Дома мы не нужны. Книга седьмая. И все-таки она вертится! - Василий Лягоскин

– Тогда да! – тут же изменил свое отношение к «птичкам» Анатолий; он прежде остальных понял, что командира сейчас озарило очередным предвидением, – только… надо бы на них «уздечку» покрепче накинуть. Такую, чтобы ни одна тварь не вырвалась.

– Уже накинул, – опять улыбнулся командир, – не вырвутся. Пусть пока подождут.

Теперь Никитин сравнил бы хищных орлов с голубями; такими, каких человек заточил в крепкую голубятню. Птицы метались в каком-то ограниченном пространстве, не в силах пробиться сквозь невидимые стены. Трактористу даже стало их немного жалко. Совсем чуть-чуть, но все же…

– Ведь это уже не враги, – подумал он, – союзники, хоть и поневоле. Знать бы еще, в чем.

Впрочем, внимание Анатолия Никитина, как и всех в штабной комнате, переключилось вперед – туда, где большая часть аборигенов разбегалась, размахивая руками. Он, кажется, узнал того, кто возглавил это позорно бегущее «войско».

– Точно! Жюлька, бывший вождь еврогеев! – воскликнул он, когда экран одним мгновением увеличил изображение, и его заполнило перекошенное от ужаса лицо аборигена.

– А это я… мы! – тракторист ткнул пальцем в другой экран, с которого на надвигающуюся гору летающего города смотрели немногие оставшиеся на месте хозяева долины.

Анатолий узнал бы, наверное, многих из них. Но сейчас он смотрел лишь на тех, кто своим обличьем стопроцентно напоминал его самого.

– Посмотри на того, что справа, – дернул его за рукав камуфляжной куртки профессор Романов, – это вообще твоя полная копия. Даже ремень на поясе камуфляжа свисает… не буду говорить на что.

– Нет! – тут же заявила Бэйла, прищурившая правый глаз так, словно она целилась в копию своего ненаглядного в прицел снайперской винтовки, – этот парень не мой Анатолий. Заморенный какой-то, и не такой…

– Красивый, – хохотнула Ирина Ильина.

– Все, – командир положил конец дискуссии, превратившейся в обсуждение статей копии Анатолия, – садимся. Дежурной смене занять места согласно боевого расписания.

Никитин чуть помрачнел; согласно этого расписания он, как старший дежурной смены, должен был сейчас сесть за центральный стол, и уже оттуда наблюдать за происходящим.

– И руководить! – воодушевился он про себя, – точнее помогать товарищу полковнику. И наблюдать – вот в этих замечательных экранах.

Штаб опустел. Теперь в креслах сидели лишь четверо – супруги Никитины, и Виталик Дубов с Машей Котовой, которые сейчас по уставу должны были отдыхать – их смена начиналась через полтора часа. Но представить, что кто-нибудь сейчас на их месте смог оторваться от экранов, и отправиться в комнаты этажом ниже, где находилось помещение для отдыхающей смены, Никитин попросту не мог. Так что он кивнул сменщикам: «Садитесь поудобней!», – и нажал на кнопку, оживляя экран, на котором можно было видеть во всех подробностях историческую встречу двух цивилизаций.

– Или трех, – вслух поправил себя старший смены, фокусируя невидимую камеру на лице своего двойника.

Анатолий Никитин (а кто же еще?!) там уже явно пришел в себя; ловко втерся в круг высоких договаривающихся сторон. Он даже попытался встрять в разговор, на что полковник Кудрявцев, с некоторым недоумением отвлекшийся на двойника, как-то отстраненно улыбнулся, и махнул рукой в сторону громады города. Анатолию даже показалось, что он показал сквозь сотни метров, и толщу пластмассы именно на него.

Взгляд машинально остановился на часах – до сдачи смены оставалось всего пять минут; в зал уже вошла очередная пара дежурных, готовых сменить через положенные четыре часа Машу Котову с Дубовым. Анатолий едва дождался, когда эти такие длинные минуты закончатся. А потом внешне неспешно проводил Бэйлу до дома, прижал к груди ребенка, вдохнув такой родной и сладкий запах маленькой Оксаны, и поспешил наружу. Туда, где сейчас творилась история этого мира. Пока без него – русского тракториста Анатолия Никитина. Может, это звучало слишком громко, с изрядной долей бахвальства? Сам Анатолий так не считал. И два его двойника, с которыми он столкнулся прямо на выходе из массивной подземной части летающего города тоже.

– А вот и ты! – воскликнул один из них, отличавшийся от второго (и от самого Никитина тоже) громадным ростом, и слишком хитрым выражением лица, – мы уже заждались!

– Что, уже начинается?

