Записки «важняка» - Сергей Михайлович Громов

никто не мог знать. Но я ошибся. К нам вдруг подошел польский генерал-лейтенант и сказал, что является военным комендантом Варшавского гарнизона и хочет выпить за дружбу между нашими народами. Затем, обращаясь ко мне он произнес:

— Полковник, я очень рад, что ваша работа оказалась полезной!

Уже в Москве мне стало известно, что по результатам моего расследования от имени Советского правительства была направлена ответная нота в адрес Гомулки, где от заявления польской стороны о «недостойном» поведении советских солдат, как говорится, не было оставлено камня на камне. Возражений не последовало.

Простое убийство

Это произошло весной 1961 года в городе Кизыл-Арват, что северо-западнее Ашхабада, столицы тогда еще Туркменской СССР.

Кизыл-Арват — город-оазис, со всех сторон окруженный голыми степями, постепенно поглощаемыми с востока зыбучими песками пустыни Каракумы.

В те годы проживали там в большинстве русские поселенцы и военнослужащие с семьями, а также немалочисленные туркмены, возглавляемые степенными старцами в высоких папахах.

В центре города сгрудились лавчонки, по правую сторону дороги к ним вплотную примыкало двухэтажное здание единственной в городе гостиницы, напоминавшее обыкновенную казарму, а на углу красовалось городское отделение милиции, откуда все вокруг свободно просматривалось.

В городе, конечно, был и по-восточному шумный и крикливый базар с овощами, фруктами, зеленью, с пышными лепешками и с молочными продуктами свежим и кислым молоком, кефиром и сырами.

Среди местных достопримечательностей особое место занимали симпатичные ослики, то и дело сотрясающие воздух своими криками, а также степенно вышагивающие верблюды.

В тот памятный день — понедельник — рано утром случайный прохожий в безлюдном месте, под забором топливного склада, обнаружил лежавшую на земле какую-то женщину, почти без признаков жизни, со следами ударов, видимо от булыжника — он валялся рядом, — в пятнах крови. Платье и белье на женщине были разорваны. По дороге в больницу она скончалась, не приходя в сознание.

Довольно быстро удалось установить и личность потерпевшей. Ею оказалась Евдокия Духонина — продавщица одного из продуктовых магазинов. А проживала она недалеко от места, где была обнаружена, в одноэтажном доме барачного типа.

Ничего предосудительного за Духониной не числилось. Была она женщиной средних лет, еще довольно миловидной. Уже свыше двух лет, как она развелась с мужем и жила одна.

По врачебному заключению смерть Духониной наступила в результате множественных кровоизлияний в мозг, нанесенных ударами камня типа булыжник. Именно такой камень, округлой, овальной формы, и был подобран на месте происшествия.

Кроме того, на платье потерпевшей были обнаружены свежие пятна спермы, что и укрепило версию об изнасиловании.

Впрочем, преступника искали не долго. По общему мнению, им мог оказаться только старшина одной воинской части Иван Мягков. Он был арестован и привлечен к уголовной ответственности за изнасилование и преднамеренное убийство Евдокии Духониной.

Давая санкцию на арест Мягкова, военный прокурор Ашхабадского гарнизона и следователь, которому было поручено расследовать дело, ничуть не сомневались в его виновности. Для этого, по их твердому убеждению, они располагали достаточными основаниями.

Во-первых, по показаниям свидетелей, накануне происшествия Мягков в компании долго распивал спиртное в открытом буфете так называемого городского железнодорожного парка. Духонина сидела недалеко от него за общим столом. Затем Мягков отправился провожать Духонину домой.

По показаниям свидетелей из числа соседей Духониной, пьяный Мягков вместе с Духониной, также не совсем нетрезвой, до глубокой ночи шумел у них во дворе. Его пьяные выкрики, пение и брань прекратились только лишь после решительного вмешательства жильцов дома. Но потом Мягков еще несколько раз ломился к ним в двери.

При обыске в его квартире были найдены брюки с затертыми пятнами спермы, по группе совпадающей со следами спермы на одежде Духониной. Следователь еще обратил внимание на свежие царапины на лице обвиняемого, что говорило о том, что Духонина сопротивлялась. Судебно-медицинская экспертиза определила: царапины причинены ногтями человека.

Между тем Мягков свою вину упорно отрицал и договорился до того, что в буфете парка Духонину не видел и провожать ее не ходил.

Но далее предварительное следствие зашло в тупик. Свидетелей, которые его видели там, где было обнаружено тело, не оказалось.

В Главной военной прокуратуре родилась идея передать это дело для более углубленного расследования в мое производство, как военного следователя по особо важным делам. Так я очутился в Ашхабаде и сразу приступил к допросам Мягкова. Однако его показания неизменно заканчивались одним и тем же — я ни в чем не виноват!

Тогда я отправился в Кизыл-Арват, где допросил жену Мягкова. Она мне рассказала, что в воскресенье к вечеру сама видела, как он, собираясь в парк железнодорожников, надел те самые брюки.

Соседи по дому отзывались о нем неплохо. На работе он пользовался уважением и с начальством ладил.

В отличие от своего предшественника, военного следователя, я решил отойти от версии о вине одного Мягкова. Я не исключил, что на Духонину мог напасть кто-то другой.

Поэтому я решил проверить в городской милиции, кто в ту ночь был доставлен в отделение из числа пьяниц, воров, хулиганов и вообще подозрительных лиц. Мне принесли целый список. Однако ничего стоящего в нем на первый взгляд я не обнаружил и допросил бывшего мужа Духониной. Судя по всему, он перенес ее смерть тяжело.

Дело приобретало затяжной характер. Надо сказать, что именно в эти дни весь мир рукоплескал Юрию Гагарину, который впервые шагнул в космос. Все газеты, радио- и телепередачи были заполнены сообщениями об этом историческом событии. Признаюсь, на фоне этого вся моя работа показалась мне обыденной и малопривлекательной. Мой интерес к делу даже поубавился.

Вот почему я возвратился в Ашхабад, где предстояло объявить Мягкову и его адвокату об окончании следствия, ознакомить их с материалами дела, рассмотреть их ходатайства, если только они не пожелают приберечь их до суда, и, составив обвинительное заключение, направить дело в суд.

Однако Мягков, знакомясь с материалами дела и дойдя до списка тех, кого доставили в городское отделение милиции в ночь преступления, вдруг обратил внимание на некоего Манзырева и тут же вспомнил, что сидел с ним в одной камере и тот, с виду парень здоровенный, все хлюпал носом, переживал. Он был солдат автобазы, что рядом с вокзалом. От него Мягков услышал, что тот вместе с другим солдатом ходили в самоволку, пьянствовали, переоделись в гражданское и вышли в город погулять, но потеряли друг друга. Милицейский патруль задержал вначале Манзырева, а потом и его дружка.

— Зачем вы мне это рассказываете? — удивился я.

И тогда Мягков меня огорошил:

— Я слышал, что на рубашке