Хозяин дубравы. Том 2. Росток - Михаил Алексеевич Ланцов

копьях поучиться. Взяв для того палки, чтобы не убиться и ран тяжелых не нанести. Да только Борята ничего с ним сделать не мог. Такого как Беромир только гурьбой набрасываться и вязать. Либо усыплять. Но это лишено смысла. Здесь мы его по доброй воле не удержим, а клетка… он найдет способ либо прервать свою жизнь, либо вырваться. Нет, нет и еще раз нет. Так нельзя. Не получится.

— Приказать же ты ему не мог, потому что не ты его пробудил? Так? — поинтересовался Красный лист.

— Разумеется.

— А кто его пробудил?

— Мне кажется, что лично боги. Проявление Близнецов в нем видно почти сразу. Велес ярче всего из него сочится. Мыслю — он и пробудил. Сам. И оказывает ему наибольшую поддержку. Кажется, порой, что Беромир даже его воплощение. Но это лишь наваждение из-за того, что древний змей постоянно где-то рядом. Впрочем, и Перун не дремлет. Порой он еще прячется, но это не должно вводить в заблуждение. Громовержец всегда рядом. Впрочем, остальные небесные братья и сестры Беромиру также благоволят. Словно они все вместе за ним присматривают.

— Но это просто невозможно! — выкрикнул старший.

— Любой, кто находится рядом с ним, это подмечает. — пожал плечами Вернидуб.

— Свидетельствую в том! Я Красный лист из Тихих медведей. Я навещал Вернидуба и Беромира. Знаю парня с рождения. И свидетельствую: мальчик словно поцелован богами. Не богом, а богами.

— Я как-то Мару почувствовал рядом с ним. Так спать не мог! Жуть! А он хоть бы что! — продолжил Вернидуб.

— А он в своих разговорах поминал иные земли? — спросил Вернидуба тот незнакомый ведун, что говорил с акцентом.

— Постоянно. От державы Хань и земель Ямато на восходе солнца до кельтов на закате и о землях дальше — за великим морем. И об иных. О Египте, Ассирии, да о чем только не говорил!

— Он говорил о кельтах? — подался вперед этот человек.

— Да. Довольно часто. Он даже большие рода предложил на кельтский манер называть кланами. Дескать, ему так удобнее. Что? — спросил Вернидуб, видя, как его слушатель поменялся лицом.

— Продолжай. Что еще он говорил про кельтов?

— Многое. О друидах. О жатках колесных. Об обычае наносить на свои тела узоры краской. Имена называл. Мало и редко. Да я и не припомню их уже. Сложные и непривычные. Винотен Геторок…

— Верцингеторикс, — поправил его этот незнакомец.

— Тебе знакомо это имя?

— Да. Это один из великих вождей былых лет. Он объединил многие кланы кельтов против ромеев.

— Но проиграл. В битве при Алезии. — закончил за незнакомца Вернидуб.

— Все так… все так… и многие кельты после этого попали под владычество ромеев.

— А тебе откуда этот Верцин известен?

— Потому что я пришел от остатков одного из кельтских племен — бойев. В годы юности моего прадеда нас выбили из стародавних земель. Все разбрелись кто куда. Наши рода ушли на восход[1]. Но лишь для того, чтобы их стали терзать гёты.

— Удивительно, — покачал головой Вернидуб. — Кельт и тут… Как так получилось, что ты вошел в нашу рощу?

— Потому что я не простой кельт, а друид. Ведун, если по-вашему. И был сюда приглашен как почетный гость. Да-а-а… Когда-то давно и мы тоже вот так собирались в дубовых рощах… когда-то…

— Что привело тебя к нам?

— Скажи прямо, — кивнул старший, видя определенную нерешительность гостя.

— Я уже года три путешествую, подыскивая для остатков моего племени спокойное место. За это время даже ваш язык выучил немного. Эти поиски и привели меня к вам.

— Ты говорил, что был в ромейском рабстве. Как это случилось?

— Набег гётов. Меня увели и продали торговцу-ромею, так как я по звездам многое могу сказать. Очень ему это оказалось полезно. Так я и побывал много где. Даже в Индии.

— А как освободился? Сбежал?

— Спас его во время шторма. Он в благодарность отпустил. И одарил щедро.

— Чудно-чудно… — покачал головой Вернидуб.

— Еще чуднее слышать о таком человеке, как ваш Беромир. Наши боги отвернулись от нас. Нас бьют. Наши земли забирают. На наши молитвы никто не отвечает. А ваш новый ведун — великий дар небес. Они слабы, раз сообща стоят за одним человеком. Но в этом их сила, ибо встали на вашу защиту как один.

— Беромир и нас к такому призывает. К единению. К выбору верховного правителя и создания крепкой армии. — кивнул Вернидуб. — Хотя порой его слова услышать сложно. Говорит чудно. Как и мыслит иначе. Чуждо. Его вообще наша жизнь тяготит и злит. Он ведет себя так, словно привык к другой.

— В этом нет ничего удивительного. Я слышал, что в древности такое случалось. Будто человек переродился, но не лишился памяти о былых жизнях. — произнес это друид.

— Или боги ему их открыли. — заметил Красный лист. — Он ведь до того удара и падения в реку был простым пареньком. Самым обычным, который, как и многие, далек от знаний.

— Ну или так. — охотно согласился друид.

— Знать бы еще, где и кем он в прошлом жил. — поинтересовался кто-то. — Может, он при случае туда и убежит.

— Нет! — решительно воскликнул Вернидуб. — Он всем сердцем печется о благополучии нашем. И мыслит бороться с роксоланами да языгами. За нас. Говорит, что наши предки веками дрались с ними и весьма успешно, пока смута не разъединила нас. Вот! — седой потряс туеском. — Смотрите, что он написал!

Затем достал и стал читать историю о происхождении славян, придуманную Беромиром. Ту самую, записанную им по мотивам воспоминаний. Медленно. С толком. С расстановкой… Ну, то есть, по слогам. Потому что иначе еще и не умел.

В ней описывались монументальные события на западе Евразии за последние полторы тысячи лет. Кратко, но емко. Показывая ближайшее родство балтов со славянами. И их, в свою очередь, с кельтами, германцами, италиками и прочими. Да и вообще — это слово «славяне» употреблялось как название племени, распавшееся на кланы от смуты и нашествия сарматов…

— Зачем он записал такое? — удивился друид. — Али ему не ведомо, что записывать тайные знания никак нельзя[2]?

— Он опасается, что если не будет писания, то с нами может погибнуть