Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К телеграмме прилагался список отбывших к указанному времени судов с промежуточными и конечными пунктами их назначения, а также заверение в том, что на остающихся в порту судах проводится тщательная проверка: если оказавшийся не таким уж и рубахой-парнем городовой и неприлично быстро воскресший из мертвых или оправившийся от смертельной раны управляющий находятся на одном из них, то, несомненно, они будут задержаны.
В два часа ночи новая телеграмма из Ревеля сообщила, что ни Анучина, ни Кузьмичева ни на одном из находившихся в порту пассажирских или грузовых судов не обнаружено. И тогда события приняли характер, который находившийся все это время рядом с Можайским Чулицкий чуть позже с восхищением охарактеризовал емким и хлестким определением «нахальный».
— А как по-вашему, господа, каким бы судном удобнее всего покинуть Россию?
Чулицкий, Инихов, Гесс, участковый следователь и несколько других собравшихся в кабинете Можайского офицеров и чиновников стали наперебой делиться соображениями, имея в виду суда из списка, пришедшего с ревельской телеграммой. При этом большинство голосов было отдано за германский пакетбот «Цойберин», отбывший в Гамбург и промежуточных остановок не планировавший.
— И я так думаю. — Можайский взялся за телефон. — Барышня? Сто тридцать один, Главное адмиралтейство, будьте добры.
Под удивленными и встревоженными взглядами коллег Можайский далее попросил соединить его с адмиралом Павлом Петровичем Тыртовым[8], который, несмотря на, мягко говоря, неурочное время, к телефону подошел. Беседа получилась краткой, энергичной и… в домашних, как показалось полицейским, тонах. Во всяком случае, она была совершенно не похожа на обращение скромного полицейского офицера к полному адмиралу, управляющему морским ведомством, члену Государственного совета и прочая, и прочая.
— Павел Петрович окажет содействие. А пока… — Можайский снова вызвал телефонистку. — Семнадцать шестьдесят шесть, консульство Германии, пожалуйста… Gute Nacht. Seine Exzellenz Graf von Alvensleben, wenn es nicht allzu schwierig sein. Er sagt Prince Mozhajskij[9]…
Положив трубку на рычаг, Можайский неожиданно улыбнулся — по-настоящему, не глазами — явно вконец оробевшим сослуживцам:
— Всё в порядке, господа. Консул тоже обещает содействие. Сейчас все нужные нам люди немного сориентируются на местности и…
Но первым, кто «сориентировался на местности», оказались вовсе не Тыртов и граф фон Альвенслебен из посольства Германии. Телефон зазвонил, Можайский ответил и тут же стал даже не просто хмурым, а по-настоящему угрюмым. Его лицо на протяжении той приблизительно полуминуты, в течение которой Можайский слушал невидимого и явно предпочитавшего монолог «собеседника», несколько раз искажалось непроизвольной гримасой. Наконец, не выдержав, Можайский решительно перебил:
— Позвольте объясниться, Ваше Императорское… — Чулицкий, словно обессилив, неаккуратно опустился на стул. Инихов и Гесс, напротив, вытянулись по струнке с беспомощно-растерянными лицами. Следователь непроизвольно отступил за стол и заморгал. — … Высочество!
Почтительно, но твердо Можайский изложил суть дела, а потом, уже опять положив трубку, задумчиво потер подбородок.
— Великий князь Алексей Александрович[10]. Хороший… но беспокойный человек, дай Бог ему здоровья. Оказал нам честь всемилостивейшей поддержкой.
Напряжение в кабинете моментально спало, разве что следователь все еще немножко нервно хмыкнул.
Около трех часов утра — темных, осенних часов под тяжкими дождевыми тучами — в здание участка прибыл флотский лейтенант, откомандированный, как он доложил Можайскому, его превосходительством вице-адмиралом Авеланом[11] для общей координации «операции». В чем, правда, заключалась эта координация, никто так и не понял, но само присутствие живого воплощения поддержки потревоженных особ вселяло в полицейских уверенность.
Лейтенант рассказал, что на перехват «Цойберина» направлена броненосная лодка «Волшебница», по счастливому стечению обстоятельств оказавшаяся на ближнем с «Цойберином» курсе.
— И потом, ведь это чертовски забавно, — лейтенант задорно усмехнулся, — волшебница против колдуньи[12]!
В четыре поступила первая депеша, озвученная лейтенантом вслух: «Цойберин» остановлен. В двадцать минут пятого — вторая: Анучин и Кузьмичев задержаны и переведены на борт «Волшебницы». Но без четверти пять третья депеша обдала Можайского и его коллег ушатом ледяной балтийской воды: «Помимо незначительной денежной суммы, никаких средств и ценного багажа при задержанных не обнаружено. Стюард отсутствие иного багажа подтверждает. Ввиду решительной невозможности полного и тщательного досмотра пакетбота, «Цойберин» отпущен и лег на прежний курс. «Волшебница» идет в Ревель».
