Последний самурай - Андрей Воронин

— Как реальный конкретный пацан, в натуре, — добавил Забродов. Словом, основной тезис вашего выступления мне ясен, товарищ генерал-майор. «Когда я слышу слово „культура“, я вызываю мою полицию.» Я правильно вас понял?

— Жалко, что тебя нельзя сдать в какую-нибудь полицию, — вздохнул Федотов. — И не улыбайся. Я на эти темы спорить не желаю. Не надо делать из меня врага просвещения и вообще солдафона. Культура — это хорошо, и даже превосходно, но в меру. А когда твои подчиненные начинают обсуждать твои приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма… Тут, знаешь ли, и до новой культурной революции недалеко.

— Но я-то больше не ваш подчиненный, — с улыбкой сказал Иларион.

— Слава Богу. В смысле, очень жаль. Вернуться еще не надумал?

— Нет, товарищ генерал, не надумал. И вряд ли надумаю. Только не надо говорить, что глупо обижаться и что, дескать, пора перестать дуться. Я не дуюсь и не кокетничаю. Просто этот период моей жизни закончился, начался новый. Тесновато мне стало в форме, товарищ генерал.

— Ну и как, на гражданке просторнее? — сердито спросил Федотов.

Забродов подобрал упавший на сколоченный из потемневших сосновых досок стол желтый березовый листок и сунул его черенком в угол рта.

— Мы живем в печальном мире, — сказал он, — который не напрасно называют юдолью скорби. Все мы, по мнению некоторых авторитетных людей, сосланы сюда за прошлые прегрешения и будем рождаться здесь снова и снова, пока не достигнем духовного совершенства и не освободимся от груза кармы. Какой уж тут простор, когда к середине жизни начинаешь понимать, что вместо того, чтобы искупать грехи, долгие годы занимался тем, что совершал новые.

— Трепач, — проворчал генерал. — Так тебе и надо. Вот пускай бы эта баба тебя окрутила. Не понимаю, почему ты сопротивляешься? Сидели бы всю жизнь на диване и разводили философию пополам с поэзией.

— Поэзия — та же философия, только рифмованная, — возразил Иларион. Я имею в виду хорошую поэзию конечно. Хотя нет. — Он оживился и выплюнул березовый листок. — Плохая поэзия — это тоже философия, потому что выражает взгляд автора на жизнь. Тускло, плоско, глупо, но какой автор, такой у него и взгляд. Возьмем, к примеру, строевые песни. «Не плачь, девчонка» или, скажем, «У солдата выходной». Философия рядового необученного: отслужу, как надо, и вернусь. А кому служить, зачем и чем во время службы заниматься наплевать.

— И поэтому ты ушел из армии, — подытожил генерал.

— Ничего подобного, — сказал Забродов. — Просто я природный лентяй, принципиальный разгильдяй, любитель обсуждать приказы, ссылаясь при этом на Омара Хайяма, и вообще, лицо, моральный облик которого несовместим с высоким званием советского… виноват, российского офицера. Ну на кой черт вам такой подчиненный? Что, гауптвахта пустует?

— Свято место пусто не бывает, — усмехнулся Федотов.

— Ну вот видите, — сказал Забродов. — Тогда мне там и вовсе делать нечего. Да и староват я уже для своей специальности.

— А я, значит, молодой?

— Вы — генерал. Быть генералом не стыдно даже в восемьдесят лет, а вот ходить в капитанах в моем возрасте как-то, знаете, неловко. И даже в майорах.

Немного погодя, когда общий разговор переключился с предполагаемой женитьбы Забродова на другие, более нейтральные темы, к сидевшему прямо на земле под старой березой Илариону подсел Горбанев. Небо над лесом было серым, но тучи висели высоко, и ждать дождя, похоже, не приходилось. На сером фоне белые стволы берез и лимонная листва выглядели не правдоподобно яркими, как на картине неумелого живописца, не признающего полутонов. Где-то неподалеку резко хлопала мелкокалиберная винтовка — господа офицеры развлекались, дырявя консервные банки.

— Гляди, что наши ребята нарыли, — сказал Горбанев, вынимая из-за пазухи и протягивая Илариону нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся сотовым телефоном.

Телефон являл собой странное сочетание современного дизайна с чересчур большими размерами и весом, какими отличались самые первые модели мобильных телефонных аппаратов.

— Ну и сундук, — равнодушно сказал Забродов, взвешивая телефон на ладони. — Где взял?

— Я же говорю, нарыли. Там, — довольно туманно ответил Горбанев, и Иларион понял, что географическую тему лучше оставить. — Эта штука не кажется тебе странной?

