Империя хаоса. Тени Бога - Грегори Киз

Время он знал с точностью до минуты, потому что его оторвали от эксперимента, которым он был занят с самого утра и для проведения которого требовались строгие временные рамки. Двумя часами ранее его уже отвлекали от работы: на город вдруг обрушился оглушительный звон колоколов, и случилось это не в какой-нибудь урочный час, как можно было бы ожидать, а почему-то ровно в двенадцать минут второго. Сдерживая раздражение, он приложил максимум усилий, чтобы не отвлекаться на шум. Наверное, колокола звонят в честь какого-нибудь праздника или знаменательной даты, о которых он забыл. Ему удалось вновь сосредоточиться на проводимом эксперименте, и примерно через час в город вернулась тишина.

И вот теперь этот стук в дверь.

В первую секунду он намеревался накричать на непрошеного гостя и выпроводить его вон; у Франклина выдался нелегкий день, и совершенно не было сил на незапланированные визиты. Пленный колдун не давал ему покоя, хотелось как можно быстрее допросить парня, но прояви он, Франклин, нетерпение, это поставило бы его в невыгодное положение, поэтому он решил подержать колдуна в изоляции, день потратить на подготовленный ранее эксперимент, а вечером отправиться на плантацию Нейрна.

И вновь отрываться от работы ему совершенно не хотелось.

Но в его дверь без уважительной причины никто не стучался. Франклин поднялся, хрустнул костяшками пальцев, расправил плечи и направился к двери, по дороге успев испытать наслаждение от теплого ветерка, робко скользнувшего в открытое окно. Бессознательно он отметил про себя странную тишину, воцарившуюся в городе. Через открытое окно не было слышно ни гомона людей, ни стука колес карет, ни цоканья лошадиных копыт. Это показалось странным – обычно по вторникам улица за его окном кипела жизнью.

Он открыл дверь и увидел перед собой призрака, смотрящего прямо на него. Призрак был довольно высоким, худым, с насмешливо горящими глазами и едва заметной саркастической улыбкой на губах.

– Господин Янус! – воскликнул призрак, чуть кланяясь. – Как хорошо, что вы еще живы!

Франклин понимал, что на его лице отразилось изумление, и это самое изумление лишило его дара речи. Он пришел в себя только тогда, когда гость сжал его в крепких объятиях и на французский манер расцеловал в обе щеки, после чего, не выпуская из рук, отстранил от себя, дав ему наконец-то возможность говорить.

– В-в-вольтер?! – заикаясь, произнес Франклин.

– О, да у вас прекрасная память! – обрадовался гость. – Но я не В-в-вольтер, называйте меня проще – Вольтер!

– Ты жив!

– Обижаешь! И я ставлю тебе это на вид! Я не только жив, но еще и подрос немного! А вот у тебя, я вижу, уже залысины на лбу появились. Не слишком ли рано?

– Как ты… – Франклин настолько растерялся, что не знал, с чего начать. – Как тебе удалось найти меня?

– О, должен заметить, ты не особенно гостеприимен, поскольку не спешишь предложить мне бренди.

– Ах, ну да, конечно! Я просто так потрясен…

– Ваше потрясение, сэр, еще впереди. Ну, как там насчет бренди?

Франклин энергично кивнул, поспешно направился к шкафу, где хранил крепкие напитки, и выбрал самый красивый графин и две рюмки. Вернувшись к невероятным образом возникшему в его лаборатории французу, который в это время с восхищением рассматривал прибор, занимавший почти весь рабочий стол, он налил гостю и себе бодрящей жидкости. Вольтер сразу же опрокинул свою рюмку, Франклин поспешил вновь ее наполнить. Вольтер взял ее и высоко поднял:

– Я забылся, сэр, выпьем за ньютонианцев.

– За ньютонианцев, – пробормотал Франклин.

Их рюмки, встретившись, звякнули, и в янтарного цвета жидкости сверкнуло солнце. На мгновение перед его взором возникла картина прошлого: Лондон, кофейня "Греция", все ньютонианцы сидят за столом – едко-язвительный Вольтер, невероятно серьезный шотландец Маклорен, и суровый Гиз, и предатель Стирлинг, и Василиса Карева – его первая любовь, и он сам – еще совсем мальчик, которому едва исполнилось четырнадцать лет, пылинка, вращающаяся вместе с планетами вокруг ослепительно яркого солнца – сэра Исаака Ньютона. Бренди коснулось языка, и казалось, он вновь прикоснулся к губам Василисы, к ее ослепительной белизны телу. Вернулись надежды и страхи, которыми живет юность, ощущение себя гигантом, которого стреножили карлики. Нахлынули из небытия чувства, владевшие им тогда, – очарованность и восторг.

