Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе - Алексей Щербаков

Воевал Николай Степанович лихо. Он славился своей бесшабашной храбростью даже среди разведчиков-улан – а в этой среде запредельная храбрость считалась нормой. За два года Гумилев получает два солдатских Георгиевских креста – а такие награды кому попало не давали (во время Второй мировой войны аналогом Георгия был орден Славы – одна из самых почетных наград). Первый крест Гумилев получил за удачную разведку, второй – за спасение пулемета под артиллерийским огнем при отступлении. Офицерское звание он тоже заслужил на поле боя. Казалось бы, человек нашел свое место в жизни. Так, по крайней мере, кажется при чтении его «Записок кавалериста». В этих записках нет никакой ремарковщины – надрыва и описания ужасов войны. Человек спокойно делает свое дело – и это дело ему нравится. Таких «людей войны» в Первую мировую появилось немало. Обычно они потом никак не могли остановиться. Но с Гумилевым вышло не так.

Революцию Гумилев встретил во Франции, где находился в составе русского экспедиционного корпуса. Был такой. Русское правительство послало солдат во Францию, где они и застряли. И тут Гумилев совершает поступок, от которого чешут в затылках его биографы, – он возвращается в Советскую Россию.

Дело в том, что этот шаг был непростым во всех отношениях. Война-то продолжалась – и французское правительство делало все, чтобы не допустить утечки русских военнослужащих, тем более таких ценных кадров, как Гумилев. Они были и французам нужны. С другой стороны, сведения о событиях в России, доходившие до Франции, были сами понимаете какие. Большевики в глазах французов выглядели предателями, заключившими сепаратный мир с Германией, и вообще – помесью демонов и людоедов.

Появившиеся первые беженцы, разумеется, тоже вряд ли рассказывали о новой власти хоть что-нибудь хорошее. Можно было бы еще понять, если бы Гумилев подался на Дон, где уже поднималось Белое движение. Кстати, оказавшиеся в Париже русские офицеры как-то к белым особо не рвались, предпочитая пересидеть события во Франции. Но он кружным путем – через Лондон и Мурманск – пробрался-таки в Петроград. Почему? А вот так. Снова он выбрал самый неожиданный из всех возможных вариантов.

Итак, Гумилев оказался в революционном Петрограде со всеми его «прелестями» и революционными закидонами. И начинает там заниматься делом, менее всего соответствующим духу эпохи, – работает в издательстве «Всемирная литература». Было такое, которое по инициативе Луначарского и Горького существовало, по сути, как своего рода заповедник для литераторов. Там трудились те, кто революцию поддерживать не спешил, но Луначарский полагал, что стоит их приберечь на всякий случай. Работа в этом издательстве не давала умереть с голоду в очень трудные времена – там давали паек, который значил куда больше, нежели деньги. И что не менее ценно, работа в этой конторе обеспечивала социальный статус при новой власти, которая к болтающимся без дела представителям «имущих классов» относилась очень подозрительно. А от подозрения до стенки в годы военного коммунизма путь был очень короток.

Но «Всемирная литература» – это был именно заповедник для тех, кто ничего не умел, кроме как читать чужие книги и писать свои. Гумилев был совсем из иного теста. Он бежал от этих людей в 1913 году – и теперь к ним вернулся.

В то время кое-кто из представителей интеллигенции революцию принял. Большинство – не приняли. Гумилев снова пошел поперек – он ее просто не замечал. Он стал заниматься чистой литературой.

Гумилев публикует свои старые стихи, которые ни с какого края не соответствуют духу эпохи, – посвященные своим путешествиям, которые на фоне событий Гражданской войны выглядят турпоходом в пригород. Кроме того, Гумилев возрождает свой эстетский «Цех поэтов». И даже становится в некотором роде начальником – председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов. Впрочем, тогда это была одна из многих литературных тусовок, которая особой роли не играла. Ни в литературе, ни тем более в политике.

ЧК бьет с носка

И вот тут-то начинается самое интересное. В ночь с 3 на 4 августа Гумилев арестован Петроградской ЧК. Ему предъявляют обвинения в принадлежности к контрреволюционной организации…

Стоит пояснить обстановку того времени. 1921 год явился одной из критических точек в истории советской власти. По сути дела, в стране началась вторая гражданская война. Большевики немного погорячились с политикой продразверстки – это когда у крестьян изымали весь хлеб, оставляя только на пропитание. Частенько случалось, что и этого не оставляли. Это понятно. В составе продотрядов шли идейные коммунисты, мечтающие о мировой революции. А мужики, гады такие, столь высоких материй не понимали и хлеб отдавать не желали. В общем, по стране начались крестьянские восстания. В феврале 1921 года восстал Кронштадт. История этого восстания довольно запутанна. С одной стороны, участвующие матросы выдвинули лозунг «Советы без коммунистов» – они, возбужденные письмами от деревенских родственников, искренне негодовали на власть. Но, как всегда бывает, тянулись ниточки и к эсерам, не смирившимся, что их отодвинули от власти, и к иностранным разведкам. Шла большая политическая игра, в которой матросиков откровенно подставили. Подбивая их на восстание, лидеры утверждали, что в Питере, мол, все схвачено. Вы начните, а там поддержат. Не стоит думать, что противники большевиков были все такими белыми и пушистыми. В любом случае вторая гражданская война не принесла бы России ничего хорошего. Потому что у большевиков было много сторонников – и так просто они бы не сдались. Вышло бы как в Китае того времени, где вялотекущая гражданская война шла около тридцати (!) лет. И кстати, что она все-таки закончилась, что Китай остался единым государством, «виноват» товарищ Сталин. Если бы не его помощь Мао, они бы там еще тридцать лет таким образом развлекались.

Можно понять, какое настроение в 1921 году царило в Петроградской ЧК. По всему получалось, что в городе существует разветвленный заговор. Его и бросились искать. И нашли.

* * *

Чуть ли не аксиомой считается, что никакого заговора, никакой «Петроградской боевой группы» в природе не существовало. Дескать, чекисты сфабриковали дело по своей природной злобности – потому что спали и во сне видели, как бы поскорее уничтожить «соль земли Русской» – интеллигенцию. Больше им делать было нечего. Кто-то договорился даже до того, что это, мол, была «репетиция тридцать седьмого года».

Но все-таки – была ли контрреволюционная организация? И да, и нет. Такой вот парадокс. В письме бежавшего из Петрограда в 1921 году участника Таганцевской организации профессора-германиста Б.П. Сильверсвана писателю А.В. Амфитеатрову, написанном в 1931-м, сообщалось, что организация реально существовала и даже охватывала армию. Поэт Георгий Иванов, близкий друг Гумилева, пишет: «Я был участником несчастного и дурацкого Таганцевского заговора, из-за которого он погиб. Если меня не арестовали, то только потому, что я был в «десятке» Гумилева, а он, в отличие от большинства других, в частности самого Таганцева, не назвал ни одного имени».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});