Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода) - Браун Сандра

– Датч! – Он поднялся на ноги.

– Эрни! Миссис Ганн! – Датч кивнул обоим по очереди. – Погода портится. Вам следует быть дома.

– Мы просто зашли узнать, нет ли чего-нибудь нового.

Датч знал, зачем они устроили ему засаду в приемной полицейского участка. В этот день он уже получил от них несколько голосовых посланий по телефону, но ни на одно не ответил. И почему никто из его людей не предупредил его, что они сами приперлись? Тогда он не вернулся бы в участок до их ухода. Но он пришел, и они подстерегли его, застали врасплох. Что ж, придется их принять, другого выхода нет.

– Проходите сюда, поговорим в моем кабинете. Кто-нибудь предложил вам кофе? Он тут у нас густой, как битум, но обычно бывает горячим.

– Спасибо, нам ничего не нужно, – отказался Эрни Ганн за них обоих.

Как только они сели напротив его стола в кабинете, Датч сделал скорбное лицо.

– К сожалению, ничего нового я вам сообщить не могу. На сегодня мне пришлось отозвать поисковый отряд по вполне понятным причинам, – сказал он, указывая за окно. – Еще до начала бури мы отбуксировали машину Миллисент на окружную стоянку. Мы прочешем ее частым гребнем на любые частицы, даже самые микроскопические, но при беглом осмотре явных следов борьбы нет.

– Каких, например?

Датч заерзал в кресле и бросил опасливый взгляд на миссис Ганн, прежде чем ответить ее мужу.

– Сломанных ногтей, волос, крови.

Голова миссис Ганн затряслась на тощей шее.

– Вообще-то это хорошие новости, – поспешил заверить ее Датч. – Мои люди и я… мы все еще пытаемся восстановить передвижения Миллисент в ее последний вечер на работе. Опрашиваем всех, кто видел ее в магазине, но сегодня после обеда нам пришлось прекратить опрос опять-таки из-за бури. От спецагента Уайза я тоже пока ничего не слышал, – продолжал Датч, предвосхищая, он полагал, их следующий вопрос. – Понимаете, его отозвали обратно в Шарлотту[9]. У него там другое дело, требующее внимания. Но он заверил меня перед отъездом, что по-прежнему активно работает над делом Миллисент и хочет использовать тамошнюю компьютерную базу, чтобы кое-что проверить.

– Он говорил, что хочет проверить?

Датчу до смерти не хотелось признаваться, что Уайз – да все эти сукины дети из ФБР, если на то пошло, – не желает делиться с ним информацией. Все они как в рот воды набирали в присутствии полицейских – никчемных и некомпетентных олухов ниже себя по званию. Таких, например, как он сам!

– Насколько мне известно, вы открыли Уайзу доступ к дневнику Миллисент, – сказал он вслух.

– Это верно. – Эрни Ганн повернулся к жене и для ободрения взял ее за руку. – Может быть, мистер Уайз что-нибудь в нем найдет, и это наведет его на след.

Датч ухватился за эти слова.

– Существует реальное предположение, что Миллисент ушла по своей собственной воле. – Он вскинул руку, предупреждая их протесты. – Знаю, это первое, о чем я вас спросил, когда вы сообщили, что она пропала. Вы категорически отвергли такую возможность. Но выслушайте меня. – Датч бросил на них обоих свой патентованный взгляд вдумчивого следователя. – Нельзя исключить, что Миллисент захотела побыть одна. Возможно, она вообще не связана с другими пропавшими женщинами.

Он знал, что такая вероятность ничтожно мала, но, по крайней мере, это могло дать им надежду.

– Но ее машина, – проговорила миссис Ганн так тихо, что Датч ее едва расслышал. – Она осталась на стоянке за магазином. Как она могла уехать без машины?

– Может быть, кто-то из друзей увез ее куда-нибудь, – предположил Датч. – А поскольку ее исчезновение вызвало панику, этот друг побоялся обнаружить себя и признаться. Побоялся, что у него и у Миллисент будут неприятности, потому что они всех нас напугали до полусмерти.

Мистер Ганн недоверчиво нахмурился.

