Тайна герцога - Михаил Волконский

— Жемчугов.

— Митька?

— Он самый.

— Неужели он не дознался?.. Ведь он, кажется, самый способный?..

— Ему помешал вчера барон Цапф фон Цапфгаузен, который привязался к нему в пьяном виде.

— Да ведь этот барон сделал на Жемчугова донос.

— Самому герцогу, ваше превосходительство. Надо, конечно, Митьку выручить, потому что донос вздорный и облыжный.

— Ну, разумеется! Вы заготовьте к завтра доклад.

— Я послал сейчас за Жемчуговым.

— Для какой надобности?

— Ведь он живет в доме у Соболева, которого вы только что изволили допрашивать. Они — приятели.

— А что мы будем делать с этим Соболевым?

— Что, ваше превосходительство, прикажете, но, во всяком случае, нельзя нам забывать, что мы через этого Соболева получили весьма важное сведение о ночных поездках герцога в заколоченный дом.

— Да, я подумаю, как поступить.

— А пока Соболева держать у нас?

— Пожалуй, придется. Ведь герцог о нем, наверное, сам спросит.

— Мне кажется, ваше превосходительство, что этот Соболев не все говорит, что знает?!

— Что ж, вы хотите расспросить его построже?

— Строгость всегда можно употребить, но пока можно будет удовольствоваться разговором с ним Митьки Жемчугова.

— Ну, хорошо, поступайте, как знаете! Это дело я пока поручаю вам, а теперь я пойду.

— Слушаю, ваше превосходительство! — заключил подчиненный и проводил начальника до дверей.

XII. ПОДНОГОТНАЯ

Эти двое людей, допрашивавшие Соболева, были, судя по молве, самые страшные из всех деятелей XVIII века на Руси.

Старший был сам начальник Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков, выслужившийся без всякой протекции и связей до высоких чинов.

Он был сыном бедного дворянина Новгородской губернии, рано осиротел, отличался страшной физической силой и высоким ростом. В 1700 году, в бытность Петра Великого в Новгороде, молодой Ушаков, в числе прочих недорослей из дворян, был представлен царю, и тот записал его в Преображенский полк. Здесь Андрей Иванович быстро обратил на себя внимание своею службою и через семь лет был уже капитаном. Императрица Екатерина I произвела его в генерал-поручики. Императрица Анна пожаловала ему звание сенатора и генерал-аншефа.

Младший, его подчиненный, был тоже известный Степан Иванович Шешковский, тогда еще лишь начинавший свою карьеру, но впоследствии бывший сам начальником Тайной канцелярии при императрице Екатерине II.

Проводив начальника, Шешковский вернулся к столу, не торопясь разложил бумагу, попробовал на ногте перо, обмакнул его в чернильницу и принялся писать.

Дверь отворилась, и в комнату без доклада, как свой человек, вошел Митька Жемчугов.

— Что еще? Зачем я понадобился? — спросил он, протягивая руку Шешковскому. — Экстренное дело какое-нибудь?

— Есть и экстренное дело! — ответил Шешковский, продолжая писать. — Садись, сейчас кончу, расскажу.

Жемчугов сел, но ему не терпелось.

— Ты о бароне Цапфе с начальником говорил? — спросил он.

— Говорил.

— С самим генералом?

— С самим.

— Надо, чтобы этому Цапфу нагорело.

— Нагорит! — проговорил Шешковский, продолжая писать.

— Так в чем же дело? — спросил его Митька, когда он кончил наконец свою бумагу.

— Дело вот в чем. Попался твой Иван Иванович Соболев.

— Да что ты говоришь?

— Арестован по приказу герцога.

— За что?

— За то, что исполнил возложенное на тебя поручение.

— Как так?

— Да так!.. Пока ты вчера пьянствовал…

— Постой! — перебил Митька, задетый за живое. — Ты знаешь, я никогда не пьянствую, а только делаю вид и слыву пьяницей, и все для того лишь, чтобы лучше скрывать то, что делаю!.. Бесшабашного пьяницу Митьку трудно заподозрить в чем-нибудь… Ну, и вчера сборный пункт у нас был назначен в герберге. Оттуда я хотел разослать на посты своих для наблюдения по Фонтанной, а с частью их думал отправиться в лодке сам по реке, под видом как бы катания гулящей компании, и для этого, то есть для того, чтобы правдоподобнее было, сказал Соболеву, чтобы и он явился в герберг. Ну, а тут вышла история с этим бароном…

— Да чего ты сцепился с ним?

— Да нельзя, братец! Он хорошего человека обижал — Ахметку-татарина… Ну, просто прелесть какой человек, этот Ахметка!..

— Но послушай, у тебя ведь было серьезное дело?..

— Так ведь в нем же никакого спеха не было… я знал, что оно не уйдет, так как герцог каждую ночь катается…

— Знаешь, Митька, везет тебе!.. Все дела, за которые ты только брался, как-то удавались тебе помимо тебя самого! Что для других было бы непростительным промахом, глядишь, у тебя выходит великолепно!.. Постой-ка!.. Да уж не ты ли это направил своего Соболева на всю эту махинацию и через него таким образом сделал наблюдение?.. — произнес Шешковский, вдруг как бы спохватившись и проникновенно глядя на Митьку.

Но тот не пожелал слукавить и выдать простую случайность за результат своей сообразительности.

— Нет, — сказал он, — на этот раз просто повезло! Я Соболева ни на что не направлял.

— Вот я и говорю, что тебе всегда везет… Счастливая рука у тебя!.. За это и Андрей Иванович тебя любит… Сегодня с ним насчет барона совсем и разговаривать не пришлось! Он так-таки сам и сказал, что будет докладывать об этом деле герцогу завтра же…

— Ас Соболевым как же произошло все? Шешковский прочел показание Ивана Ивановича, только что записанное.

— Тут не все мне ясно! — произнес Жемчугов. — Видишь ли: что он мог делать за городом, пред тем как опоздал на заставу, если он не пришел к нам в герберг, хотя туда направился из дома вечером… Это надо выяснить.

— Генерал предлагал даже спросить со строгостью.

— Ну, зачем со строгостью? Мы и лаской с ним покончим.

— А он не осведомлен о том, что ты имеешь отношение к Тайной канцелярии?

— И не подозревает ни о чем!

— Так как же ты с ним переговоришь?

— Да очень просто: пройду сейчас к нему…

— А под каким предлогом?

— Ну, не знаю, не все ли равно?.. Скажу, что так это здесь полагается, чтобы приходили свидетели для опознания, что ли, его личности… А не то вот что: вели запереть меня вместе с ним, я скажу ему, что меня тоже арестовали из-за него…

— Ну, хорошо, так и сделаем. Только, понимаешь, тут нужно знать всю подноготную.

XIII. ТАК И СДЕЛАЛИ

Соболев спал, растянувшись на соломе, так как был неприхотлив; он спал так крепко, что и не слышал, как в его камеру вошел и был заперт Митька Жемчугов, когда же последний стал будить его, то он долго не мог очнуться и, протирая глаза, спрашивал Митьку:

— А-а!.. Ты уже вернулся?..