— Кажется, — сказал Иларион. — Форма как у самой последней японской разработки в этой области, а размеры и вес как у отечественной рации. Какой-нибудь умелец собрал?

Горбанев отрицательно покачал головой.

— Посмотри внимательнее, — предложил он. Иларион снова принялся вертеть странный телефон в руках, гадая, чего хочет от него Горбанев. Кто же, интересно знать, выпустил такого монстра? Где тут у них табличка с надписью «made in…»? Тут его осенило: на аппарате не было не только данных о производителе, но и вообще никаких надписей. Даже названия. Это как будто подтверждало версию Забродова о каком-то умельце, наладившем подпольный выпуск мобильных телефонов. С другой стороны, в подобной афере не было никакого смысла: кому нужны «левые» аппараты, когда вокруг сколько угодно фирменных? И потом, тот, кто занимается выпуском подделок, обычно помещает на самом видном месте яркий логотип известной компании и старается, чтобы его изделие хотя бы на первый взгляд не отличалось от прототипа. А тут… Взять хотя бы корпус — качественный, промышленного изготовления, приятный с виду и на ощупь, но без каких бы то ни было опознавательных знаков, если не считать сделанных по-английски надписей на некоторых кнопках.

Недоверчиво покосившись на Горбанева, он включил аппарат и поднес к уху. Гудков в трубке не было, но телефон работал: в нем что-то потрескивало, словно в руке у Илариона и впрямь была рация, принимающая атмосферные разряды. Недоумевающе подняв брови, он снова посмотрел на Горбанева. Майор наблюдал за его манипуляциями с хитрой ухмылкой.

— Не понял, — строго сказал Иларион. Он действительно ничего не понимал. При этом его не столько занимала загадка странного телефона — да и телефона ли вообще? — сколько тот факт, что Горбанев зачем-то взялся демонстрировать ему этот прибор, «нарытый», как он выразился, ребятами из ГРУ где-то «там». Болтунов среди бывших сослуживцев Забродова не водилось, а если кто-то из них и решал похвастаться, то хвастался чем угодно, кроме служебных дел. Или он что-то не правильно понял и Горбанев действительно решил похвалиться какой-то технической новинкой, привезенной ему из-за бугра в качестве презента? Какой-нибудь радиотелефон с невиданным радиусом действия или что-то в этом роде…

— Красивая игрушка, правда? — сказал Горбанев. — Принцип действия очень простой. Это, по сути дела, рация, коротковолновой приемопередатчик с радиусом действия порядка пятидесяти километров. Конечно, чтобы трубка работала, нужна база. У этой хреновины, чтоб ты знал, очень высокая избирательность, засечь сигнал почти невозможно. Кнопки с цифрами — для блезиру. Рабочая, по сути, только одна — «send». Нажимаешь ее, и можешь трепаться с тем, у кого вторая трубка, настроенная на эту же частоту.

— Очень мило, — сказал Забродов. — Только не пойму, за каким чертом маскировать рацию под телефон.

— А чтоб никто не догадался, — пояснил Горбанев. — Понимаешь, у этой штуки есть еще одна функция. Ты заметил, сколько она весит?

— Кто, функция?

— Вообще-то, я имел в виду рацию, но ты прав: основная часть веса приходится именно на долю этой самой дополнительной функции. Представь себе ситуацию: тебе дают сумку или, скажем, автомобиль с грузом, а в придачу вот такой телефончик, чтобы ты мог поддерживать связь с грузоотправителем. Ты доставляешь груз на место и в соответствии с полученной инструкцией при помощи кнопки «send» вызываешь этого своего грузоотправителя. Тебе сказали, что его номер занесен в память аппарата, поэтому все, что от тебя требуется, это нажать кнопочку. Ты говоришь грузоотправителю, что груз благополучно доставлен на место, выслушиваешь слова благодарности, отключаешься и кладешь аппарат в карман. После этого'; грузоотправитель, в свою очередь, тоже нажимает упомянутую кнопку на своем аппарате. У тебя в кармане раздается мелодичный сигнал, а потом доставленный тобой груз детонирует, и на следующий день во всех СМИ появляется информация о том, что террорист-смертник взорвал себя в людном месте. Угадай, кто он, этот религиозный фанатик, и что толкнуло его на самоубийство?

Продолжая говорить, он как-то незаметно извлек из кармана еще один аппарат, как две капли воды похожий на тот, что был в руке у Илариона, и принялся играть кнопками. Его толстые пальцы рассеянно бродили по клавиатуре в опасной близости от кнопки «send». Заметив это, Иларион забеспокоился.

— Прекрати рукоблудие, — сказал он, опасливо откладывая в сторону злополучный телефон. — Ведь костей не соберем, слышишь?