обучить фараоновых отпрысков премудростям ратного дела.

Рамзес встревоженной саранчою взвился вверх и, мигом развернувшись, приготовился ответить обидчику, когда тяжелая рука учителя перехватила занесенный кулак.

— Все шутки шутим, на месте не сидим. Думаем, Уратиру сказочки рассказывает. Ладно, раз так хотите, отправимся на занятие в чистом поле. По практической науке выживания. Вперед!

Моисей с удовольствием вытянулся, вставая с колен, и весело запрыгал на одной ножке вслед за наставником, чья грузная фигура успела удалиться на двадцать локтей вперед.

Шли долго. Уасет остался далеко позади, а они все шагали под открытым небом. Только когда показалась старая заброшенная каменоломня, Уратиру подал знак остановиться.

Открывшаяся картина ничем не отличалась от других мест. Тот же желтый песок, те же отдельные пучки высохшей травы. Огромный котлован, откуда поколения рабов добывали глину да известняк для постройки храмов и дворцов. Только деревянные клетки, кем-то загодя установленные на глубоком дне, смотрелись странно, слишком уж выделяясь на желтом песке. Сквозь толстые прутья Моисей разглядел быстроногого гепарда и двух круторогих антилоп гну.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сейчас покажу вам главный закон выживания в мире, — сказал Уратиру, кивая на клетки. — Два животных одного возраста и равной силы будут спасать свои жизни от хищника. Вы просто смотрите, а потом расскажете, что поняли из увиденного.

Уратиру подал знак и помощники, резко дернув за длинные веревки, распахнули рывком все три клетки.

Сначала ничего не произошло. Моисей успел рассмотреть, как черная шерсть антилоп лоснилась на свету, редкие бороды белели, словно старческие седины, тонкие ноги переливались наверху буграми мышц, закрученные рога смотрели прямо в небо. Антилопы сбились в кучу, тела прижались вплотную друг к другу, глаза боязливо следили за гепардом.

Хищник не спеша потянулся, Моисей почти услышал, как захрустели передние лапы, огромная пасть медленно зевнула, обнажая желтые зубы с остроконечными клыками. Потом вес перенесся вперед, настал черед вытягиваться задней половине. Только после этого гепард припал к земле, уставившись на антилоп. Хищник лежал неподвижно, немигающий взгляд оранжевых глаз не сходил с гну. Только хвост пошевеливался лениво и вздрагивал иногда, выдавая напряжение мышц.

Вдруг одна из антилоп решилась, скакнула подальше и понеслась к противоположной стене глубокой каменоломни. Гепард только этого и ждал: тело выстрелило пружиной, и зверь сделал два прыжка за удаляющейся антилопой. Еще чуть-чуть и пришел бы конец рогатому зверю, но тут хищник, извернувшись в полете, кувыркнулся через спину и обернулся к стоящему позади гну. Гепард грозно зарычал, тело прижалось к земле, хвост, больше не таясь, принялся хлестать по бокам. Черная антилопа заволновалась, нервно задергалась туда-сюда, да только не было на дне укрытия от голодного хищника. Медленно-медленно гепард двинулся вперед. И так же медленно самец гну попятился назад, пока не уперся в отвесную стену.

Антилопа выставила вперед рога, голова грозно склонилась, да только гепард оказался проворнее — в одном стремительном прыжке миновал острые клинки противника и, вцепившись зубами в горло, завалил мохнатого зверя на песок.

Послышался хруст ломаемых костей, и у Моисея внутри все потемнело. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как кровожадный хищник раздирает на куски грациозное животное. И тотчас получил подзатыльник от строгого Уратиру — смотри, мол, и учись. Пришлось Моисею глядеть, как кровь из черного горла фонтаном хлещет, как гепард, перепачкав пасть в грязно-красный цвет, резвится словно котенок, отхватывая шмат пожирнее. Моисея мутило и выворачивало, но, сжавшись внутри, не смел отвести глаз от кровавого пира. Долго еще звучали в детских ушах бульканье порванного горла и хрип умирающего животного, сопровождаемые довольным урчанием огромной кошки.

— Что, отроки, уразумели вы из этого примера? — спросил Уратиру после того, как гепарда и оставшегося в живых гну посадили обратно в клетки.

Моисей только тут заметил, что Рамзес тоже белее камня известнякового стоит. Видать, и на него подействовало дикое зрелище.

— Моисей, отвечай первым!

— Видели мы, как гепард гну съел, — сказал он и подивился своему голосу — настолько высоко и неестественно тот звучал.

— Хорошо — это первое правило: все есть корм для кого-то другого. Трава для гну, гну для гепарда, а гепард сам, как помрет, для муравьев, насекомых мелких и червей земляных. Так, а теперь Рамзеса черед. А почему именно эту антилопу гепард выбрал?

— Потому что осталась стоять и легкой добычей ему показалась, — тихо ответил наследник трона.

— Отлично, — обрадовался Уратиру, — Достойная смена растет фараону. Правильно говоришь, царский отпрыск. Гну, который вперед побежал, проявил силу и решимость. А тот, что остался на месте — трусость и неспособность действовать. Вот и выбрал гепард слабого.