Трансфер на небо - Анна Литвинова

– Нет! – ожесточенно выкрикнул тот. – Не так!

Варваре стало ясно: провокация Опера не удалась.

– Не так? – по-прежнему ласково спросил он Нычкина. – А как же тогда?

– Я уже рассказывал, – хмуро ответил центрфорвард. – Я ушел от Снежаны, заснул у телевизора и ничего не слышал.

– Жаль, – с деланым сочувствием вздохнул Опер, – чистосердечное признание облегчает наказание.

– Да что я – больной, по-твоему?! – Нычкин вдруг взорвался и тоже стал «тыкать» Оперу. – Что я, на самоубийцу похож? Похож, да?! Кондаков миллионы стоит! Миллионы долларов! Что я, дурак, его убивать? Меня бы потом самого за этого Кондакова повесили!

– Кто повесил? – быстро и вкрадчиво спросил Опер.

– Те, кому Кондаков принадлежит!

– А кому он принадлежит? – немедленно ухватился за слова Нычкина Опер. – То есть принадлежал?

– Кому-кому! Не знаю я, кому конкретно! В клубе у него про это спроси! Или у Старшого – старшего тренера нашего, я имею в виду. Может, они и скажут тебе.

– А ты кому принадлежишь, Нычкин? – ласково поинтересовался Опер.

– А это к вашему делу не касается, – хмуро сказал форвард.

– Ладно, – вздохнул Опер, потер лицо и спросил вдруг мягко, задушевно: – А раз ты не убивал, и я, допустим, тебе поверил, как ты думаешь: кто на самом-то деле Кондакова убил? – Варвару в очередной раз поразило, как легко Опер переходит от обвинительного, наступательного тона к доверительному (и наоборот).

– Никто из наших убить Кондакова не мог, – убежденно заявил Нычкин. Минуту подумал и добавил: – Может, и вправду Снежанка? Ведь он в мой номер действительно мог к ней прийти и начать приставать. Ну а она, предположим, не стерпела? И схватила нож – случайно, допустим. И ударила?.. Могло ведь такое быть, а?

– Не знаю, – с сомнением произнес Опер. – Тебе видней. Ну и ей, конечно.

– А вы ее сами спросите.

– Да уж, конечно, спросим. Не без этого. Ладно, хорошо, – Опер хлопнул обеими ладонями по журнальному столику, продемонстрировав, что разговор окончен, и встал: – Рад был познакомиться. Желаю успеха на футбольных полях.

Нычкин тоже поднялся.

– Если вам чего будет надо, – проговорил он, – билеты там на матч или сувенир, вы звоните, я достану.

– Спасибо, – равнодушно поблагодарил Малюта, – не премину. – И обратился к Варваре: – Варя, проводите, пожалуйста, товарища футболиста обратно к его коллегам в столовую. А сюда попросите госпожу Снежану.

Нычкин встал и пошел к двери. Варвара, словно конвоир, отправилась вслед за ним.

После допроса футболиста у нее осталось двоякое чувство.

Все это время она тщательно отсматривала его реакцию, обращая особое внимание (как в Школе учили) на движения глаз, мимику лица, жестикуляцию, тембр голоса… И она была почти уверена: Нычкин что-то скрывает. Что-то, непосредственно относящееся к убийству.

Но… Но при этом… Она вдруг призналась себе: Нычкин ей нравится. Очень нравится. Настолько, что, если он вдруг когда-нибудь пригласит ее поужинать, она, пожалуй, не откажется. Хотя у них в университете самым страшным оскорблением и была фраза: «Ты что, тупой? Ну, точно: футболист!»

Глава 5

А если это любовь?

Нычкин и Варвара шли по коридору в столовую, где содержались остальные подозреваемые в убийстве. Варя на всякий случай старалась держаться за спиной футболиста и не терять из виду его руки: мало ли что ему может взбрести в голову, мало ли чего он выкинет.

Нычкин вдруг полуобернулся к ней и спросил, усмехаясь:

– А ты тоже, типа, милиционер?

– Еще хуже, – улыбнулась Варвара.

Она ничего не могла с собой поделать: ей нравился этот парень – стройный, пластичный, уверенный в себе, улыбчивый.

– Что может быть хуже? – хохотнул Нычкин.

– Я пока только учусь, – она не стала говорить, что работает в другой организации – даже более серьезной, чем милиция. И о том, что на ее счету уже есть два успешно раскрытых дела. Род занятий научил Варвару: поменьше распространяться о себе. А жизнь научила другому: как можно реже хвастайся, особенно перед мужчинами. Сильному полу куда больше нравится, когда лидеры, причем безусловные, – они сами.

– А тебя как звать? – не отставал форвард.

– Варей, – улыбнулась она.

– А ты, наверно, тоже спортом занимаешься? – вдруг спросил он.

– А что, заметно? – вздохнула она. Варю всегда слегка смущала собственная атлетическая внешность – рядом с нею многие мужики выглядели настоящими шибздиками. Правда, к могучему красавцу Нычкину это отношения не имело.

