Мое темнейшество - Викки Латта

отпер дверь святилища. Та закрывалась даже не на ключ, а на простой засов. Потянул на себя дубовую дверь. В нос ударил запах благовоний.

Обернулся на капитана. Оказалось, тот уже благополучно дрых на мокрой от росы траве. А начало уже подмораживать… Это на юге весенние ночи теплы. Здесь же, на севере, они вполне себе коварны. И вот так, проспав до утра, можно было легко подхватить и грудную жабу, и горячку.

Оставить Райдо на улице жаждала вся моя противозаконная натура. Сколько я терпел от кирасир, но… Мужик-то этот, капитан, оказался неплохой. А то, что страж, – ну должны же быть у человека недостатки?

Так что я втащил его, заливисто храпевшего, в храм.

Внутри было темно, тихо, пустынно… одним словом, я почувствовал себя как на знакомой работе – в склепе. Правда, там я обычно пользовался заклинанием ночного видения. Но сегодня побоялся призывать магию: напутаю еще что-нибудь в векторах – и вообще ни зги до утра не увижу, ослепнув на время. Так что действовать решил на ощупь.

Впереди маячил силуэт какого-то стола. На него и закинул дрыхнущего капитана. А сам, отправившись закрыть дверь, обо что-то споткнулся в проходе, упал и, приложившись об острый край, отрубился.

Сначала не было ничего. Тьма и благодать. А потом не иначе как дала о себе знать гадская мухоморовка, потому как подобного мне ни разу не снилось.

Вокруг меня мрак начал сереть, а затем и вовсе превратился в мягкие облака, словно из ваты. Воздух наполнился сладким ароматом южных цветов. Я бродил по этому странному миру, когда вдруг передо мной появилась она. Та самая девица с невозможными синими глазами и белыми, точно снег, волосами, к которой я влез в спальню накануне ночью.

Сейчас же она сама подошла ко мне так близко, что я почувствовал, как участилось ее дыхание. Снежинка откинула голову и посмотрела на меня, а затем опустила ресницы. Я не смог удержаться от соблазна. Слишком манящими были ее пухлые вишневые губы.

Склонился над ними. Почти невесомый поцелуй, который заставил ее распахнуть глаза. Раздался то ли вздох, то ли стон, то ли мольба.

– Еще, – выдохнула она и призывно посмотрела на меня, провоцируя.

Ее нежное лицо и алый блеск бестии в синих глазах. В моем сне Снежинка была явно горячей штучкой, о которую можно и обжечься. Это заводило.

Желание. Страсть. Предвкушение. К демонам прелюдию. Я хочу как следует распробовать эту малышку.

Налетевший ветер не принес прохлады. Лишь взметнул облако ее светлых волос и подол юбки. Та задралась так, что обнажила бедро. Стройное. Идеальное. Бархатистое на ощупь.

Моя рука, что легла на девичью ягодицу, скользнула выше. К лентам нижнего белья.

Но я медлил, наслаждаясь этими мучительными мгновениями, словно приручая ее, настраивая ее тело, как музыкант настраивает свой инструмент. Нас разделяла лишь тонкая ткань моей рубашки и ее платья, а соединяли… Соединяли тепло и желание. Много желаний, от которых закипала кровь и становилось тесно в штанах. Это было мучительное удовольствие, которое хотелось растянуть. И я помедлил. Провел пальцами по женской груди. Не отрывая от Снежинки взгляда, наслаждаясь тем, как вздрагивает от каждого моего прикосновения ее тело, как голубые глаза затягиваются поволокой страсти, как из приоткрытых губ вырывается очередной то ли стон, то ли всхлип.

А я смаковал каждую секунду, глотал ощущения, как терпкое, пьянящее вино. Бархат девичьей кожи, упругость бедер, влажность лона… Мои пальцы скользнули туда. И Снежинка выгнулась в моих руках, впилась пальцами в плечи и, не выдержав, едва коснулась губами моего уха, прошептав:

– Сделай меня своей…

Ее слова сорвали у меня все краны. Сердце забилось еще быстрее, а я подхватил Снежинку под ягодицы и прижал к дереву.

Откуда оно тут взялось, когда еще недавно мы стояли на поляне? А демоны знают. Мой сон – мои правила! И они мне нравились, но еще больше нравилась Снежинка, которая прижалась ко мне еще крепче. Моя рука, начав свое путешествие с девичьей груди, спускалась ниже, по тонкой талии и скользнула на внутреннюю поверхность бедра, играя с влажной малышкой Снежинки.

Я дразнил ее, заставляя ерзать от нетерпения. И… это так возбуждало, что я потянул за тесемку штанов, чтобы наконец войти в уже готовую Снежинку и…

– Ваше светлейшество! Просыпайтесь! Скоро начало мессы…

Подростковый ломкий, но, казалось, ввинтившийся в самый мозг голос заставил меня очнуться.

– Проваливай! – простонал я, желая вновь забыться. Хотел еще послать негодного мальчишку к демонам, но не смог. В горле, по ощущениям, нагадили кошки. Пить хотелось дико.

Где ж я так набрался? Память, паразитка, спряталась в самый дальний чулан и не желала выходить. А малец все не отставал, теребя меня за плечо.

Пришлось приоткрыть веки. По глазам тут же резанул свет. Он лился через стрельчатый витраж, оставляя на полу причудливые узоры.

Я разглядел светлые стены, высокий сводчатый потолок и две ниши со статуями богов, ряды деревянных скамей. Но это было дальше. А рядом со мной, прямо у носа, лежали цветы. Много.

Так, кажется, теперь понятно, почему мне снился весенний луг и прочая ересь. Еще и с такими яркими запахами. Да потому что я спал на клумбе. Только что та делает в храме, на который намекала вся остальная обстановка?

Попытался приподняться, чтобы рассмотреть точнее, куда я попал. Каждое движение давалось с трудом: голова раскалывалась, как будто в ней поселился орочий хор, оравший в свои луженые глотки бездарно, зато старательно. Я медленно встал. Вернее, восстал из гроба.

Хорошо хоть, не своего. Хотя в первый момент сомнения были. Но я пригляделся и понял, что умудрился упасть на крышку домовины, на которую зачем-то наложили кучу цветов, и уснуть на этом стогу.

Правда, на осознание этого ушли все силы, и мир вокруг закружился, словно на карусели. Зато вдруг проснулась память. И первое, что она извлекла из своего сундука воспоминаний, – это мухоморовка. А за ней и картины возлияний, отдел правопорядка и то, как капитан провожал меня до храма.

Кстати, где капитан?

Обвел храм расфокусированным взглядом, пытаясь найти главу стражи, и… тот обнаружился совсем рядом. И в самом, можно сказать, очевидном месте.

Куда еще некромант может положить тело? Конечно, на алтарь. А то, что тот не для жертвоприношений, а для молитв, – какая, к демонам, разница? Райдо же, не подозревая о том, где уснул, лежал, поджав под себя ноги, укрывшись торжественной ризой для праздничных богослужений и засунув под щеку сложенные ладони.

Весь вид капитана говорил о том, что человек сладко спит и уже тем очень счастлив. Только знание о чужой благости самому мне жизни не облегчило. Каждый вдох был тяжелым. А еще, если выражаться литературно, внутри поселилось чувство пустоты, и оно требовало освободить для себя как можно больше пространства. Если же говорить проще – меня замутило. Потому я, зажав