Анатолий не имел ни малейшего представления, о чем договаривались полковник Кудрявцев с местными вождями; но блефовать умел мастерски. Двойники на удочку поддались; махнули оба в сторону пещер с объяснением; вещал опять местный Тракторист:

– Магия Смерти дело непростое. Королеве амазонок нужно подгтовиться. Да и нам тоже…

Он подмигул теперь совсем хитро. Так в прежней, самой первой жизни Никитина подмигивал ему закадычный дружок в родной деревне – когда у него заводились деньжата на бутылку-другую. Анатолий даже устыдился; он даже забыл, когда в последний раз вспоминал ту жизнь, тех ребят и девчат (а теперь уже дедов и бабок) с которыми прожил такую долгую жизнь. А здесь, всего за какой-то год…

Громадный Тракторист не дал додумать.

– У нас есть половина круга, – заявил он, поворачивая две свои мелкие копии в сторону чернеющих недалеко зевов пещер, – как раз успеешь рассказать, что привело вас сюда…

– И как вы тут без нас жили, – добавил Анатолий, весь вид которого говорил о долгом изнурительном существовании.

Этот бывший тракторист (а трактористы, как известно – подобно ментам, или учителям – бывшими не бывают) тоже почуял что-то своим зашевелившимся хищно носом. Потому он и устремился за широко шагавшим местным парнем раньше Анатолия. А наш герой почему-то вспомнил сейчас Бэйлу с Оксаной-младшей, дом, в котором его ждали, и… рванул вслед за двумя новыми приятелями.

– Вот я сейчас им про дочку и расскажу. Надо полагать, что у Никитина-второго – того, что помельче – тоже где-то родилась своя Оксанка…

Он рассказал – после того, как Тракторист, построивший последний в истории племени русов танк, наполнил бокалы прозрачной жидкостью с таким знакомым запахом, и совсем по-русски чокнулся с заробевшими было гостями: «Ну, будем!».

Анатолий опрокинул в глотку двести граммов обжигающей жидкости, и ощутил, как когда-то очень давно, удар в голову; словно лягнула та самая летающая бешеная корова, молоком которой они сейчас «лечились». В голове зашумело, и в то же время восприятие окружающего мира стало острым, неожиданно ярким и впечатляющим. Никитин сейчас видел каждый камушек в полутемной пещере, тьму которой разгонял единственный факел; каждый волосок бараньих шкур, на которых они сидели. А еще его плечи буквально пригнула книзу – к тем самым камням и шкурам – вселенская печаль в глазах другого Анатолия. Лицо парня мрачнело, подобно небу перед штормом, по мере того, как тракторист летающего города рассказывал о перипетиях последних недель и месяцев – начиная с той минуты, когда Никитин, и все остальные оказались в этом негостеприимном мире.

– А я свою дочку так и не увидел, – наконец, вздохнул он так горько, что у Никитина невольно вырвалось:

– Рассказывай!

– Да, рассказывай!

В пещеру вошел и остановился сбоку от входа, пропуская внутрь спутников, полковник Кудрявцев. Рядом с ним один за другим возникали фигуры местного возждя, гигантской копии дружка – Витальки Дубова; профессора Романова, королевы амазонок, в которой тракторист признал свою Бэйлу, немного постаревшую, но все такую же прекрасную. Наконец, в пещеру вошла, не сгибая головы, как местные великаны, и командир, тоже отличавшийся немалым ростом, его ангел-хранитель, Бэйла Никитина. Оксана-старшая тоже была здесь.

Анатолий, попытавшийся вскочить уже при виде командира, сделал еще одну попытку – тоже неудачную. Молоко бешеной коровки, наполнившее тело свежестью и легкостью, а голову необычайной ясностью ума и остротой всех пяти чувств, напрочь отняла все ниже пояса. Тракторист едва не замычал от бессилия; и от подступавшего чувства стыда. Не от самого факта распития местной «водки» – никто, в том числе собственная супруга не запрещала ему этого делать в свободное от общественных дел время. Нет – просто он, как когда-то давно, принялся оправдываться перед собой: «А что, нельзя?! Даже одного стаканчика?!! Имею право после рабочего дня…». И это воспоминание унижало горше, чем укоризна в глазах командира, и улыбка на устах любимой женщины.

– Улыбка! – Бэйла улыбалась совсем не зло, или обличающее.

Скорее понимающе; словно говорила: «Вижу, что из лап этих монстров невозможно было вырваться».

«Монстры», кстати, тоже пытались вскочить на ноги; так же безуспешно.

– Сидите уж, – махнул сразу всем Александр Николаевич, одним движением оказываясь между Анатолием и местным Трактористом.