И последовавшие за ними боль утраты и отчаяние человека, потерпевшего сокрушительное поражение. Маклорен погиб, Стирлинг стал врагом, Василиса в мгновение ока из возлюбленной превратилась в агента русского царя и захватила их в плен. И Лондон исчез, подобно Атлантиде, от него остались лишь пепел и воспоминания.

Франклин осушил рюмку и вновь наполнил ее.

– Замечательная вещь – бренди, – проронил Вольтер, чуть прищурившись.

– Пожалуйста, – взмолился пришедший в себя от первого потрясения неожиданной встречей Франклин, – ради бога, расскажи мне, где ты был все эти двенадцать лет!

– Где ты был все эти двенадцать лет, – вздохнул Вольтер, его голос как-то враз сделался усталым.

Когда француз опустился в предложенное ему кресло, Франклин заметил, что прошедшие годы оставили на нем свой след. При встрече человек склонен обманываться, отмечая в первую очередь знакомые черты. Но сейчас он видел, как годы изменили Вольтера. Он и раньше был худой, но теперь казалось, что кожа обтягивает череп подобно тончайшей бумаге. Одет он был по моде – в коричневого цвета камзол и жилет, но производил впечатление утомленного долгой дорогой путника, не успевшего сменить потрепанное и запылившееся дорожное платье.

– Ты давно в Чарльз-Тауне? – спросил Франклин.

– Сегодня днем прибыл в вашу уютную гавань, – уже спокойно француз сделал новый глоток бренди. – И не успел я произнести твое имя, как мне тут же указали к тебе дорогу. Я смотрю, ты снискал себе здесь славу, да и в Венеции ты чуть ли не национальный герой.

– Ты слышал, что там произошло? Ты прибыл сюда из Венеции?

Хорошо знакомая дьявольская усмешка скользнула по лицу Вольтера:

– Нет, я прибыл из Кельна, судья самолично дал мне хороший пинок под зад. Так что первые двадцать футов своего путешествия я преодолел одним махом.

Хоть Франклин и сгорал от нетерпения услышать правдивый рассказ, он все же не смог сдержать улыбку:

– Не сомневаюсь, он увидел, как ты поднял паруса на грот-мачте, и решил тебе помочь. Его жена была тому причиной?

– Сэр! Вы меня давно знаете. Разве я способен разрушить священные узы брака?

– Да, я давно тебя знаю, и думаю, что ты способен разрушить все на пути к объекту своего желания.

Вольтер изящным движением провел кружевным кончиком шейного платка по верхней губе.

– Звучит довольно-таки обидно. В любом случае его жену наш Создатель наделил, увы, не слишком гибкой добродетельностью, хотя, я уверен, она имела ко мне явное расположение. Вышло недоразумение относительно совсем другой женщины, из-за чего мне и пришлось делать из Кельна ноги.

– Так ты из Кельна направился в Венецию, а оттуда уже сюда?

– О небо, из Кельна меня занесло в Краков.

– Ради всего святого, Вольтер начни все по порядку и с того дня, когда мы расстались. И пожалуйста, не приплетай цитат из Книги Бытия.

Вольтер вяло махнул рукой.

– Бенджамин, я не прочь рассказать тебе о своих приключениях и с радостью выслушаю твой рассказ. Но вначале прошу тебя, будь ко мне снисходителен. Я так устал, мне требуется хороший отдых. Будь любезным хозяином.

Франклин заставил себя сесть.

– Хорошо, хорошо, я постараюсь быть любезным хозяином. Но прошу тебя, скажи только об одном. Гиз жив? Вы ведь тогда вдвоем остались в Лондоне?

Тень омрачила лицо Вольтера.

– Нет, Бенджамин, ему не так повезло, как мне. Но сейчас я так счастлив – вижу тебя живым, здоровым и даже богатым. Позволь мне хоть чуть-чуть насладиться счастьем, пусть и не своим. Позволь мне хотя бы на минуту забыть о той толпе скелетов, что повсюду плетется за мной следом.

Франклин отлично понимал его состояние.

– Что мне сделать такого, чтобы ты, дорогой Вольтер, почувствовал себя еще более счастливым?

– А что нас всех делает счастливыми? Иллюзии. Постарайся убедить меня, что после моих скитаний я наконец-то нашел место, где меня ждет покой, что я попал в чудесную страну Эльдорадо, американский рай, оазис, где не слышно грохота пушек.

– Боюсь признаться, но это не иллюзия, – серьезно ответил Франклин. – Конечно же, Америка – это не рай. Вначале мы так сильно зависели от нашей матери родины – Англии. Мы страдали здесь от чумы и голода, нам все время не хватало самого необходимого. Но мы преодолели все трудности, и это закалило нас. Меня тоже носило по свету. Я был в Венеции, как ты уже знаешь, два года провел в Богемии. Америка не утопия, но здесь действительно лучше, чем где-либо.