Лейтенант отбыл, а в кабинете воцарилось уныние.
— Юрий Михайлович, как же так? — Чулицкий мрачно смотрел в наполовину пустой стакан остывшего чая. Инихов не менее мрачно покачивал в пальцах чайную ложечку. Вадим Арнольдович Гесс вяло, без энтузиазма, просматривал железнодорожный справочник, прикидывая время возможного прибытия «Волшебницы» в порт и то, как оно стыковалось с расписанием поездов на столицу. Следователь бесцельно вышагивал из угла в угол. — Никогда еще не было настолько стремительного раскрытия и… такого вселенского фиаско! Куда же исчез миллион? Не в море же они его выбросили? Может, отправили другим маршрутом?
— Возможно.
— Или все-таки он на пакетботе?
— И это возможно. Но если так, то узнаем мы это только после прихода «Цойберина» в Гамбург.
— А может…
— Михаил Фролович! — Можайский отодвинул от Чулицкого стакан с чаем и придвинул к нему другой, пустой, одновременно доставая откуда-то из-под стола бутылку бенкмановской водки. — Давайте не будем строить пустых предположений, а просто подождем. Появятся здесь наши голубчики, тогда и побеседуем. А пока…
Можайский налил Чулицкому, огляделся в поисках стакана для себя и позвал остальных:
— Присоединяйтесь, господа, присоединяйтесь!
6
Однако беседы с «голубчиками», неоднократно имевшие место после того, как их отконвоировали из Ревеля в Петербург, ничего не принесли: Анучин и Кузьмичев, под давлением неопровержимых улик сознавшиеся в инсценировке грабежа и убийства и краже более чем на миллион рублей ценных бумаг, векселей, билетов государственного займа, наотрез отказались сообщить, куда всё это они укрыли или пристроили. Отказались они ответить даже и на вопрос, зачем им, собственно, понадобились макет железнодорожного вагона, портрет основателя Общества и бронзовый колокольчик с дарственной надписью Князя Витбург-Измайловского. Впрочем, эти последние в глазах и следствия вообще, и Можайского в частности особого значения не имели. Все сошлись во мнении, что их похищение было чем-то вроде молодецкой выходки, насмешки, а не самоцелью.
Единственным утешением в действительно тупиковом положении дел явилась заметка всё в том же Листке, ранее напечатавшем вызвавшую гнев Можайского статью о подозрительном безучастии полиции. От имени всего коллектива главный редактор Листка поздравил полицейских с «неслыханно доселе стремительным обнаружением правды и задержанием поправших всякую общественную нравственность злоумышленников», не удержавшись, впрочем, и от ехидной шпильки непосредственно в адрес Можайского, «излишне положившегося на ставшую притчей во языцех неразборчивость в подборе личного состава». Но на этот выпад Можайский закрыл глаза или, что будет более точным, взглянул на него со своей неизменной в глазах улыбкой.
Казалось, что упорное запирательство Анучина и Кузьмичева так и не позволит завершить успехом уже вполне, как все надеялись, законченное дело. Но в один прекрасный — в сильно переносном смысле, так как в действительности был он промозглым и ветреным — день в кабинет к Можайскому явился лично Петр Николаевич из Анькиного. Без долгих околичностей достойный кабатчик рассказал, что давеча довелось ему стать свидетелем странной и очень подозрительной беседы:
— Не знаю, право, каким ветром в мою скромную обитель занесло эту барышню — никогда ее прежде не видел, — но человек, с которым она встречалась, имеет репутацию ловкого пройдохи. Ничего ужасного, не подумайте, но всё же: слышал я — от кого, вы понимаете, значения не имеет, — что ему пристроить даже переписанные в розыск облигации — как мне по Большому проспекту пройтись. Услышать всё, о чем они говорили, я не мог, да и встреча их была… мимолетной… Я правильно выражаюсь?.. Да, ну так вот: из всех находящихся в розыске облигаций, я полагаю, самые «горячие» сейчас, уж извините за это слово, как раз те самые, что ваш Анучин с управляющим Общества из сейфа увел.
- Можайский — 2: Любимов и другие - Павел Саксонов - Детектив
- Можайский — 3: Саевич и другие - Павел Саксонов - Детектив
- Можайский — 4: Чулицкий и другие - Павел Саксонов - Детектив
- Совсем другая тень - Анатолий Ромов - Детектив
- Адский огонь - Виктор Сбитнев - Детектив
- Шляпа, блюз и такси-призрак. психологический детектив - Елена Миллер - Детектив
- При невыясненных обстоятельствах - Анатолий Ромов - Детектив
- Отыграть назад - Джин Ханфф Корелиц - Детектив / Триллер
- Детектив и политика 1991 №6(16) - Ладислав Фукс - Боевик / Детектив / Прочее / Публицистика
- Миллион причин умереть - Галина Романова - Детектив