Спартак - Геннадий Левицкий

Так ничего и не добившись, рабы отступили. Под стеной Красса осталось шесть тысяч их бездыханных товарищей, римляне же потеряли только троих человек убитыми, и семь легионеров получили ранения.

Спартак в Лукании

Марк Красс долго стоял на возвышенности и смотрел на трупы поверженных врагов у восточного участка стены. Особенно много их было на самых ближних подступах. Глубокий ров оказался засыпан телами рабов так, что местами даже сравнялся с валом. Торжеством и гордостью наполнялись сердца римлян, созерцавших эту страшную картину. Даже с самых отдаленных участков приходили легионеры, чтобы посмотреть собственными глазами на невиданный успех римского оружия. Особенно ликовала молодежь, которая до сих пор терпела лишь поражения под началом Геллия, Лентула и Муммия.

Красс, понимая чувства, переполнявшие легионеров, так и не решился приказать немедленно убрать тела врагов и восстановить поврежденные участки гигантских оборонительных сооружений. Он лишь велел выбросить за вал трупы тех немногих рабов, которым удалось преодолеть палисады.

Были и другие причины непростительной небрежности обычно всегда аккуратного Марка Красса. Прежде всего, он хотел дать легионерам отдохнуть после тяжелого боя. Тем временем начали сгущаться сумерки, а какая работа может быть ночью? В такое время суток римляне даже не преследуют разбитого противника. И, конечно же, все были уверены, что после столь страшного поражения рабы не скоро решатся на новую вылазку.

К вечеру пошел снег, усилился ветер, который перешел ночью в снежную бурю — явление небывалое для этих мест. Римские часовые, едва различавшие друг друга в снежной пелене, толковали о знамении свыше. Они долго не могли решить, хороший или плохой знак подают им боги этим неожиданным снегопадом. Сошлись на том, что голодным, лишенным крова рабам еще труднее переносить стихию, стало быть, снежная буря — предвестница победы римлян.

Красс, находившийся под впечатлением небывалой удачи, долго не мог уснуть. Наконец, усталость после трудного дня и монотонное завывание ветра начали убаюкивать его. Поле битвы, стоявшее перед глазами претора, поплыло куда-то в сторону, но тут послышались крики и нараставший шум новой битвы. Крассу казалось, что это звуки какой-то странной ночной битвы из сна, наконец-то пришедшего к нему, но почему-то во сне он ничего не видел, а только слышал…

— Марк, вставай, на нас напали враги!

Претор открыл глаза. Над ним стоял встревоженный Публий Пет. Только теперь Красс понял, что это не сон, что слышал он самый настоящий шум битвы, доносившийся с западной части римских укреплений. Не произнеся ни слова, он быстро оделся и вскочил на коня.

…Пользуясь внезапностью нападения, несколько сотен рабов сумели прорваться через палисады, и теперь бой шел в римском лагере. Квинт Арий, отвечавший за западный участок стены, уже наладил оборону. На стену уже поднялись балеарские пращники и осыпали рабов градом камней. В нападавших летели целые тучи копий. Гладиаторы падали, словно ячменные колосья под серпом, но все же продолжали с яростью обреченных лезть на палисады.

Ночная темень и снежная буря мешали определить количество нападавших, и Красс колебался: призвать ли для отражения вылазки воинов с других участков стены или достаточно будет легионеров Квинта Аррия. Однако войско само уже решило за претора. Со всех сторон бежали легионеры, горевшие желанием принять личное участие в избиении рабов. Гладиаторов, прорвавшихся в лагерь, оттеснили обратно к стене, и римляне готовились праздновать новую победу.

В это время к Крассу подлетел всадник на взмыленном коне.

— Претор! — крикнул он. — Рабы прорвали наши укрепления на востоке!

"Неужели он опять меня обманул?" — мелькнула в голове Красса страшная мысль. Он отказывался верить в то, что раб оказался умнее его, Марка Красса. Чтобы развеять сомнения, претор опять вскочил на коня и поскакал к месту вчерашнего боя. С огромным трудом на ледяном обжигающем ветру он одолел десять миль и, лишь встретив еще несколько гонцов с востока, понял, что дальше скакать бесполезно.

Как оказалось позже, на Квинта Аррия напал лишь один легион рабов. Спартак же, подождав, пока все внимание римлян сосредоточится на западном участке, повел свое войско вчерашним путем.

