Избранник Ада - Николай Норд

Вот это да – наградное оружие! Конечно, я прекрасно понимал, что никаких таких заслуг перед Законом у Софьи не было и в помине, и пистолет был получен не без участия денег и связей Алекса. Но ведь каково! Не всякий генерал имеет наградное оружие. И зачем она мне все это демонстрирует? Уж не им ли я должен убить. Но КОГО? Выходит, она мне, как бы, делает предложение: вот пистолет, бери, пользуйся для реализации своих планов. А если меня с ним застукают на месте преступления? Ну и что? Она-то тут при чем? Пистолет взяли без ее ведома, она и понятия не имела! Что ей-то будет? Да ничего!

Перебрасывая, относительно легкий, можно сказать дамский, весом не более полукилограмма, пистолет из руки в руку, я заметил в его стволе нечто постороннее, белое. Ковырнул спичкой. Бумажка. Положил оружие на стол, развернул бумаженцию и прочел:

«Милый котик, в кармане собольей шубки возьми ключик от настенных часиков. У него одно ушко помечено. Вставь ключ в завод так, чтобы меченое ушко указывало на 12. Потом поверни ключ этим же ушком до 3 вправо, затем, таким же образом, до 7 влево, потом до 5 опять вправо, потом до 11 влево. Затем поставь стрелки на «без пяти двенадцать».

Вот черт! Бумажка вывалилась из моих задрожавших от расшалившихся нервов рук. Она читает меня! Я был вывернут перед ней наизнанку. Она предугадала все мои поступки, все мое поведение! Или вовсе не рассчитывала на это, потому все так и обстроила?

Я залез в карман шубы, оказавшийся нутряным, и вынул оттуда… золотой ключик. Да, это не фигуральное выражение – ключ был сделан из чистого золота! Пробы на нем не было, но характерный блеск и тяжесть металла, исключали все сомнения. На одном из крылышек я обнаружил пятиконечную звездочку – метка.

Я подошел к часам и тут только понял, в чем была их необычность. Она заключалась в их размерах. Часы были раза в полтора-два больше, нежели все остальные, им подобные. Кроме того, при более близком их рассмотрении, я обнаружил еще одну особенность: сам цилиндр, скрывавший часовой механизм, был непропорционально утолщен, по сравнению с другими такими же ходиками-двойниками.

Затаив дыхание, в предвкушении чего-то необычного, я, пляшущими от возбуждения пальцами, кое-как вставил ключ в гнездо завода и стал проделывать все манипуляции, указанные мне в записке. Ключ довольно легко вращался в часах со звуком, которые производят музыкальные шкатулки, только не так громко. А когда я поставил стрелки на «без пяти двенадцать», то… ничего не произошло!

Я отступил от стены, на которой висели часы и, сев за стол, стал перечитывать записку по-новой. Но нет – я все сделал правильно. Может, Софья посмеивается надо мной, а сама в скрытый глазок хладнокровно наблюдает за мной из соседнего номера? Ставит, так сказать, эксперимент над идиотом? Возомнила себя сверхчеловеком? Э-э, не умничай, стервозная ты моя малышка, меня на мякине не проведешь!

Я приблизился к этой стене и стал внимательно ее исследовать на предмет подсматривающего устройства. Если глазок и был где-то здесь – с ее богатством, чего бы не позволить себе этакое баловство, заняв еще и соседний номер? – то он был хитроумно замаскирован. Не исключая того, что Софья может наблюдать за мной, я сделал стене рожу. В этот момент неожиданно раздался крик кукушки, выскочившей из настенных часов, тут же что-то в них звонко щелкнуло, и циферблат начал медленно поворачиваться в сторону. Я оглянулся и посмотрел на стрелки – они показывали ровно двенадцать. Так вот оно в чем дело! Полный набор приемов, приводящий к их открытию, составил как раз те пять минут, которые оставались до двенадцати.

Я снова подошел к часам. Развернувшийся циферблат оказался с очень плоским часовым механизмом, вышедшим из широкого, толщиной в семь-восемь сантиметров, цилиндра, призванного имитировать, собственно, весь механизм. В оставшейся части металлического цилиндра, окрашенного черной краской, на углублении одного сантиметра, виднелось второе дно. Оно представляло собой диск из червленого серебра, на котором были рельефно искусно изображен черт, танцующий с фигуристой, длинноволосой девушкой. Черт придерживал одной рукой девушку за талию, в другой – отведенной в сторону – держал кубок, очевидно, с вином. Он склонил бородатую морду к прекрасной женской головке в губительном поцелуе. Девушка же одной своей рукой обнимала за шею ушастое страшилище, в другой – тоже держала кубок. Голова ее, подставленная смертельному поцелую, была откинута назад, отчего длинные, волнистые волосы спускались почти до самой, в цветах, лужайки, где происходил танцевальный шабаш.

Было ясно – мне открылся тайник. Я потрогал эту серебряное донце, постучал по нему, услышав металлический ответный отзвук, но нигде не обнаружил ручки, или иной зацепки, чтобы вскрыть эту драгоценную заслонку. Но тут я обратил внимание на корнеобразный, непропорционально большой, пенис черта, он был золотым, и имел резкие очертания, отличные от общих мягких переходов остальных серебряных рельефов. Я нажал на него пальцем, ощутив от этого прикосновения некую склизкую мерзость, и он упруго, пружиня, вошел в тело черта, после чего серебряное донце совершенно бесшумно слегка подалось вперед, обнажив за ним ободок. Я ухватился за него и вытянул круглую серебряную шкатулку, в которой донце, с танцующей парой, оказывается, играло роль крышки.

Предвкушая увидеть внутри шкатулки нечто очень занимательное, я уселся за стол, обстоятельно расположившись на стуле, подлил в стакан ром, отхлебнул глоток, вяжущего горло, крепкого пойла, которое сразу прибавило мне настроения и уверенности в собственной безнаказанности, и внимательно осмотрел шкатулку.

После недолгих разбирательств я понял, что открывается она несложно – крышка попросту навинчена на корпус шкатулки. Но, прежде чем открыть ее я оглянулся на входную дверь. Встал, проверил. Так и есть – открыта. Запер дверь на ключ, показал язык противоположенной стене и тогда уже окончательно приступил к делу.

Шкатулка открылась, неожиданно, легко, без фокусов, показав свое бесценное нутро. Я обомлел от явленного мне НАСТОЯЩЕГО богатства, которое я осторожно вывалил на стол. Такое я видел только на картинках, фотографиях и в кино. В наших ювелирных советских магазинах этих раритетных цацек не встретишь, в оружейных палатах и иных подобных заведениях я не был, так что воочию, представшие передо мной драгоценные побрякушки, мне сравнить было не с чем.

Первым, моим глазам предстал великолепный сотуар, с бриллиантами старой огранки – «роза», филигранной, ручной работы из золота пятьдесят шестой пробы. Эта проба ставилась на золотые изделия еще в царское время. Самый большой из камней тянул карат на шесть или семь, остальные девять – были примерно по карату каждый. Правда, в то время, я ничего не понимал ни в каратах, ни в пробах, ни в огранках и ни в самих брильянтах. И оценку изделиям я произвожу по памяти на основе тех знаний, которые получил позже – со временем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});