Умные граждане – умное государство - Новек Бет Симон

Многие страны, в том числе Филиппины, Финляндия, Италия и Бразилия, проводили эксперименты по прямому интернет-взаимодействию с гражданами в вопросах выработки политики и развития законодательства[82]. Правительство Исландии попросило граждан участвовать в формировании проекта новой конституции[83]. Подобные зарождающиеся проекты «крауд-законодательства» (crowdlaw), включающие разработку нормативных правовых актов, законов и даже конституции, имеют общую цель: создать работоспособные и воспроизводимые структуры для предоставления людям возможностей прямого участия в процессе законотворчества. На сегодняшний день подобные проекты остаются разовыми, не трансформируясь – ни в США, ни в других странах – в систематические усилия, позволяющие изменить подход к выработке политики с закрытого на открытый.

А пока основным примером управления с прямым участием граждан остается формирование местных бюджетов, когда сами жители определяют, обсуждают и устанавливают приоритетные для местного сообщества направления государственного финансирования (партисипаторный бюджет[84]). В Нью-Йорке, Севилье, Порту-Алегри (Бразилия) и 1500 других городах и населенных пунктах местные органы законодательной власти в порядке эксперимента предоставляют контроль над многомиллионными бюджетами именно гражданам, а не профессиональным политикам и чиновникам. Но разработка и утверждение бюджетов с участием общественности остается сильно локализованной инициативой и в значительной степени сводится к обычному контролю над капитальными расходами, направляемыми, например, на ремонт школы или строительство футбольного поля.

Между тем многообразие проектов, рождающихся в развитие идеи открытого правительства, указывает на возможность движения от вертикального, закрытого управления к управлению более децентрализованному, основанному на сотрудничестве и открытости при решении проблем и создании общественных благ, для которых большое значение имеют образованность, компетентность и активность граждан. И все же признаки системных изменений все еще слабо заметны, а понимание механизмов трансформации пока не сложилось.

Хотя все более обыденным явлением становятся примеры технических инноваций в работе правительства, такие как публикация наборов открытых данных, краудсорсинговые платформы, хакатоны и разработка партисипаторных бюджетов, нормой по-прежнему остаются высокие барьеры между гражданами и государственным сектором (профессиональными чиновниками и законодателями). Несмотря на значительный прогресс в использовании информационных технологий при организации и проведении выборов, в частности для повышения явки избирателей и фандрайзинга, современные технологии лишь незначительно изменили современной элитарный стиль управления. Государственное управление остается сферой деятельности профессионалов, работающих в закрытом режиме.

Возможность участия в управлении практически исключена для тех, кто не является сотрудником государственных или квазигосударственных структур, научно-исследовательских центров, финансируемых из федерального бюджета, или же обладателем теплого местечка в одном из консультативных комитетов, собирающихся несколько раз в год в Вашингтоне. Министерство здравоохранения и социальных служб не имеет возможности широко обсуждать с врачами, медсестрами и другими представителями медицинской профессии изменения политики в области охраны здоровья. Не существует простых механизмов и для того, чтобы привлечь ученых к работе Агентства по охране окружающей среды для помощи в оценке данных по изменению климата. Экономисту и математику, готовым помочь министру финансов (либо губернатору или мэру) в разработке экономических прогнозов, трудно получить доступ к соответствующим чиновникам.

Мэр среднестатистического американского города, как правило, не знает, каким образом увеличить охват сети широкополосного доступа в интернет. Ученый, выдвинувший идеи о том, как повысить эффективность строительства и качество муниципального жилого фонда, не имеет возможности предложить свои услуги или применить идеи. Автор студенческого проекта, предлагающего способы контроля качества воздуха вокруг университетского кампуса, или лидер инициативы по направлению студентов в государственные общеобразовательные школы для преподавания естествознания не найдут рекомендаций, объясняющих, каким образом предложения студентов могли бы получить государственное финансирование.

За исключением права участвовать в выборах раз в четыре года, у граждан есть совсем немного официальных рычагов влияния на работу государственных институтов и на государственные программы. В реальности массовый энтузиазм и широкое признание потенциальных преимуществ открытого правительства на редкость слабо повлияли на процесс принятия государственных решений, урегулирования проблем, распределения общественных благ. И хотя цифровые технологии в корне изменили многие сферы политический жизни, включая проведение избирательных кампаний и сами выборы, они едва ли затронули современные инструменты управления – законотворчество, регулирование, оказание услуг, налогообложение, распределение финансирования и разрешение споров.

«Арабская весна» (еще называемая Twitter-революцией) 2010–2011 годов и акции гражданского протеста «Occupy», зародившегося в Зукотти-парке Нью-Йорка в 2011 году, выявили насущную потребность изменений процедур выработки государственной политики. Идеи этих протестных движений быстро распространись по всему миру. Натан Шнайдер, летописец движения «Occupy Wall Street» в журнале Harper’s, писал:

Основным посланием «оккупантов» является именно потребность в идущем снизу вверх прямом демократическом процессе, а вовсе не призыв к соблюдению принятых наверху законов[85].

Перефразируя Маршалла Маклюэна[86], можно сказать, что средства протеста, используемые движением, сами по себе уже представляли собой послание. Участники движений обходились без административного контроля, свойственного политическим партиям, профсоюзам, бюрократическим и коммерческим организациям[87]. Несмотря на это и к удивлению многих, протестные движения оказались чрезвычайно эффективными и завладели умами общества, продемонстрировав, что, по словам журналиста Джеффа Джарвиса, «контролирующие институты более не нужны для формирования общественной повестки»[88].

Но весна заканчивается, и рано или поздно наступает осень. Такие технологии, как Twitter и Facebook, были хороши для публикации жалоб на работу правительства, для выражения негодования, для распространения информации и координации протестов как на улицах, так и в виртуальной среде. Не более чем прикладные инструменты, они не способствовали, да и не могли способствовать развитию инфраструктуры управления.

Без сомнения, ряд интернет-протестов, прокатившихся в 2012 году, привели к пересмотру ранее выдвинутых инициатив, связанных с такими общественными проблемами, как попытки Конгресса США ввести регулирование интернета и решение крупного фонда, финансирующего лечение рака груди, прекратить субсидирование обследований на наличие заболевания, проводимых Американской ассоциацией планирования семьи Planned Parenthood. Критика, распространение фотографий, активность в социальных сетях в самом деле помогли победить неудачные законодательные проекты. Но социальные сети не преуспели в выработке новых эффективных решений[89].

Например, маленькая независимая некоммерческая организация из Сан-Франциско Invisible Children весной 2012 года провела самую быструю в истории интернета кампанию «сарафанного радио», направленную против военачальника из Уганды Джозефа Кони, ответственного за похищение детей и принуждение их к службе в армии и оказанию секс-услуг. Подготовленное для кампании онлайн-видео только за неделю собрало 100 млн просмотров. Но в итоге никаких перемен не произошло.