Любить сложно, не любить невозможно (СИ) - Мур Лана

— Хорошо, — опершись ладонями в колени, нехотя встал Викрам. — Передумаешь, звони, всегда поможем, — и пошел к себе, досадуя, что не получилось приблизится к врагу и проникнуть в его дом. Отец останется недоволен, Абхи изведет насмешками, а брат будет молчать и смотреть. Маниш порядком раздражал Викрама своей непохожестью на всю семью. Шумным забавам кузенов, брат предпочитал чтение. Он редко озвучивал свое мнение, но Викраму частенько казалось, что Маниш насмехается над ними. А больше всего бесило то, что отец прислушивался к младшему сыну больше, чем к старшему. Но у Викрама было одно неоспоримое преимущество перед Манишем, благодаря ему никто не сможет сместить старшего сына с законно занимаемого места.

***

В колледже нервничал Маниш. Он спрашивал студентов, заглядывал в аудитории, ждал во дворе, но новенькая нигде не появлялась, а за спиной слышал ехидные, похожие на отрывистый лай, смешки Абхи и досадовал на себя за то, что не додумался взять у Майры номер телефона. «Не спугнула ли ее Абхи, не затаилась ли? Может ищет способы избегать общения с моей милой сестрицей?» — думал Маниш, чувствуя за плечами прерывистое от сдерживаемой злости дыхание сестры.

— Что, братец, пропала твоя ненаглядная? — послышался истекающий ядом голос Абхилаши. — Не быть тебе благородным рыцарем, защищающим честь прекрасной дамы, да и не дама она. Я бы ее облезлую шкуру даже перед дверями на положила. Надеюсь, что Вирам сделает мне такой подарок. Хорошо, что блохастой нет рядом. Я бы не вытерпела и вырвала ей глотку. У меня при виде ее инстинкты срабатывают.

— Так не ходи за мной по пятам, — поморщившись и передернув плечами, ответил брат. — Отец доверил ее мне, так дай возможность что-нибудь сделать. Вряд ли твое присутствие будет способствовать установлению дружеских отношений. Займись лучше своими делами или журналист от тебя скрывается так же хорошо, как от меня Майра?

Абхилаша задрожала, оскалила зубы, а в ее глазах зажегся злой красный огонек и, казалось, девушка готова была вцепиться брату в горло, но он седлал шаг назад.

— Эй, эй! — негромко предостерег сестру. — Не стоит устраивать здесь представление, — легким кивком, Маниш указал на прогуливающихся во дворе студентов. — Подожду, когда-нибудь, она же появится в колледже. Все будет не так быстро, как хотелось бы, но мы победим. Правда, сестренка? — парень обнял за плечи разъяренную Абхи и повел ее домой.

***

Во время домашнего ареста Майра остервенело наводила в доме чистоту. Бьющая ключом энергия не позволяла сидеть на месте, а из-за необходимости полностью сосредоточиться на рвущемся из-под контроля звере все валилось из рук.

Сахель со страхом наблюдал за молодой хозяйкой. Глядя на ее плотно сомкнутые губы и мрачные глаза с вертикальными зрачками, он боялся что-либо сказать, чтобы не нарушить хрупкое равновесие и не послужить причиной перевоплощения. Каждые пяти минут старик поглядывал на часы, мечтая, чтобы вернулся господин и прекратил мучения девушки.

Ранбир вернулся, как и положено, к вечеру. Сахель, считая Майру дочерью и не желая усугублять ее наказание, приготовил на ужин только овощные блюда и теперь боялся показаться на глаза хозяину. Но тот, взглянув в измученные глаза сестры, ни слова не говоря, принялся за еду.

Ранбир всю ночь не отходил от Майры, не позволяя ей спать, чтобы не сдерживаемый ничем зверь не завладел сознанием сестры. Он тормошил и рассказывал забавные приключения, как сам справлялся, когда понял, что не властен над мыслями и поступками. Майра слушала. Она была благодарна брату за то, что не оставлял ее наедине с собой и знала — ему пришлось намного сложнее — с Ранбиром никого не было рядом, кроме старого слуги-человека, кто бы объяснил, помог, поддержал. Она понимала, что провинилась, а брат все делает ради ее блага, ради закалки воли, и, как бы ни было тяжело, не жаловалась и не просила снисхождения. Это было бесполезно — Ранбир не признавал малодушия. Он всегда будет рядом, чтобы помочь, но наказание не закончится раньше, чем брат решит: «довольно». И Майра терпела, стискивая зубы и иногда зажмуривая глаза, старалась сохранить разум человека. Эта ночь была первой, когда брат и сестра услышали за стенами дома завывания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сначала Майра испугалась и схватила Ранбира за руку.

