Карл, герцог - Александр Зорич

13

Конь его был бел, попона черна, в переметной суме, окрашенные темным багрянцем заскорузлой крови, безмолвствовали четыре головы. У седла была приторочена великолепная симитарра. Девиз на ножнах: «Магома, Зегресы, Эра Аллаха Великомощного».

Гвискар был одет в шаровары, тунисскую кольчугу до колен, приколотая к черному тюрбану изумрудной брошью зеленая же шора застила лицо до самых глаз.

Его заметили издалека.

– Магома возвращается!

Стены и три разновысокие башни Велеса Красного – скалы, напоенные геометрией, отлившиеся в бастионных углах, расчерченные жесткими тенями и прямоугольниками бойничных провалов, тел абсолютно черных, пожирающих излишек солнечного света и вражьего любопытства, скрывающих отблески белков сарацинских глаз, – многоочитые стены и башни Велеса Красного узрели и узнали Магому издалека и только заливистый лай Джибрила не отразился жидким эхом в хаосе скал, поставляющих фрактальный фон для мавританского замка. Потому что Джибрила не было с Магомой, потому что с Магомой не было Магомы, потому что с Гвискаром не было никого больше.

Магома возвращался и Магома молчал. Он кивнул двум привратникам – чистым джиннам, заросшим длинным черным волосом в той мере, когда телу уже не требуется кольчуга – и привратники, дикие йеменские кочевники в туманно-генетическом прошлом, растворив ворота Велеса Красного, пали пред ним ниц, целуя тень тени Магомы, святого рыцаря, строгого пастыря, сократителя неверных.

Гвискару было наплевать на то, что чьи-то коричневые губы обсосали всю его тень – плевать, впрочем, менее, чем могло бы показаться, ведь в его тени воплощалось куда больше Гвискара, чем собственно во плоти – поэтому симитарра блеснула дважды и трижды не из оскорбленных чувств, отнюдь.

Зарубив правого привратника без труда – двойной проблеск кровопролитного металла – Гвискар безропотно принял боль в левом бедре. Второй привратник оказался чуток, второй привратник не мог не видеть краем глаза, как его коллега воссоединился с пухнущей от крови пылью – и когтистые лапы, впившись в бедро фальшивого Магомы, рванули его из седла.

Гвискар понял, отчего у привратников не было оружия. Будь он, Гвискар, просто человеком, ебической силы демон Зегресов оторвал бы ему ногу по самый копчик. А так она осталась при нем, он не вылетел из седла, но конь, заржав и захрипев, упал на привратника и вместе с ним упал Гвискар. Привратник с ревом в глотке и хрустом в переломанных ребрах ворочался под навалившейся тушей, когда в тройном проблеске гвискарова сабля утешила раненого. Первые два удара неловко отпружинили от его проволочных волос, но третий наконец-то решил задачу отыскания нормали к сферической поверхности и череп привратника, неохотно крякнув, раскрылся. В нем симитарра и осталась – сломанная, ненужная.

В глухом дворике крепости Гвискара встретили стрелы. С ним не было ничего кроме переметной сумы, но и она оказалась доброй эгидой. Три стрелы он принял в неё, четвертую – в левую руку, пятую – в левую руку, шестую – в левую руку, седьмая воткнулась в разодранное привратником бедро.

Дверь – первая любая какая угодно дверь, – брякнув вырванным запором, распахнулась перед Гвискаром. Удар из ступенчатых сумерек опрокинул его на спину. Удар копья, как он заключил, взбежав глазами по тисовому древку в красные облака среди фиолетового неба.

– Так его не убить! – услышал Гвискар.

Нападающий, видимо, не верил – копье, вырванное с профессиональным хаком из его груди, на мгновение показало незапятнанный наконечник и не воткнулось Гвискару в глаз. Потому что Гвискар, вполне уже собрав в небытии черепки расколоченного тела, умерев и возродившись, откатился в сторону и копье поразило звонкую каменную пустоту, подзвученную изумленным воплем воина.

В быстроте сравнимый с фальконетным ядром, Гвискар перехватил копье, выкручивая-вырывая его из рук жадины, а когда тот оказался силен, оковкой сапога раздробил ему колено. Теперь он обладал копьем, прежний владелец которого остался на пороге, рядом с отброшенной переметной сумой.

Гвискар подымался по винтовой лестнице. Левую руку он запустил в свалявшуюся шевелюру Магомы, под головой которого не хватало тела, и если бы не копье в правой, был бы, наверное, похож на Персея.

Двое с мечами догнали его снизу, предварительно разувшись, осторожно ступая босыми ступнями, чтобы ни одним звуком не выдать своё приближение. Но волна кровавой разгоряченности, опередив их на несколько шагов, догнала Гвискара быстрее.

Арабы с ужасом пробудившихся в саркофаге, заблудившихся в саркофаге и вновь сновидящих в саркофаге, встретили вполне осмысленный, вполне осмысленный смертью взгляд головы своего бывшего господина. Гвискар приколол их, как снулых по осени ленточниц-ночниц, но булавка сыскалась одному лишь, а другой, выбракованный, покатился по трём-ом-ом ступенькам и всё.

Лучшая из трех ног Гвискара была для руки коротковата и он, перевооружившись одним мечом вместо одного копья, оказался на галерее, переполошив лучников окончательно.

К обломкам предыдущих стрел сразу же прибавились новые, пока ещё целые. Но не это испугало Гвискара – в конце галереи мелькнул пестрый силуэт, мелькнул и исчез.

В глазах Гвискара остались длинные неоновые треки, они долго не хотели иззмеиться в ничто, и Гвискар плохо видел, что тот, а что этот, куда падает и зачем так истошно вопит выброшенный через перильца во двор лучник, а куда идет он сам, Гвискар, и дважды поскользнулся на чужой крови, чего с ним раньше не случалось.

И хотя он разогнал их в основном головой Магомы, самый намек на сходство с Персеем исчез окончательно. Из галереи в небольшой висячий садик с фонтаном, разбитый на крыше и уводящий всё далее вглубь замка, вырулил языческий идол: измазанный красным от рожи до пят, попорченный стрелами верных в угаре иконоклазии, жадный до жертв и безбожно блистательный.

Гвискар припал на колено, и неприятельская альфанга, обозначив полукружие горизонта над его головой, высекла плотничьи брызги из ствола скрюченного фисташкового дерева. Он поднялся, мгновение назад коленопреклоненной ногой отталкивая проткнутого прочь и подавая меч на себя, сделал три шага вперед и был вынужден вновь остановиться – в радужном одеянии, колеблемый и дробимый фонтанными струями, Гвискару явился силуэт коренастого карлика.

Гвискар не знал, кто перед ним, потому что видел его второй раз в жизни – первый случился едва не минуту назад, в галерее, мельком, вдалеке. Не знал и знал вместе с тем совершенно точно – это Фатар, Разбивающий и Создающий. О нем говорил Магома в лицо Гибор, о нем шептала Гибор в ухо Гвискара, о нем справлялся Гвискар у Жануария и в ответ услышал: «Убить его быстрее, чем увидеть».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});