Лотерейный билет № 9672 - Верн Жюль Габриэль

Покончив с едой, грубиян закурил трубку, вышел из дома и отправился прогуляться по берегу Маана.

Подойдя к реке, он обернулся и впился взглядом в гостиницу. Казалось, он изучает ее во всех ракурсах,[58] словно желая определить точную стоимость этого помещения. Он даже пересчитал все двери и окна. Потом, приблизившись к дому, вынул свой dolknif и сделал им две-три зарубки на горизонтально уложенных бревнах у фундамента, как будто намеревался проверить их прочность и сохранность. Неужто он и впрямь решил оценить гостиницу фру Хансен? Неужто собирался купить ее, хотя она и не продавалась? Все это выглядело по меньшей мере странно. Покончив с осмотром дома, он обошел двор, где тщательно пересчитал все деревья и кусты. Затем измерил его шагами вдоль и поперек и, судя по движению карандаша, которым он делал пометки в своей записной книжке, помножил эти цифры одна на другую.

И каждое подобное действие сопровождалось у него покачиванием головы, недовольными гримасами и презрительным хмыканьем.

Фру Хансен и ее дочь наблюдали из окна зала за этими исследованиями. Что за странный гость пожаловал к ним в гостиницу! Уж не маньяк[59] ли он? С какой целью приехал сюда? И ведь ему предстояло провести у них ночь, — до чего же неприятно, что это случилось в отсутствие Жоэля!

— Может, он сумасшедший? — предположила Гульда.

— Сумасшедший? Нет, вряд ли, — ответила фру Хансен. — Но какой странный человек!

— А главное, мы даже не знаем, кто он, кого мы поселили у себя.

— Вот что, Гульда, — сказала фру Хансен, — пока он не вернулся к себе в комнату, отнеси-ка туда книгу для проезжающих.

— Хорошо, матушка.

— Может, он впишет туда свое имя…

К восьми часам вечера, когда уже совсем стемнело, зарядил мелкий дождик и долину заволокло влажным туманом, окутавшим гору чуть ли не до самой вершины. Погода не благоприятствовала прогулкам, вот почему новый постоялец фру Хансен, пройдя по тропинке до лесопильни, повернул назад к гостинице, где и потребовал стаканчик водки. Потом, не сказав более ни слова, не пожелав никому доброй ночи, он взял деревянный подсвечник с зажженной свечой, ушел к себе в комнату, запер дверь на засов, и больше хозяева не слышали его до самого утра. Skydskarl, со своей стороны, устроился в сарае, между оглоблями повозки, и мирно спал бок о бок с лошадью, нимало не заботясь о бушующей снаружи непогоде.

На следующий день фру Хансен и ее дочь поднялись очень рано. Их постоялец еще спал, из его комнаты не доносилось ни звука. Лишь после девяти часов он появился в большой зале, еще более мрачный и насупленный, чем накануне, жалуясь на жесткую постель и на разбудивший его топот; при этом он даже не поздоровался. Высказав все свои претензии, он растворил входную дверь и поглядел на небо.

Погода по-прежнему была неважная. Сильный ветер гулял над скалами Геусты, невидимыми в плотном тумане, и со зловещим завыванием проносился по ущелью Маана.

Путешественник так и не рискнул выйти на улицу. Но времени даром он не терял. Покуривая трубку, он стал обходить гостиницу, изучая ее внутреннее расположение; заглянул во все до одной комнаты, обследовал мебель и предметы обихода, сунул нос в шкафы — словом, действовал бесцеремонно, как у себя дома. Или словно он был судебным исполнителем, описывающим имущество.

Да, решительно это была странная личность, ведущая себя по меньшей мере подозрительно.

Завершив осмотр, он уселся в деревянное кресло в большом зале и начал задавать фру Хансен отрывистые, резкие вопросы. Как давно построена гостиница? Построил ли ее сам Харальд, или же он получил ее в наследство? Требует ли дом какого-нибудь ремонта? Что еще находится на участке и на принадлежащей фру Хансен ферме? Приносит ли гостиница доход и какой? Сколько примерно туристов останавливается здесь во время летнего сезона? Проводят ли они тут один или несколько дней?

Постоялец явно не раскрывал книгу для проезжающих, положенную в его комнате, иначе он не задал бы этого последнего вопроса.

