Случайная девочка (СИ) - Волкова Виктория Борисовна

Да, Лайма меня бы сейчас отругала. Именно такими же словами. Окажись она в такой же ситуации, вышла бы из спальни накрашенной и причесанной. А я…

Только сил хватило умыться и заплести косу. Ничего не хочется. Даже не понимаю, как жить дальше. Только об одном молюсь. Лишь бы Анквист меня не прогнал. На любые его требования согласна, лишь бы быть рядом с Дамиром.

– Давай, доедай, и сгоняем на хату, - предлагает Федор, быстро расправившись с омлетом. – Дамир, иди ко мне, – протягивает руки.

И маленький предатель спрыгивает с моих колен и идет! Вот только познакомился с отцом, а теперь уже не оторвать.

– Вы передумали? – поднимаю на него глаза. Пальцы инстинктивно бегут по гладкому подлокотнику ротангового кресла.

– Да, смотаемся по-быстрому. Возьмешь все, что надо. Если кто надумает следить за квартирой, сделает это позже. Время пока работает на нас. На обратном пути можем в церковь заехать. Ты вроде хотела…

Да не хотела я! Но разве Анквиста переспоришь…

– Валя, сделай нам чая! – кричит Федор куда-то в пространство. И тотчас же к нам подбегает моложавая смуглая женщина, очень похожая на шолоховскую Аксинью.

– Да, да, сейчас, – тараторит она и смотрит умоляюще на хозяина дома. – Я за Ксению хочу заступиться, Федор Николаевич. Ошиблась она. Готова прощения попросить и штраф любой выплатить… – и заметив мрачный взгляд хозяина, осекается.

– Продолжай, – обнимая сына, хмуро кивает он и смотрит как бы сквозь на экономку. – Если хочешь следом вылететь, продолжай, – поясняет сквозь зубы. – Я, кажется, просил чай, Валя. И не помню, чтобы вызывал адвокатов Ксении Геннадьевны.

– Извините, – шепчет себе под нос женщина и, бросив на меня изучающий взгляд, быстро уходит.

– Распустила Ритка прислугу. Совсем берега попутали, – вздыхает Анквист, развалившись в кресле. На груди у него лежит Дамир. Фыркает, отец повторяет. И, кажется, эта парочка совершенно довольна друг другом.

– Может, простите женщину, – подаю я голос.

– Она тебя оскорбила. Сглотнешь? – хищно усмехается Анквист. – Обслуживающий персонал уже в теме. Так и будут к тебе относиться. Ноги вытирать. Эта публика только силу понимает. Нельзя попускать. Если, конечно, хочешь остаться в этом доме. Если нет, так и скажи, и я верну Ксению на место. Мне лично она ничего плохого не сделала…

– Нет! – вскрикиваю поспешно. – Я не хочу расставаться с Дамиром. Если можно…

– Оль, я тебе сразу сказал. Никто тебя с Дамиром разлучать не планирует, – пресекает мои вопли Федор. – Живи здесь, – выделяет каждую фразу паузой. – Шмот заберем. Только продумай, и возьми все самое важное. Второй раз в Атаманский никто не поедет. И тебя я не отпущу.

Чувство дикой благодарности мгновенно сменяется досадой. Какого фига, вообще-то? Он мне кто? Отец родной, что ли?

Думаю, и вздрагиваю как от удара. Словно наяву вижу злое, вечно недовольное лицо нашего с Лаймой папаши. Зажмуриваюсь, стараясь прогнать воспоминания.

«Только бы родителям не сообщили!» – прикусываю губу.

– С тобой все в порядке? – хмуро бросает Федор. Морщится, заметив приближающуюся Валентину.

Экономка ставит на стол чашки, чайник, какие-то конфетки в вазочке и сухофрукты в разделенном на три части блюде. Забыла, как называется…

– Да, да, – киваю, не дождавшись ухода Валентины.

– Никогда не отвечай при прислуге, – тут же делает мне замечание Анквист.

А я во все глаза смотрю на него.

– Так вы же спросили…

Федор недовольно крякает. Размышляет, что бы ответить. Но в этот момент у меня в кармане трезвонит сотовый.

– Да, алло! – отвечаю на незнакомый номер.

– Ольга Александровна? – осведомляется надломленный бас. – Следователь… бла-бла-бла… Нужно вас опросить по факту гибели Лаймы Стрешневой. Где вы находитесь? Я хотел бы подъехать. Необходимо снять показания.

В смятении гляжу на Федора и даже не понимаю, что сказать? Сообщение о гибели сестры, теперь уже официальное, бьет как сваей по голове. Хорошо, я уже знаю, а то бы в обморок точно свалилась.

