Ошибочная версия - Василий Лазерко

некуда деваться. Да, и бабам тоже, — он подмигнул Эльвире.

Та, как собачка комнатная, согласно кивнула головой. При этом не забывала хватать со стола все, до чего могла дотянуться.

Вот тут бы и насторожиться Ивану. Ведь он прекрасно знал, впрочем, как и все участники этой пирушки, что после такого умиротворенного состояния Игорек быстро становился злым и подозрительным. Тем более водка способствовала перевоплощению этого существа. Такое с ним случалось сплошь и рядом. Тем более, что в этот раз он закусывал меньше всех. Значит, и пьянел быстрее всех.

Знал хозяин квартиры и спонсор всей этой разношерстной компании о таком переменчивом характере друга — собутыльника? Знал. Прекрасно знал. Не в первый раз приходилось наблюдать ему за перевоплощением пьяного Игорька. Но, видимо, водочка одурманила его ум. Он даже не подумал ни о чем плохом. А жаль!

Жаркевич также умиротворенно откинулся на спинку дивана. Выпитая водка уже постепенно начала действовать на его мозги.

Все почти одновременно закурили, опять же, сигареты Ивана. Комната сразу же наполнилась таким приятным для всех присутствующих дымом.

На некоторое время воцарилась тишина. Слышно было даже, как капала вода из крана на кухне, расположенной за стеной.

Зловещей оказалась тишина. Но никто еще не осознавал этого. Все блаженствовали от выпитого, съеденного на голодный желудок и такого приятного сигаретного дыма.

***

Когда облака этого самого дыма окутали комнату, Игорек неожиданно спросил, обращаясь к Ивану:

— Ну, так, что с часами?

Тот ответил не сразу. Вначале затянулся. Выпустил клуб дыма под потолок. И затем уже растянуто — блаженно спросил:

— Какие часы?

— Не понял, — Игорек даже отпрянул от спинки дивана и сел прямо.

Выражение его лица враз изменилось с умиротворенного на суровое. Что — то звериное промелькнуло на этом личике — мордочке.

Злобно уставившись немигающим взглядом на Ивана, Игорек процедил сквозь зубы:

— Как какие часы? Ты дурку-то не включай. Не на фраера напал. Какие часы, — передразнил он гостеприимного хозяина квартиры. — Те, что ты украл у меня несколько недель назад в этой самой квартире. Ты, что забыл? Или хочешь проехать мне по ушам, что как будто не при делах? Так я тебе напоминаю.

Иван опять затянулся дымом сигареты. По всему его виду было видно, что он не понимает, о чем спрашивает его гость. На лице у него оставалась блаженная улыбка.

Остальные двое участников пирушки как-то безучастно, скажем даже, безразлично наблюдали за происходящим. Оно и понятно. Ведь это их непосредственно не касалось. Терки были между хозяином квартиры и Мельникайте. Значит, это их дела. Вмешиваться в такие дела по негласному уговору никто не имел права. Они и не вмешивались. Действовали по старому проверенному годами принципу — моя хата с краю, ничего не знаю.

— Ни — чего не пони — маю, о чем это ты? — по-прежнему растягивая слова, недоуменно спросил Иван.

— Что ты лепишь? В несознанку пошел (отрицать свою вину, причастность к чему — либо, — от автора)? Как увести у друга часики, так это ты можешь. А как отвечать за это, так извини — подвинься. Нет, — голос Игоря становился все более суровым и громким, он уже чуть ли не кричал, — так дела не делаются. Помнишь, как с компанией пили здесь?

Наконец Иван оторвался от спинки дивана и повернулся к «другу».

— Может быть. Мы же часто выпиваем у меня. Что здесь такого? Я не помню, что было вчера. А ты хочешь, чтобы я, спустя несколько недель, вспомнил нашу встречу. Ну, ты даешь! И чего это ты вдруг заговорил об этом сейчас, а не тогда?

Этот вопрос, а еще больше спокойный тон человека, уверенного в своей правоте и не понимающего какие претензии к нему предъявляются, разозлил Мельникайте еще больше.

— Ах ты, гнида! — Даже не сказал, а прошипел «пострадавший». — За забывчивостью прячешься. Не получится. Сейчас поговорим по-другому!

Он резко встал на ноги. При этом чуть не опрокинул стол с едой на своих единоверцев. А затем, ни слова не говоря, с разворота резко и точно ударил кулаком в лицо Ивана. Тот от удара и неожиданности откинулся спиной на заднюю спинку дивана. А руками машинально прикрыл лицо.

— Говори, сука, где часики! Или живым отсюда не выйдешь! — Угрожающе прохрипел Игорек.

— Да, не брал я никаких часов, ни твоих, ни кого-нибудь еще, — даже не проговорил, а скорее простонал сквозь сомкнутые у лица пальцы рук. — Они мне не нужны. Мне сеструха с матерью помогают. Зачем мне твои часы? Ты, что не веришь мне?

— Не верю, — все больше распалялся Мельникайте. — Кроме тебя тогда все были пьяные в стельку и спали вповалку. Ты один не спал, когда я проснулся. Теперь я понимаю, что это ты всех нас специально споил, чтобы поживиться за мой счет. Вот тогда часики мои и тиснул.

— Игорь, поверь мне, не брал я твоих часов, — как-то жалобно продолжал настаивать на своем Жаркевич

А тот, глядя на «друга» сверху вниз продолжал свое:

— Я тогда даже не подумал, что ты на такое способен. К тому же сразу и не увидел пропажу часов. Да, и не до этого мне тогда было. Голова болела с помелья. Плохо соображала. Но я хорошо помню, что бодрствовал тогда только ты один.

— Да, чем хочешь, поклянусь, что не брал я твоих часов.

Для продолжения разговора Иван открыл лицо, опусти руки вниз.

— Так я тебе гнида и поверил.

Жаркевич собирался что-то сказать, но не успел. Игорь наклонился к нему и снова с размаху ударил кулаком в лицо. Потом еще раз. Еще…

Сколько раз он ударил, никто не считал. Не до этого было. Да и не было фактически кому считать их.

Жаркевич не уклонялся от ударов. Просто сидел, откинувшись на спинку дивана, и прикрывал лицо руками. Потом правой рукой провел под разбитым носом, вытирая выступившую кровь.

А его истязатель уже вошел в раж. Выпрямившись, он руками оперся о стол и внезапно ударил Ивана пяткой левой ноги в живот.

Тот от удара, сидя на диване, согнулся вперед.

— Что ты, падла, делаешь? — Простонала жертва, — Не брал я твоих часов. Не видел, кто это сделал. Я вообще никогда у тебя часов не видел.

— Ах, не брал, значит? Тогда получай еще!

С этими словами он без размаха, но резко изо всей силы ударил этой же ногой выпрямляющегося Жаркевича. Только теперь попал ему в грудь.

Сидящая напротив через стол парочка молча наблюдала за разыгрывающимся прямо перед ними спектаклем.

Если Мокрый безучастно смотрел на своих