– У нас, конечно, были свои проблемы с Миллисент, а у кого нет? Спросите любых родителей, у которых есть дети-подростки. Но я не думаю, что она могла так поступить просто нам назло.

– Она знает, что мы ее любим, знает, что мы бы с ума сошли от беспокойства, если б она просто взяла и сбежала, – всхлипнула миссис Ганн, прижимая к губам скомканную салфетку.

На нее больно было смотреть. Датч опустил взгляд на затянутую бумагой поверхность своего стола, выжидая, пока она успокоится.

– Миссис Ганн, я уверен, в глубине души она знает, что вы ее любите, – великодушно признал он. – Но, как я понимаю, Миллисент была не в восторге от той больницы, куда вы ее уложили в прошлом году. Вы поместили ее туда против ее воли, не так ли?

– По своей воле она бы не пошла, – вмешался мистер Ганн. – Нам пришлось это сделать, иначе она могла умереть.

– Я понимаю, – кивнул Датч. – Возможно, в глубине души Миллисент тоже это понимает. Но… могла она озлобиться из-за этого?

Согласно поставленному диагнозу, девушка страдала анорексией и булимией[10]. К чести ее родителей, надо было сказать, что они заложили чуть ли не всю свою собственность, но поместили ее в дорогой медицинский центр в Рейли для лечения и психиатрического консультирования.

Миллисент провела в Рейли три месяца, после чего ее объявили излечившейся, выписали и отослали домой. Городские слухи утверждали, что сразу после выписки она вернулась к своей скверной привычке обжираться, а потом вызывать рвотный рефлекс, сунув два пальца в горло, потому что боялась набрать лишний вес и быть изгнанной из школьной команды спортивных болельщиц. Жезлом и булавами Миллисент размахивала с шестого класса и ни в коем случае не хотела вылететь из команды в выпускном классе.

– Она выздоравливала, – сказал ее отец. – С каждым днем ей становилось лучше. – Он свирепо взглянул на Датча. – И вообще, вам не хуже, чем мне, известно, что она не сбежала. Ее схватили. К рулю была привязана синяя ленточка.

– Об этом нельзя распространяться, – напомнил Датч.

Синюю ленту находили на месте предполагаемого похищения каждой из женщин, но этот факт скрывали от прессы. Из-за этой ленты таинственного похитителя прозвали Синим.

На поясе у Датча завибрировал сотовый телефон, но он не стал отвечать. Речь как раз зашла о серьезном деле. Раз уж информация о синей ленте просочилась в город, можно к бабке не ходить, что эти проклятые фэбээровцы обвинят в утечке Датча и его департамент. Может, так оно и было. Да что там, ясное дело, так оно и было. И тем не менее он решил приложить все усилия, чтобы исправить положение и избежать обвинений.

– Да об этом уже весь город знает, – возразил мистер Ганн. – Разве такое удержишь в секрете, когда сукин сын уже в пятый раз оставляет эту ленточку?

– Если весь город знает, значит, и Миллисент, скорее всего, знает. Она могла нарочно привязать эту ленточку, чтобы пустить нас по ложному следу…

– Черта с два! – возмутился Эрни Ганн. – Никогда бы она не пошла на такую жестокость! Нет, сэр, это Синий захватил нашу Миллисент. И вы прекрасно знаете, что это так. Вы должны ее найти, пока он…

Его голос надломился, в уголках глаз появились слезы. Миссис Ганн подавила рыдание. Но прервала паузу именно она, и в ее голосе послышалось ожесточение:

– Вы же из полиции Атланты, и все такое! Мы думали, вы поймаете этого человека, пока он не похитил нашу Миллисент или еще кого-нибудь.

– Я работал в отделе убийств, а не розыска пропавших, – сквозь зубы ответил Датч.

Бог свидетель, он проявил все возможное сочувствие к этим людям, он с ног сбился, разыскивая их дочь, а они даже спасибо не сказали. Они ждали от него чуда только потому, что он служил в столичной полиции.

В эту минуту на душе у него было так паршиво, что он даже не понимал, какого черта согласился на эту работу. Когда городской совет во главе с председателем Уэсом Хеймером предложил ему должность начальника полиции, надо было им сказать: пусть сперва поймают своего серийного похитителя, а уж потом соглашаться.