Им уже не пришлось заваливать огромный ров, так как он был наполнен окоченевшими трупами собратьев. Погода, которую в один голос проклинали все римляне, помогла противнику незаметно приблизиться к укреплениям и внезапным ударом захватить еще вчера неприступный участок. В то время как большинство легионеров Красса устремилось на помощь Аррию, Спартак перебил немногочисленную стражу и беспрепятственно вывел рабов из ловушки.

Фракиец вновь переиграл римлян и вырвался на просторы Италии. И все же стена Красса не была напрасным трудом, как позже утверждали завистники и недоброжелатели претора. Спартаку пришлось пожертвовать легионом, который отвлекал римлян на западе, а вместе с дневными потерями он лишился двенадцати тысяч человек. Такова была цена грандиозного сооружения Марка Лициния Красса.

Претора мало успокаивали груды изрубленных рабов: его главный враг оказался в Лукании. Прорыв гладиаторов вызвал настоящую панику в южных областях Италии. Они вновь подверглись нашествию голодных рабов-легионеров. После стольких бед обозленные гладиаторы никому не давали пощады на своем пути: убивали даже рабов, отказавшиеся следовать с их войском. Дымом пожарищ заволокло весь юг Лукании, повсюду валялись мертвые тела, и некому было отдать им последние почести, предать огню или земле. Бросая все нажитое, люди бежали в Рим и своими рассказами о зверствах рабов вселяли страх в души жителей Вечного города.

Сенат выразил недовольство действиями Красса. Все чаще стали раздаваться голоса, требовавшие передать его полномочия Гнею Помпею. Этот молодой военачальник уже разбил мятежников в Испании, и теперь его легионы находились на пути в Италию.

Об успехах Помпея стало известно Крассу; Спартак также получал сведения от рабов, которые по-прежнему бежали к нему со всей Италии. Приход Помпея грозил отнять у Красса плоды победы, на которую претор пожертвовал столько средств, сил и времени; для Спартака война на два фронта и вовсе была гибельна. Получалось, что оба они были заинтересованы в скорейшей встрече на поле боя.

Марк Красс легко нагнал гладиаторское войско и теперь осторожно шел следом. Не спешил и Спартак. Оба военачальника, несмотря на то, что не располагали временем, терпеливо ждали какой-нибудь ошибки со стороны противника.

Неожиданно от лагеря фракийца отделились два легиона германцев и пошли на север. Грабя по пути виллы и поселения колонистов, они медленно удалялись от основного гладиаторского войска. Красс решил, что в стане его врагов произошел раскол и, конечно же, не мог не воспользоваться благоприятной ситуацией. Претор настиг германские отряды Канниция и Каста на берегу Луканского озера и немедленно напал на них.

Рабы не выдержали первого же натиска и, стараясь сохранить подобие строя, отступали от озера. Казалось, еще немного — и неприятель обратится в бегство, но тут пришло известие, что с юга стремительно приближается Спартак. Красс, как ни жаль было упускать победу, приказал трубить отход. Ему стоило большого труда остановить рвавшихся в битву легионеров; лишь угроза новой децимации заставила их повиноваться.

Красс отступил на несколько миль назад, занял удобную позицию и принялся ждать дальнейших действий Спартака. Фракиец же, убедившись, что его затея заманить Красса в западню не удалась, вновь продолжил путь. Причем германцы Канниция и Каста не соединились с основными силами, а продолжали следовать отдельно. Эти два легиона постоянно раздражали Красса, словно бельмо на глазу, но так как германцы все же не отходили далеко от Спартака, то и Красс не решался заглотить наживку фракийца. Огромное напряжение, охватившее обе враждебные армии, неминуемо должно было разрешиться в ближайшие дни.

В ту ночь Спартак спал в походной палатке с женой, которая почти два года делила с ним все превратности и лишения походной жизни. Сон человека, привыкшего к постоянной опасности, был чутким, и сейчас фракиец сразу же открыл глаза, едва Мирина повернулась на ложе.

— Ты куда, дорогая? — Спартак нежно обнял жену за плечи.

— Тревожно мне, Спартак. Схожу к храму Диониса, может, бог успокоит мое сердце.

— Сейчас? Ночью?

— Да, мой любимый.

— Путь к храму неблизкий — успеешь ли ты вернуться к утру? Мы выступаем с рассветом.

— Хорошо, я не пойду, а поеду верхом. Если даже и опоздаю, то догоню вас в пути.

— Боюсь, как бы ты не попала в руки легионеров Красса, — засомневался Спартак.