– Конечно же, заметно! – проворковал тот, снижая тон до бархатного, интимного. – Такие красивые плечи! И руки! И попка!

Произнося это, нападающий нежно, но сильно обхватил Варвару за бедра.

– Но-но, – сказала Варя и резко стряхнула его руку. – Не балуй!

– А то что будет? – игриво спросил Нычкин и снова попытался обнять Варвару.

– Руку сломаю, – строго, но спокойно произнесла она, снова высвобождаясь из его объятий.

– Ой-ей-ей, какие мы стро-о-огие!.. – протянул форвард, но грабли свои убрал. – Настоящий милиционер.

Он прямо взглянул ей в глаза и сказал, чуть не облизываясь:

– Может, заберешь меня на пятнадцать суток?

Предложение прозвучало весьма недвусмысленно.

– Может, и заберу, – усмехнулась Варвара, как бы не поняв скрытого подтекста нычкинского предложения.

– И по какой статье? – он опять твердо посмотрел ей в глаза наглыми своими глазюками.

– За превышение скорости, – нашлась она.

«Ой, овца я, овца, – промелькнуло у нее, – нашла с кем заигрывать: с футболистом! Но, с другой стороны, почему бы и нет, если все постепенно и «по канонам»? А Нычкин, кажется, мальчик сообразительный. Должен понять, что, в принципе, я не против, только лошадей гнать не надо».

Нычкин и правда оказался сообразительным.

– Намек понял, – он надул свои чувственные губы, что-то прикинул в уме и сказал: – Ты любишь, чтобы все было не спеша. Ладно, согласен. Давай для начала поужинаем вместе.

Варя вздрогнула: настолько предложение центрового, в общем-то, совпадало с ее потаенными желаниями. Она испытала дикий приступ эйфории: она таки подцепила его, добилась, раскрутила! Но тут же охладила собственный пыл: «Он подозреваемый по делу об убийстве, а я, дура, его кадрить вздумала!» И вслух сказала достаточно неопределенно:

– Надо сперва дело закрыть. А там посмотрим.

– А если окажется, что я убил – будешь ждать, пока из тюрьмы выйду? – игриво поинтересовался Нычкин.

Сначала Варя хотела отрезать: «Нет». Но потом передумала и вкрадчиво сказала:

– Конечно, буду. Но только если ты сам во всем признаешься. Сейчас. Мне.

Нычкин вздохнул:

– Да не убивал я его, сказал ведь уже…

– Тогда зря и не болтай.

Варя снова пошла по коридору. Теперь она шла не за спиной, а впереди Нычкина: уже не думала о том, что нельзя терять нападающего из вида. Она не сомневалась: футболист, не отставая, словно в игре при персональной опеке, следует за ней.

Вот уже совсем близко дверь столовой, где томились другие подозреваемые. И тут Нычкин притормозил Варю рукой. На секунду ей показалось, что сейчас он накроет ее руку своей лапищей, снова потянется к ней, и… И ей даже захотелось, чтобы он сделал это – немыслимое, противозаконное…

Нычкин приблизился к ней, однако целовать не стал, а горячо зашептал:

– Я тебе все про убийство расскажу. Все! А я многое знаю! До фига и даже больше! Ты дело это благодаря мне раскроешь и даже орден получишь.

– Раз все знаешь – почему майору не рассказал? – Варя глянула суперзвезде прямо в глаза.

– Какому еще майору? – нахмурился футболист.

– Ну, оперу, который тебя допрашивал.

– А мне, может, – ухмыльнулся Нычкин, – интересней будет все рассказать тебе.

– Тогда рассказывай.

– Тебя же за Снежаной посылали. Давай отведи ее на допрос, отпросись у своего майора, и мы встретимся… ну, скажем, в бильярдной. И я расскажу тебе все. – Последнюю фразу Нычкин произнес интригующим шепотом. И добавил: – Все, что ты хочешь услышать.

– Хорошо, – без затей согласилась Варвара.

– Тогда я пошел?

– Куда?

– В бильярдную. Тебя ждать.

– Ну, нет, дружок! – усмехнулась Варя. – Сиди-ка ты вместе со всеми, в столовой. Под присмотром сержанта. Я сама за тобой зайду. Потом.

Варвара открыла дверь в столовую, где помещались остальные подозреваемые. С порога она успела заметить, что красавец-легионер Карпов стоит, скрестив руки, у окна и задумчиво смотрит куда-то в темноту. Голкиперы Овсянников и Галеев сидят друг с дружкой и о чем-то тихо переговариваются. Снежана – в стороне ото всех, безжизненным взглядом смотрит в стол. Глаза ее припухли от слез.

– Снежанка! – опередив Варю, прокричал прямо с порога Нычкин. Он выглядел довольным: возможно, оттого, что добился у Вари чего-то вроде свидания. А может, потому, что решил, что ему удалось провести Опера. – Снежана, – повторил он, – с вещами – на выход!