И в самом деле, книга лежала на том же месте, куда Гульда положила ее накануне, а имени новоприбывшего там не значилось.

— Сударь, — сказала наконец фру Хансен, — я не совсем понимаю, почему вас интересуют все эти вещи. Но если вы желаете быть в курсе моих дел, то нет ничего легче. Вам стоит лишь просмотреть регистрационную книгу проезжающих. Я даже попросила бы вас, как это принято, внести туда свое имя.

— Мое имя?.. Ну разумеется, я внесу туда свое имя, фру Хансен! Я внесу его туда, когда соберусь уезжать от вас!

— Оставить ли за вами комнату?

— Нет, не нужно, — сказал незнакомец, вставая. — Я уеду после обеда, чтобы поспеть в Драммен завтра к вечеру.

— В Драммен? — взволнованно переспросила фру Хансен.

— Да, именно так. И прошу вас подать мне обед незамедлительно.

— Значит, вы живете в Драммене?

— Да, я живу в Драммене. Что в этом странного?

Удивительное дело: проведя в Даале или, вернее, в гостинице, менее суток, этот путешественник возвращался домой, даже не познакомившись со здешним краем! Ничто не заинтересовало его в этой округе и за ее пределами — ни гора Геуста, ни Рьюканфос, ни чудесные виды в долине Вестфьорддааля! Стало быть, он покинул Драммен, где жил, не с целью увеселительной прогулки, а по делам, и дела эти, судя по всему, имели самое прямое отношение к гостинице фру Хансен.

Гульда заметила, что мать ее необычайно встревожена. Фру Хансен сидела в большом кресле и, позабыв о своей прялке, молча, не шевелясь, о чем-то размышляла.

Тем временем постоялец прошел в столовую и уселся обедать. Но и сегодняшняя, столь же заботливо приготовленная, трапеза вызвала у него не больше удовольствия, чем вчерашняя. Однако ел и пил он много и не торопясь. Правда, внимание его было направлено главным образом на столовое серебро — роскошь, которую позволяют себе в Норвегии сельские жители, — несколько ложек и вилок, передаваемые от отца к сыну и бережно хранимые вместе с фамильными драгоценностями.

Пока гость обедал, его skydskarl готовил к отъезду экипаж. В одиннадцать часов лошадь и двуколка уже ждали у дверей гостиницы. Погода так и не улучшилась, ветер гнал по небу плотные серые облака. Дождь то и дело начинал звонко барабанить в окна гостиницы. Но путешественнику, закутанному в плотный, подбитый мехом плащ, ни холод, ни ветер были не страшны.

Закончив обед, он опрокинул последний стаканчик водки, раскурил трубку, облачился в свой плащ, вернулся в зал и спросил счет.

— Сейчас я приготовлю, — сказала Гульда, садясь за маленький секретер.

— И поторапливайтесь! — приказал постоялец. — А пока дайте-ка мне вашу книгу, я впишу туда свое имя.

Фру Хансен встала, принесла книгу и положила ее на стол.

Путешественник взял перо и в последний раз исподлобья глянул на фру Хансен поверх очков. Затем крупным почерком вписал свое имя в книгу и захлопнул ее.

В этот момент Гульда подала ему счет.

Он взял листок и с недовольным ворчанием просмотрел его, несомненно складывая цифры в уме.

— Хм! Ничего себе сумма! — заключил он. — Семь с половиной марок за одну ночь, обед и ужин!

— Но ведь сюда входит еще еда вашего кучера и корм для лошади, — объяснила Гульда.

— Не важно! Это все равно дорого! Я вижу, вы тут неплохо наживаетесь на проезжающих!

— В таком случае вы ничего не должны, сударь! — сказала взволнованная фру Хансен таким сдавленным голосом, что ее едва можно было расслышать.

Миг назад она раскрыла книгу, прочла написанное туда имя и теперь повторила, разорвав счет постояльца:

— Вы ничего нам не должны!

— Я тоже так думаю, — ответил тот.

Он вышел, не попрощавшись, точно так же, как не поздоровался по прибытии, и забрался в свою повозку, а его skydskarl влез на запятки. Несколько минут спустя экипаж скрылся за поворотом дороги. Гульда открыла книгу и прочла короткую запись: