Хроника детства маленькой женщины - Кочеров Вячеслав

Удивительно, но ровно настолько, насколько я порой не понимал речь Даши, её хорошо понимали сверстники по детсаду, впрочем, как и она их. И я даже в какой-то момент заподозрил, что в детской среде существует свой особый язык, типа эсперанто, на котором наши юные сограждане изъясняются друг с другом. Думаю, если бы в сообществе ещё не остепененных педагогов нашелся энтузиаст, занявшийся изучением младенческих коммуникативных связей, научный мир мог бы получить новую Юлию Гиппенрейтер или

Владимира Леви.

Ещё меньше я понимал её отдельные поступки, которым до сих пор не могу найти объяснения. Во время совместных прогулок маленькая Даша никогда не позволяла взять её за ручку. Вроде и встречаемся часто, и играем дома вместе, но, выходя на улицу, я для неё – словно посторонний. Гулять вдвоем без мамы у нас по той же причине пока не получается, поэтому гуляем мы чаще всего втроём. Даша идет, вложив ладошку правой руки в руку Оксаны, а левую, согнутую в локте, как официант в ресторане, демонстративно держит за спиной. Тем не менее, о моем присутствии не забывает ни на минуту. В кармане её курточки на протяжении всей нашей прогулки мобильный телефон Оксаны воспроизводит любимые детские песенки, Даша подпевает, и время от времени оповещает меня об известных ей мультяшных исполнителях: «Дедя, Липух!», «Дедя, Аполь!».

Эта видимая отчужденность сохраняется ровно до тех пор, пока мы не подходим к дороге. Тут малышка поворачивается ко мне и послушно поднимает ручки: «Дедя, на Дасю». То есть, в этом возрасте она уже прекрасно понимает, что главная обязанность мужчины заключается не в том, чтобы держать женщину за руку, а в том, чтобы носить её на руках. Зато у меня в такие мгновения появлялось двадцать секунд счастья, пока я нёсу свою драгоценную ношу через дорогу, и она задумчиво перебирает мои волосы на затылке.

Если совсем недавно Дарья решительно возражала, когда я пытался помочь ей оседлать стул или влезть на диван, то теперь я нередко слышу; «Дедя, памги!» Похоже, наша малышка начинает, наконец-то, понимать, иногда гораздо комфортнее чувствовать себя в жизни слабой, чем самостоятельной и независимой женщиной.

Даша знает много слов и уже пытается складывать их в предложения, причем, самым невообразимым образом. Например, если взрослый человек скажет о себе, что он не упал, Дарья произносит эту фразу так: «Дася упала нет». Как-то я провожал Кирилла и Дарью домой через лесопарковую зону, так короче. Впереди шли девушки с двумя собаками. Дарья сразу прокомментировала: «Собака укусит Дашу нет», то есть, собака не укусит Дашу. Видимо насчет собак с ней уже проводилась разъяснительная работа, и она решила на всякий случай проинформировать нас с отцом, что собака – существо безобидное и волноваться, что она может укусить Дашу, не стоит.

Почему именно таким образом она строила фразу? Ведь гораздо проще сказать, что «собака не укусит Дашу», чем «собака укусит Дашу нет». Удивительно, но аналоги подобного построения фраз я обнаружил недавно в результатах собственного медицинского обследования, где присутствовали такие же словосочетания – «отёки нет» или «язык розовый, влажный нет». Получается, либо доктор, писавший заключение, изъяснялся в детстве таким же образом, как и моя внучка, и сохранил эту привычку на всю жизнь, либо все дело в профессиональной медицинской терминологии, которую нам, обычным людям, понять не дано, зато о ней почему-то хорошо осведомлено наше юное поколение.

Что ещё меня удивляло в маленькой Дарье – её чрезвычайная выносливость.

Если бы мне пришла в голову идея повторять все её телодвижения хотя бы на протяжении полудня, то утром следующего дня я бы с трудом поднялся с дивана. На днях Даша вместе с бабушкой Людой и мамой совершила большой переход от дома до метро. По пути они заходили в магазины одежды, где Дарья тут же находила себе сверстников, и, пока Людмила и Оксана рассматривали наряды, малышня устраивала свои игры в догонялки между рядами с одеждой. За время прогулки Дарья преодолела порядка трех километров. И ни разу не попросилась на руки. Она любит пешие прогулки, и, выходя на улицу, сразу предупреждает: «Топ-топ», то есть, Даша пойдет своими ножками и брать коляску не стоит.

