Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья - Фелипе Фернандес-Арместо

стало крупнейшим в регионе за счет соседей – бирманцев, кхмеров, монов и малайцев. Однако в целом на этой территории не было доминирующей империи: ряд примерно равных государств конкурировали друг с другом.

Острова Индийского и Тихого океанов, примыкавшие к Юго-Восточной Азии, были известны своими торговыми городами-государствами и традициями мореплавания. С коммерческой точки зрения уникальной была Малакка, которая контролировала пролив близ южной оконечности Юго-Восточной Азии, соединявший Индийский океан с китайскими морями. В XV веке на Яве и в окрестностях распространился ислам, что сделало пролив центром притяжения исламских купцов. Однако Малакка была еще и фактическим китайским протекторатом – в связи со своим идеальным положением она помогала направить усилия индийских купцов на восток. В 1402 году китайский флот усадил на трон Малакки марионеточную династию; частые дальнейшие посещения Малакки создавали иллюзию, будто порт – это форпост Китая на дальних берегах. Когда португальцы в 1511 году захватили Малакку, китайцы в ответ подвергли пыткам и тюремному заключению членов первого португальского посольства в Китай. В проливе, над которым возвышалась Малакка, сходились торговые потоки специй с островов и текстиля с Индийского субконтинента. В 1468 году султан Малакки отметил: «Чтобы овладеть голубыми океанами, нужно заниматься торговлей, даже если твоей стране и нечего предложить»[58]. На итальянской карте говорилось, что в Малакке есть «гвоздика, ревень, слоновая кость, драгоценные камни, жемчуга, ароматы, фарфор и прочие продукты, многие из которых поступают издалека и следуют в Китай»[59]. Луиш де Камоэнс, бывавший на Востоке и прославивший его в своих стихах в конце XVI века, возвещал читателям:

А вот торговлей славная Малакка,

Куда купцы всегда спешат без страха[60].

В начале XV века правитель Малакки обратился в ислам. К концу века обращений стало больше, чему благоприятствовали династические браки или сам процесс распространения ислама: суфийские миссионеры разъезжались в разные стороны из каждого города, в который прибывали. Вероятно, именно из Малакки ислам распространился на Яву, а Ява, в свою очередь, в начале следующего века послужила полигоном для исламизации Тернате – острова в составе Молуккских островов, откуда миссионеры проследовали далее. Провинциальные правители гарантировали приток доходов к дворам султанов в обмен на ничем не ограниченную власть. «Нам, наместникам, – говорил знатный малаец в одной из хроник, – нет никакого дела до вас… Мы делаем то, что считаем нужным, не беспокоя монарха своими проблемами. Он лишь пользуется достигнутыми нами добрыми плодами»[61].

За Малаккой лежали еще два кусочка пазла Магелланова мира: сказочные «острова Пряностей», откуда поставлялась большая часть мускатного ореха, мускатного цвета и гвоздики, и группа островов, впоследствии ставшая Филиппинами и располагавшаяся на пути в Китай. Магеллан не побывал ни на одном из архипелагов во время службы в «Португальской Индии», но хорошо знал о них из адресованных ему писем и разговоров, которые, вероятно, вел в Малакке. Пожалуй, в то время гвоздика была самым дорогим в мире растительным продуктом на вес. На ее выращивании специализировались пять островов: Тернате, Тидоре, Мотир, Макан и Бакан. Согласно португальскому аптекарю Томе Пирешу, который официально отвечал за закупку корицы в начале XVI века (и которого мы еще встретим далее), общее производство составляло около 6000 бахаров в год. Непонятно, что это значило, поскольку точный вес бахара неизвестен, но примерно около 450 фунтов, или чуть более 200 килограммов. Так или иначе, покупатели могли получить баснословный доход: в Малакке гвоздику продавали по цене в 70 раз больше, чем та, за которую она покупалась на Тернате. Гвоздичные деревья вырастают до 12 метров высотой, в дело идут высушенные нераскрывшиеся цветочные почки. Лучший аромат получается, если собрать почки прямо перед цветением: в это время они из белых становятся зелеными, а потом красными, после чего их сушат или коптят на продажу[62].

Мускатный орех и мускатный цвет (мацис) – семена и присемянники

Myristica fragrans соответственно – поступали в основном с островов Банда, расположенных несколько южнее, за островом, ныне известным как Серам. Оба товара – «плоды, которые мы так любим», как писал Томе Пиреш – ценились в Европе одинаково высоко, но мускатного ореха в целом было больше. Согласно тому же Пирешу, жители островов Банда соглашались продать бахар мускатного цвета только в том случае, если покупатель брал и семь бахаров мускатного ореха. Мускатный орех перед продажей сушили и коптили, в то время как мускатный цвет вялился на солнце, притом из алого он становился желтым. До прибытия португальцев только малайские торговцы и сами жители островов Банды торговали этими пряностями на месте, в то время как всем остальным приходилось приобретать их уже у перекупщиков[63].

Место произрастания пряностей долго было покрыто тайной. Вплоть до XIV века в китайских источниках не было и признака понимания: в географических справочниках товары сопоставлялись с центром их приобретения. Первое свидетельство проникновения китайцев на острова относится к 1349 году, в первом китайском тексте, где упоминаются острова Банда, сообщалось, что «купцы, которые… торгуют в Западном океане, везут с собой такие товары, как гвоздика и мускатный орех… и возвращаются с товарами в десять раз более ценными»[64].

Переходящие из рук в руки между несколькими соперничающими династиями, острова не имели коллективной идентичности, не могли наладить общую оборону или выбирать по своему усмотрению наиболее перспективных торговцев. Само название «Молукка» буквально означает «много царей», и политически оно являлось вполне оправданным[65]. Соперничество между Тернате и Тидоре носило практически уникальный характер, создавая своеобразное единство, которое парадоксальным образом было основано на разделенности[66]. Среди отличительных характеристик островитян Томе Пиреш называл темную кожу, гладкие блестящие волосы и постоянные междоусобные войны. Ему больше нравились жители Тернате, которых он называл «молуккскими рыцарями»: их почти не затронул ислам, так что они весьма любили вино, а их султан и князья носили золотые короны «скромной стоимости». Мусульман на Тернате было мало – всего две сотни из двухтысячного населения, да и определить их было не так легко: многие из них уклонились от обрезания. По стандартам Молуккских островов султан обладал исключительной местной властью, творя суд и требуя полного повиновения. По мнению Пиреша, он был готов уступить португальцам («Он и его земли подчинялись королю») и принять христианских священников, «чтобы, если наша вера ему понравится, отречься от своих заблуждений и стать христианином»: возможно, после падения Малакки ему просто отчаянно нужны были торговые партнеры. Другие острова управлялись плохо. На Банде Пиреш даже не мог обнаружить какого-либо государства: здесь не было короля, а высшая власть принадлежала деревенским старейшинам[67].

Молуккские острова – беззащитные и плохо управляемые – искушали любое торговое государство, которое задумывалось о контроле над производством дорогих товаров, а не просто о монополизации торговли ими. В результате они стали