333 удовольствия и 1000 проблем - Инесса Ципоркина

Я не язвлю. Я недоумеваю.

И по какой причине ты… недоумеваешь?

По той самой, что мне непонятен смысл декларативного отказа от популярных развлечений и увлечений.

Но я же сказала: мне несимпатично задержавшееся детство! Подобная беллетристика подстегивает в людях инфантильную веру в сказочки…

Это тебе так кажется. Некоторым читателям известны детали биографии Толкиена, и они помнят: все началось с того, что профессору Оксфорда пришло в голову создать стилизацию на базе англосаксонского, кельтского, исландского, норвежского и финского эпосов. И что Толкиен писал о «Калевале»: «Хотел бы я, чтобы у нас в Англии было что-нибудь в этом роде».[33] А эпос, как и стилизации в духе эпоса, понимаешь ли, пишут и читают вполне взрослые люди.

А Гарри Поттер что — тоже эпос?

Да. И Джеймс Бонд — и в кино, и в литературе, в авторской интерпретации Яна Флеминга. И «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери. Эпос, Дашенька, формируется из мифов, сказаний, из массового сознания, а не из статистических отчетов. Эпос нашего времени — то самое чтиво, которое любит публика. Чтиво становится эпосом не сразу, по окончании написания, а только через несколько веков. А пока он живет и пополняется за счет так называемого китча.

Да с чего ты взяла?

А ты почитай умные книжки, еще не то узнаешь. Я тебе объясню, как это делается: выбираешь наименее популярного автора, у которого язык, словно бетономешалка — грохочет, перемешивает, потом вываливает куда придется… Ну, помучаешься, попотеешь, книжной пылью порастешь. Зато такое чтиво — как раз в твоем вкусе. И никто не упрекнет тебя в популизме.

Тебя что, удивляет, если человек не прется вместе со стадом туда же, куда и все?

Наоборот, именно это меня как раз не удивляет. Зато удивляет манера поведения, ориентированная на толпу. Похоже, ты именно так рассудила. Значит, ты формируешь свой вкус «от противного»: если всем нравится то-то и се-то, мне оно не понравится. И я даже не соблазнюсь попробовать…

Будете брать? — раздался долгожданный глас буфетчицы.

Будем, — хором ответили мы.

Мне безе и корзиночку, — гордо сообщила я.

А мне… — Дарья затормозила.

Вообще-то, у нее схожие вкусы. Но только не сейчас. Я пошла к столику. Тяжело было бы наблюдать, как эта идиотка возьмет картошку с селедкой, лишь бы от меня отличиться. Если сядет рядом, уж и не знаю, о чем с ней говорить. Ишь, надулась. Тест презерватива на прочность. Попробуй скажи, что ее придурь типа «Я не так проста, как вам кажусь!» — явление абсолютно неоригинальное, да еще в престижном столичном учебном заведении, где каждый мучительно ищет способа выпендриться… О, идет моя непримиримая! И на блюдечке капитулянтским флагом белеет безе. Ладно, я сегодня добрая — отшлепаю слегка и прощу. Надо же поддерживать имидж Бяки.

Послушай, Дарьюшка, — не то льстиво, не то ехидно начала я, — если тебе что-то не нравится, совершенно необязательно писать манифест о неприятии чего угодно: фасона, жанра, автора… От того, что ты всем фэнтези объявишь джихад, умнее выглядеть не станешь.

Зато я не буду выглядеть инфантильной идиоткой, которая рядится в плащ из занавески и надевает на голову кастрюльку с прорезями для глаз!

Ну, фанаты со своей пылкостью могут сделать посмешищем что угодно. А ты не фанатей, просто попробуй. Это же не кокс в бумажечке,[34] чтобы мозги при понюшке выдувало.

Пока эта дурацкая шумиха не схлынет, я не стану ничего пробовать!

Да. Видимо, сделанный Дашкой гастрономический выбор не есть выброшенный мне навстречу белый флаг, а всего-навсего проявление непреодолимой любви к безе.

Дарья, а почему бы тебе не обзавестись банданой и косухой?

Чего? — Дашка закашлялась, крошки брызнули в разные стороны.

Ну, раз уж ты такая продвинутая, то для тебя, наверное, существует только тяжелый рок и тяжелые фильмы. Затарься соответствующим прикидом, сделай татуировку, а лучше две — на лобке и на лице. А еще поезжай в азиатскую глубинку, запасись местным деликатесом — вялеными пауками, привези их в родные Тетюши и ешь на глазах у блюющей публики, поясняя, что тебе «дадена власть над маленькой жизнью».[35]

Согласна, рассказывать об азиатской кухне во время десерта — подляна из последних. Дарья скривилась, но мужественно продолжала жевать и вести беседу (замечу: и то, и другое — с открытым ртом!):

Да что ты взъелась? Тебе что, эти Толкиен с Гарри Поттером в душу запали?

Ну, с Поттером у меня в принципе ничего быть не могло, как с литературным персонажем, а с Толкиеном тем более — как с покойным, причем давно покойным. Между прочим, я даже не уверена, что Джоан Роллинг хорошо пишет. Но придумывает очень хорошо. Как сценарий ее книги — золотая жила. А твой подход мне откровенно несимпатичен.

И почему же?

Потому что он не твой. Тебя тут нет и не было. Все равно, идешь ты за стадом или сворачиваешь в противную сторону. Ты следишь за тем, что предпримет это самое стадо, и лишаешь себя права голоса.

А если мне просто не нравится жанр?

Врешь. Если бы ты просто не любила фэнтези, то и вела бы себя иначе, и не изображала бы свободу на баррикадах.[36] Тебя никто не собирается расстреливать за равнодушие к чему угодно. А вот за декларативное неприятие — опять-таки чего угодно — можно и в ухо получить. От фаната этого самого «чего угодно». Ты и встала в боксерскую стойку: дескать, бейте, проклятые! Не боюсь я вас!

Неужели это так выглядело?

А то! Мне даже обидно стало: я человек понимающий и снисходительный…

Свежо предание…

А ты не иронизируй. Я не фанат, чтобы человека, у которого вкус отличается от моего, в столовке тортами закидывать. И не полиция нравов, чтобы лезть тебе в душу, дабы выяснить: нет ли там крамолы какой?

Ну, а если я действительно не хочу это читать?

Ну и не хоти. Просто не ставь свое нехотение себе в плюс. Никто же не восторгается собственной или чьей-нибудь еще аллергией на клубнику: ах, я такая изысканная! Едва подобную гадость нюхну — и сразу вся чешусь! Естественно, мне вкус клубники неизвестен, не то что всякому простонародью, которое ягоды жрет от пуза, да еще варенье из них варит!

И все равно, Лялька, ты не понимаешь: я, когда вижу эти толпы, у которых башню сносит… — Дашка покачала головой.

Страшно, да? Боишься улететь и не вернуться?

А что?

Слушай, не уподобляйся крысе Чучундре, которая боялась выйти на середину комнаты![37] И доверяй своим мозгам. С первой дозы не втянешься. Попробуй — может, тебе понравится, а может, не понравится.

Словом, Дарья пошла на мировую и даже согласилась с нехитрой мыслью: прежде чем категорически отвергать, воспользуйся методом знаменитого мангуста Рикки-Тикки-Тави — пойди и узнай!

Броня крепка, но глупость наша крепче

Хорошо, что у Дарьи хотя бы была смелость признаться: да, она боится голову потерять и потому старается не прикасаться к «предмету искушения». А большинства критиков и на такую откровенность не хватит. Многие люди вообще не затрудняют себя поиском мотивации. Живут себе отрицанием, следят за тем, что другие хвалят — и тут же принимаются ругать фаворита. Букмекеры хреновы. На подобной тактике они делают себе имя и репутацию «глубокого человека» и «продвинутого специалиста», хотя ничем, кроме «зыркости и протырливости»,[38] как Майка выражается, не обладают. Беспроигрышные обожатели классики, пафосные хулители действительности, мастера синхронного плавания в унитазе до самых преклонных лет обходятся этим скромным набором, бесконечно отыгрывая на нервах окружающих один и тот же мотивчик: настоящее отвратно и беспросветно, наше спасение — в нашем вчера, я — лучший ваш проводник и звать меня Сусанин.

Даже когда слышишь аналогичную «проводниковую» ахинею от малолетнего придурка, это жуть как раздражает. Хоть и сознаешь нехитрую причину такого поведения: собеседник, отморозок, всего-навсего судорожно, будто перепуганный грызун, «копает норку», в смысле долбит нишку во льдах вселенского безразличия. Вот и демонстрирует свою (якобы) незаменимость: ах, я знаю истину, я приведу вас прямиком к цели, туда, где хранится Святой Грааль… Конечно, все мы рано или поздно сталкиваемся с тотальным равнодушием, поскольку однажды оно окружает — вернее, обволакивает — человека со всех сторон. Только что все было, может, и не так, чтобы замечательно, но вполне терпимо: вокруг друзья и родня, опекают, оберегают, сочувствуют. И вдруг обнаруживается, что близкие — просто крошечный островок в целом Ледовитом океане безразличного отношения к твоей персоне. Немудрено и испугаться, представив, как мала вероятность победить это.

Но с возрастом у человека должны, непременно должны появиться и возможности, и перспективы, и намерения побежать изначально равнодушную реакцию посторонних людей. В общем, с года человек обязан сформировать хоть что-то кроме истерически-пафосного имиджа крестоносца-энтузиаста или, например, маски неопознанного, неуловимого и нафиг никому не нужного Бэтмена. А между тем вокруг полным-полно народа, которого не осенили ни возможности, ни перспективы, ни намерения. Хотя их возраст можно охарактеризовать и как зрелый, и как перезрелый. Я не о «потерянном поколении» говорю: потерянные люди в изобилии встречаются в любом поколении — через всю жизнь пронесут чувство невостребованности, ненужности, некондиционности. И кстати, страсть какую гордость испытают от собственной никчемности: как я, однако, достал общество одним лишь фактом своего существования! Экий я какой! Особенно много подобных «Недопечориных» среди шестидесятников… Во всяком случае, с «дедушками-подростками», у которых состояние психики и данные паспорта не соответствуют друг другу, сталкиваешься постоянно. И я уже вывела некоторые закономерности обращения с оными. Впрочем, эти закономерности работают независимо от возрастной категории.