Однако её энергозатраты пока никак не сказываются на аппетите. Процесс кормления Дарьи по-прежнему непрост и требует изобретательности. Понимая, что обед – процесс довольно унылый, она старается привнести в него как можно большее разнообразия: рядом должны быть болельщики, которые могли бы по достоинству оценить каждую съеденную ложку супа, и обязательно наличие увлекательной сказки, способной отвлечь её от ненавистного процесса приема пищи. Пока Кирилл, улучив момент, вставлял ей в рот ложку с кашей, я с выражением и в лицах читал её любимую сказку «Маша и медведь», а Людмила в паузах подавала компот.

Однажды после обеда Даша лежала на диване, и пока я мурлыкал песни из мультиков, время от времени заглядывала в книгу, покачивала в такт головкой и болтала ногами. Через какое-то время она «стекла» с дивана и уселась на согнутые колени у моих ног. Причем, по-прежнему пытаясь снизу вверх заглядывать в книжку. Чувствуя, что ей неудобно, я позвал её на диван, но она отрицательно помотала головой. И лишь после того, как Дарья, наконец-то, поднялась с пола, мы поняли, в чем дело, ей давно было пора менять памперсы.

Оксана, как только не исхитрялась, но приучить дочь к горшку не могла. Даже когда в подготовительной группе детсада малышей дружно усаживали на горшки, Дарья упорно отказывалась присоединяться к коллективу. Я уже заглядывал по этому поводу в интернет и выяснил, что всё со временем должно «устаканиться» само собой. Но тема горшка занимает семью всерьез. Кирилл собирается летом на море и ему не хочется возить в машине мешок памперсов.

– Даша, почему папа не хочет брать тебя летом на море? – спрашивает Оксана.

– Горшок, – смиренно отвечает Дарья. Развернутые предложения ей пока не удаются, хотя довольно часто она умудряется произносить пространные монологи на своем «марсианском» языке. Понять его пока невозможно, но ощутить замаскированные в её «речах» эмоции, вполне.

Я надеваю куртку и Даша, понимая, что «дедя» собирается уходить, бежит в прихожую, приседает рядом на корточки и, показывая пальчиком на мои ноги, напоминает: «Бати».

Кто знает этого деда, не напомнишь, так ведь и уйдёт на улицу в одних носках.

«Я – Дася, а хвостик – у собаки»

Все-таки самый интересный возраст у детей – от двух до пяти лет. И не случайно именно такое название – «От двух до пяти» – носит книга Корнея Чуковского, посвящённая неповторимым особенностям детской речи.

Впервые логично построенное предложение я услышал от Дарьи в возрасте двух лет. Возвращаясь с прогулки, мы увидели у подъезда машину Кирилла. Когда вышли из лифта на лестничную площадку, я передал Дарью с рук на руки предусмотрительно открывшему дверь отцу.

– Может, зайдешь? – спросил Кирилл.

– Спасибо, в другой раз, – дома меня ждала работа.

– Дедя посол домой, – вдруг чисто и отчетливо произнесла Даша.

В мае вся округа расцвела одуванчиками. Во время наших прогулок по лесопарку Даша собирала их в «букетики» и затем персонально вручала каждому по желтому цветку. Приходя к нам «в гости» с одуванчиками, она открывала книжный шкаф, где вдоль томов выстроились разные безделушки, выбирала маленькую вазочку и просила Людмилу поставить в нее свой «букетик».

Она сама как одуванчик. Но когда я однажды вслух сравнил её с этим цветком, она возразила: «Дася-зяба». «Зяба» в её представлении, видимо, символ красоты, поскольку она знает сказку про «царевну-лягушку». Поэтому любое наше сравнение себя, любимой, с какой-нибудь птичкой или рыбкой, она тут же строго корректирует: «Дася-зяба!».

Весной к нам в гости приехала моя сестра Наталия. Увидев, что Даша ни на минуту не отходит от матери, отметила этот факт: «Даша, ты как мамин хвостик». Дарья с образом «хвостика» не согласилась: «Я – Дася, – рассудительно ответила она, – а хвостик у собачки». Это было, пожалуй, первое умозаключение, позволяющее сделать вывод, что наша малышка уже не просто Homo erectus, а самый что ни на есть Homo sapiens.