— Что это? — спросила она.

— Те, кто решил поохотиться на нас, — Ранбир поднялся и подошел к окну. — Иди сюда.

Свет в комнате был выключен, и Майра увидела несколько пар красных огоньков, мелькающих в густой тьме леса.

— Теперь, ты понимаешь, почему опасно выходить одной? Не хочу, чтобы мою сестру разорвала стая трусливых шакалов, по одиночке боящихся сделать и шаг из-за кустов. Мы должны быть всегда настороже, чтобы разгадать их планы и не попасть в ловушку. Только вдвоем сможем их победить и не имеем права рисковать друг другом. Ты — мое уязвимое место. Понимаешь? — обняв Майру за плечи, Ранбир прижал ее к себе. — И не должна подвергать себя глупому и неоправданному риску.

Брат и сестра дождались утра. Оба усталые и не отдохнувшие, они с рассветом принялись за благоустройство дома. Закрепляя карниз в комнате сестры, Ранбир выглянул в окно.

— Это еще кто такой? — недовольно спросил он, кивнув на улицу.

Майра, держа наготове инструменты, подошла ближе и, стараясь не попадать в зону видимости, посмотрела куда указал брат — вдоль кромки леса медленно, как будто что-то высматривая, обходил дом уже два раза замеченный журналист.

— И что его вечно сюда несет? Медом ему здесь намазано? — проворчала она.

— Знаешь его? — Ранбир внимательно смотрела на сестру. — Майра, я же говорил, что нам нельзя слишком сильно сближаться с людьми. Это может быть опасно и для них и для нас.

— Скажи это той продавщице из Кожикоде, дарившей тебе нежные взгляды, — первый раз за два дня развеселилась Майра.

— Я сейчас очень серьезен, — не обратив внимания на слова сестры, сухо прервал ее Ранбир. Откуда ты его знаешь?

— Кажется, это журналист. Он ошивался здесь в день приезда, но я его прогнала, а потом видела, как фотографировал дом, когда… — Майра запнулась, но мужественно продолжила. — Когда гуляла по холмам.

— Он тебя видел? — Ранбир повернулся, и в черных глазах сверкнул огонь.

— Нет, я была очень осторожна.

— Это хорошо, но ведет он себя странно. Готово, — заявил парень, вворачивая последний саморез. — Можешь вешать свои шторы, только дождись, когда гость исчезнет. Кстати, его теперь тоже надо держать под присмотром. Мне не нравится, что он шныряет кругом и что-то вынюхивает.

Незаметно наступил вечер По мере того, как солнце скрывалось за пологими холмами, длинные тени деревьев, неумолимо подползая к одиноко стоящему дому, укрывали его магией древних, скрытых во тьме старины легенд.

Снова поужинав опротивевшими овощами, брат и сестра и эту ночь провели вместе, расположившись в темной комнате, они слушали взлаивания и завывания за стеной, и, чтобы не уснуть, рассказывали друг другу смешные или страшные, а иногда и личные истории. Темнота, как ничто располагала к откровенности и развязывала язык, побуждая говорить то, что при ярком дневном свете ни за что бы не рассказал.

С рассветом Ранбир вернул Майре амулет.

— Держи, — усмехнулся он, наблюдая, как сестра, схватив камень, торопливо завязала его на шее и облегченно вздохнула. — Надеюсь, урок был усвоен?

Майра энергично кивнула, а потом побежала на кухню.

— Ранбир, ты что будешь есть? — громким шепотом, чтобы не разбудить Сахеля, спросила она. — Я хочу большой и сочный стейк.

Сковородка с толстым рифленым дном уже стояла на огне, а сама девушка скрылась в недрах холодильника, но негромкое покашливание, вернуло ее на кухню.

— Сегодня у тебя будет еще вегетарианский день, — круша надежды на вкусный завтрак, сказал Ранбир. — Пока еще придется практиковаться в воздержании, — ответил он на вопросительный взгляд сестры и, протянув руку поверх ее головы, достал баклажан. — Чего застыла? Ты же хотела приготовить завтрак, шевелись, — подтолкнул Майру и прошел к мойке.