– Кто там? – напрягается Анквист. – Дай мне, – забирает у меня из рук смартфон. – Слушаю, – цедит в трубку. Убрав ее от уха, недоуменно смотрит на потухший экран и усмехается невесело. – Плохо дело. Кажись, от моего голоса кого-то понос пробрал.

Глава 12

Глава 12

– Все так плохо? – в ужасе смотрит на меня девчонка. Теребит салфетку в руках. Нервничает. Молодая еще. Не умеет держать лицо. И держать удар не умеет. Ну, положим, от врагов я ее защищу. Охрану приставлю. Все-таки родня моему сыну. Но каждый шаг все равно не смогу проконтролировать. А значит, сама должна отрастить зубы.

– Очень плохо, Оля, – рычу я. – Что ты мелешь по телефону? Зачем вообще отвечать на незнакомые номера? И самое главное, какого отвечаешь «да!»?

– А как надо? – охает она изумленно.

– Говори всегда «алло» или «слушаю», тогда злоумышленники не смогут подделать твой голос и состряпать липовый разговор. Потом ни один суд в мире не примет твою сторону. Поняла?

– Д-да, – шепчет Оливия. – Но кому нужны мои разговоры? – пожимает плечами. Тянет к себе чашку с чаем трясущимися руками.

– Не расплескай, – поддерживаю за донышко.

– Не лаплиска, Мася! – звонко кричит мой сын и смеется.

– Хорошо, любимка моя, – улыбается ребенку Оля. А в глазах слезы стоят.

«Что ж ты за гад такой, Федя? – просыпается моя совесть и пиздячит меня батиным голосом. – Девочку совсем зашугал. У нее горе. А тут ты еще напираешь».

«Да я бы и за любимку замечание сделал!» – признаюсь сам себе. Вот нефиг моего сына женскими словечками называть.

Но молчу. Смотрю, как Оливия торопливо пьет чай, чуть обжигая губы. Слегка припухшие и такие манкие. Так бы зацеловал! И пальцами в волосы зарылся бы…

«Стопэ, мужик, – останавливаю стихийный поток бреда. – Оливия тебе в дочки годится! Вот и относись с уважением, как к родне».

– Выходит, мы никуда не поедем? – подняв на меня глаза, девчонка отставляет в сторону чашку. Возвращает в реал.

– Почему это? В самый раз съездить, – лениво пожимаю плечами. А сам любуюсь идеальным овалом девичьего личика, высокими скулами и бархатистыми щечками. – Тебя точно в Атаманском никто не ждет. Какие бы твари не звонили, сейчас они твердо уверены, что ты у меня. Даже по голосу узнали, хорьки.

– Хо-й-ки! – радостно повторяет за мной Дамир. И Оливия сразу меняется в лице.

– Федор Николаевич… Я вас прошу, – смотрит умоляюще. – Не надо при Дамире…

– Да я уже понял. Понял. Ходячий диктофон, блин…

– Блин? Хоцю блин, – требовательно восклицает малыш.

– Валя, – снова призываю то ли дьявола, то ли Риткину экономку. – Нажарь ребенку блинов.

– Один, пожалуйста, – выдыхает Оливия. – Ему много мучного нельзя.

– Это еще почему? – напрягаюсь я.

– Может быть аллергия на глютен, – лепечет девчонка.

– К врачам носили? – спрашиваю строго. – Кто диагноз ставил?

– Я не знаю. Мне Лайма говорила…

– Значит так, Оливия. Теперь за здоровье Дамира отвечаешь ты. Сейчас поедем, найдешь историю болезни. Всю эту бумажную херню. И передашь нашим врачам. Я дам контакт, – заявляю решительно.

Валентина выносит одинокий тонкий блинчик на тарелке. А там по ободку бегут цыплята и курица сидит.

«Риткина детская посуда», – вспоминаю я, как моя младшая вот так же, как и мой сын, ела блины и размазывала варенье по тарелке.

«Ген пальцем не раздавишь», – улыбаюсь счастливо.

Смотрю на Оливию, вытирающую рот Дамира салфеткой, и неожиданно ловлю себя на странной мысли.

«Я дома. С семьей. Больше мне никто не нужен».

Твою ж мать!

Отмахиваюсь от дурацких мыслей, как от морока. Что-то меня разобрало! Совсем охренел.

– Поели? Едем, – поднимаюсь из-за стола. И снова ругаю себя. Ну, нафиг подскочил, как баклан?

Оливия поспешно вытирает ребенку руки, жирные и липкие.

– Мне бы его умыть, – оглядывается по сторонам.