Нежная лилия - Кимберли Кейтс

— Не мог заснуть. Пришлось придумать, чем бы заняться, иначе к утру я бы попросту спятил, — пробурчал Нилл.

Аббатиса понимающе улыбнулась:

— Бог да благословит вас, сын мой.

— Ни одна женщина не имеет права называть меня сыном! — с неожиданной злобой в голосе огрызнулся он.

Отвернувшись, он протянул Кэтлин сильную руку. Ей безумно захотелось убежать, но на память пришло данное ею слово быть послушной, и она позволила усадить себя на лошадь. Нилл легко вскочил в седло позади Кэтлин, и, почувствовав жар и твердость его налитого силой, мускулистого тела, она вздрогнула.

— Кэтлин! — бросившись вперед, крикнула аббатиса и на мгновение прижалась к ее руке. — Запомни, дитя мое, в этом мире много всего — и слез, и красоты. Кто знает, чем окончится для тебя это путешествие? Может, счастьем? Встречай его с распростертыми объятиями, детка. Встречай все, что только есть прекрасного в этой жизни, с радостью в сердце. И будь счастлива, как только сможешь!

Насмешливая ухмылка мелькнула на губах Нилла. Он дал шпоры коню, и тот галопом вынес их за ворота. Кэтлин обернулась, и глаза ее не отрывались от монастыря до тех пор, пока заплаканное лицо аббатисы стало неразличимо.

Глава 3

Природа, казалось, пыталась успокоить Кэтлин — солнце катилось по небу золотым шаром, брошенным ангельской рукой. Слепящий свет превращал покрытые бархатным ковром зелени холмы в пылающие факелы, а лепестки цветов будто превратились в чистое золото — так ослепительно сверкали они на солнце. В небе не было ни облачка, только птицы чертили свои круги над головами путников.

Кэтлин хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этой красоты, спрятать тоску глубоко в груди.

Но по мере того как конь Нилла уносил их все дальше, Кэтлин чувствовала, что даже ее тело предало ее. Глаза, печально опущенные долу, пока она вспоминала тех, кого оставила позади, сейчас жадно следили за рыжим оленем, изящными скачками пересекавшим заросшую цветами поляну. Она наслаждалась прекрасным видом долины, покрытой буйной растительностью. Крошечные фермы, мелькавшие тут и там, напоминали драгоценные геммы. Соломенные крыши домов вдалеке отливали золотом; миниатюрные фигурки гнали игрушечные стада, которые, казалось, легко уместились бы у Кэтлин на ладони.

Всю жизнь она слушала рассказы старой аббатисы об удивительном мире, который лежит за стенами монастыря, но даже представить не могла, каково это — чувствовать на разгоряченном лице свежий ветер, любоваться красотой долин и холмов, упиваясь ароматами цветов. Краски казались настолько яркими, что у нее зарябило в глазах.

Неясное чувство вины вдруг навалилось на нее. «Боже, какая же я бессердечная!» — с раскаянием думала она. Ощущать себя почти счастливой, когда на глазах матери-настоятельницы наверняка еще не высохли слезы! Бедная, чуть не плакала Кэтлин, запертая в темной, тесной келье, как птица в клетке! Вот и весь ее мир! Однако как она сказала, когда Нилл, взяв Кэтлин за руку, уже повернулся спиной к воротам аббатства? «В этом мире много всего — и слез, и красоты. Кто знает, чем окончится для тебя это путешествие? Может, счастьем? Встречай его с распростертыми объятиями, детка. Встречай все, что только есть прекрасного в этой жизни, с радостью в сердце. И будь счастлива!» Вот во что верила матушка. Она знала стойкость Кэтлин и знала, что именно эта стойкость не позволит ей пасть духом.

Кэтлин прикрыла глаза, заинтригованная каким-то необычным звуком. Он слышался издалека — странный, напоминающий глухой навязчивый ритм. Девушке казалось, что он вторит ее собственным мыслям.

Она повернула голову в ту сторону, откуда доносился звук, сообразив наконец, что это не плод ее воображения. Ритмичный напев усиливался, становился все громче. И тут Кэтлин не выдержала. Еще полчаса назад она пребывала в таком настроении, что скорее откусила бы себе язык, чем обратилась бы к этому чудовищу, и вдруг с изумлением услышала собственный голос.

— Что это? — крикнула она сквозь шум ветра.

— Что именно? — вздрогнул Нилл, явно не поверив собственным ушам, будто с ним заговорила не Кэтлин, а кусок свежевыпеченного хлеба, который сунула ему на дорогу аббатиса.

— Этот звук, он похож на неясный гром, но…

— Это море. Оно как раз вон за тем холмом.

— Море, — эхом повторила она, вспомнив, сколько раз ее пальцы касались прихотливо изрезанных краев раковины, за серебристыми и розовыми складками которой крылись все тайны моря. — А я и не знала, что оно поет.

Угрюмые темные брови незнакомца сдвинулись.

— Если бы начался шторм, держу пари, тебе бы и в голову не пришло назвать это песней. — В его голосе звучала нескрываемая насмешка.

Подбородок девушки упрямо вздернулся кверху.

— Мне нравится шторм. Еще ребенком во время грозы я выбегала во двор, смотрела, как небо раскалывают молнии, и наслаждалась, слушая раскаты грома. Это было так величественно.

— Ты сумасшедшая.

Уголки губ Кэтлин изогнулись в лукавой улыбке.

— Нет. Просто любопытная. Мне хотелось самой стать частью стихии.

— Должно быть, вашей аббатисе хлопот с тобой было по горло. Интересно, как она наказывала тебя за грехи? Заставляла проводить на коленях долгие часы в молитвах?

От нахлынувших воспоминаний у девушки сладко и мучительно заныло в груди.

— Думаю, больше всего ей было жаль, что она не может позволить себе сделать то же самое, — вздохнула она.

Возможно ли, чтобы это грубое чудовище в образе мужчины вдруг догадалось о том, что происходит в ее душе?

— На небе сегодня ни облачка, Кэтлин-Лилия. Увы, организовать для тебя шторм я вряд ли смогу.

Кэтлин решила перевести разговор на другую тему:

— Скажи, а замок верховного тана находится неподалеку от моря?

— Нет, он стоит в долине. Тан слишком умен, чтобы возвести замок на берегу, где достаточно одного набега с моря, чтобы захватить его владения. Врагу необходимо пересечь долину, чтобы подойти к замку, и у тана хватит времени, чтобы собрать войско для защиты.

От разочарования Кэтлин прикусила губу.

— Жаль. Значит, я вообще никогда не увижу моря. Расскажи, какое оно.

Он раздраженно передернул плечами.

— Мокрое.

Дурочка, ругала себя Кэтлин, для чего было спрашивать его? Разве он хоть сколько-нибудь похож на аббатису, расцвечивавшую яркими красками любой рассказ?

Замолчав, Кэтлин стала вспоминать истории, которые слышала, — об Ионе, попавшем в чрево кита, и еще более загадочные и таинственные — сказания о гневном боге Кельтского моря, объезжавшем необозримые морские владения верхом на коне, у которого вместо ног были волны.