Кафка на пляже - Харуки Мураками

Наша группа поднялась на второй этаж. Высокий лестничный пролет. Перила из черного дерева отшлифованы до блеска так, что даже при легком прикосновении на них оставались следы от пальцев. В окне на площадке красовался цветной витраж – олень, вытянув шею, лакомился виноградом. На втором этаже располагались две комнаты для гостей и просторная зала. Раньше ее пол покрывали татами, здесь устраивались банкеты и разные встречи. Теперь пол был деревянным, а стены украшены каллиграфическими свитками и японской живописью. Посреди залы возвышался большой застекленный стенд с памятными подарками и вещами, имевшими интересную историю. Гостевые комнаты были устроены по-разному: одна в европейском стиле, другая – в традиционном японском. В европейской стояли большой письменный стол и вращающееся кресло. Все выглядело так, будто здесь и сейчас кто-то живет и работает. За окном росли сосны, сквозь кроны которых виднелась линия горизонта.

Парочка из Осаки по порядку обходила выставленные в зале вещи, вслух зачитывая пояснительные таблички. Дама довольно громко делилась впечатлениями, а муж как бы воодушевлял ее своим поддакиванием. Похоже, между ними царило полное согласие. Меня эти экспонаты не особенно интересовали, я больше разглядывал всякие архитектурные детали. Перешел в европейскую гостевую комнату, и тут появилась Саэки-сан.

– Хотите – можете сесть в это кресло, – предложила она. – Тут сидели Сига Наоя и Танидзаки Дзюнъитиро. Дзюнъитиро Танидзаки (1886—1965) – японский писатель.] Кресло, правда, не совсем такое, как тогда…

Я присел, тихонько положил руки на стол.

– Ну и как? Уже появилось желание написать что-нибудь?

Я слегка покраснел и затряс головой. Рассмеявшись, Саэки-сан вернулась в соседнюю комнату к супружеской паре. Не вставая со стула, я поглядел ей вслед: удивительно изящно и естественно она ходит. Не знаю, как сказать, но в ее манерах и движениях было что-то особенное. Повернувшись спиной, она точно хотела передать мне что-то. То, чего не выразишь словами. Не передашь, когда стоишь лицом к лицу. Но я не понимал, что именно она хотела мне сказать. Я вообще многого не понимал.

Сидя в кресле, я оглядел комнату. На стене висела картина маслом – вид, как я понял, местного побережья. Художник писал ее в старой манере, но краски были свежие. На столе – большая пепельница и электрическая лампа с зеленым абажуром. Нажав кнопку, я зажег свет. Напротив меня на стене висели старомодные черные часы. Вроде антиквариат, а время показывают точно, подумал я. Половицы местами стерлись, стали неровными и жалобно поскрипывали под ногами.

Экскурсия закончилась. Пара из Осаки, поблагодарив Саэки-сан, убралась восвояси. Оказалось, члены кружка любителей танка у себя в Кансае. Ну жена еще куда ни шло, а вот ее благоверный… Тоже мне стихоплет! Только и может, что поддакивать и кивать. В таком деле, как стихи, самостоятельности надо побольше. А может, на него находит, когда он сочинять садится? Что-то такое осеняет?

Вернувшись в читальный зал, я стал читать дальше. После обеда подошли еще несколько посетителей, почти все в очках от дальнозоркости. В таких все люди похожи друг на друга. Время тянулось очень медленно. Народ с головой погрузился в чтение. В зале было тихо, никто не разговаривал. Кое-кто, склонившись над столом, делал какие-то пометки, но большинство посетителей застыли, не меняя позы, уткнувшись молча каждый в свою книжку. Как, впрочем, и я.

В пять часов я поставил ее на полку и пошел к выходу.

– Во сколько вы завтра открываетесь? – спросил я Осиму.

– В одиннадцать. Понедельник – выходной. Опять придешь?

– Если не помешаю…

Осима прищурившись посмотрел на меня:

– Конечно, не помешаешь. Библиотеки и устроены для того, чтобы люди в них ходили и читали что им хочется. Обязательно приходи. Кстати, хотел спросить: ты все время такой багаж с собой таскаешь? Не тяжело? Что там у тебя, не золотые монеты, случаем?

Я залился краской.

– Да ладно. Это я так. – Осима прижал к правому виску карандаш – тем концом, где ластик. – Ну, пока. До завтра.

– До свидания, – сказал я.

Осима помахал в ответ – не рукой, а карандашом.

Я вернулся в Такамацу такой же электричкой. В дешевой забегаловке у вокзала взял куриную котлету и овощной салат. Съел еще две порции риса и запил все это теплым молоком. На случай если ночью вдруг проголодаюсь, купил в круглосуточном магазинчике пару нигири [16], бутылку минералки и зашагал к своей гостинице. Ни быстро, ни медленно – как обычно люди ходят. Чтобы не привлекать лишнего внимания.

Выяснилось, что это типичный второразрядный бизнес-отель, хоть и большой. Записываясь у портье, я назвал чужую фамилию, наврал адрес, возраст и оплатил номер за сутки вперед. Волновался немного, но никто на меня подозрительно не посмотрел и не заорал: «Ну что ты врешь? Мы все знаем. Ведь тебе пятнадцать лет! Из дома сбежал?» Все занимались своими делами. Им было не до меня.

Лифт со зловещим дребезжанием дотянул до шестого этажа. Номер оказался тесным и узким. Неприветливая кровать, жесткая подушка, столик, маленький телевизор, выгоревшие занавески на окнах. Ванная – как стенной шкаф, не больше. Ни шампуня, ни ополаскивателя. Окно упиралось в стену соседнего здания. Вот и весь вид. Зато есть крыша над головой, в кране горячая вода. И на том спасибо. Я бросил рюкзак на пол и плюхнулся на стул, осваиваясь в новом жилище.

Вот она, свобода! Я закрыл глаза и задумался: что же это такое – быть свободным? Думал-думал, но толком так ни до чего и не додумался. Понял только, что теперь я один на свете. Да еще в незнакомом месте. Как одинокий путешественник, оставшийся без компаса и карты. Это и значит – быть свободным? Даже на такой вопрос у меня не было ответа. Поэтому я решил больше не ломать себе голову.

Я долго отмокал в ванне, потом старательно чистил зубы. Залез в постель, почитал немного. Надоело – стал смотреть новости по телевизору. Только новости были какие-то дохлые, скучные по сравнению с тем, что произошло со мной за этот день. Я выключил телик и забрался под одеяло. Уже пошел одиннадцатый час. Но сразу заснуть не получилось. Еще бы, первый день на новом месте. Да не простой, а день рождения – все-таки пятнадцать лет. И большую его часть я провел в необыкновенной, замечательной библиотеке. Познакомился с новыми людьми. С Сакурой. Осимой и Саэки-сан. Повезло: с их стороны мне ничего не грозит. Может, это добрый знак и дальше все пойдет хорошо?

Потом я подумал о нашем доме в Ногата, об отце, который сейчас, наверное, там. Интересно, что он почувствовал, когда увидел, что я исчез? Вздохнул с облегчением? Растерялся? Или вообще ничего не почувствовал? Может, даже не заметил.

И тут я вспомнил об отцовском мобильнике. Достал его из рюкзака, включил и набрал наш номер в Токио. В трубке тут же раздался сигнал вызова. Есть соединение! Гудок прозвучал неожиданно отчетливо – как будто в соседний номер позвонил, хотя до дома семьсот с лишним километров. Трубка бибикнула еще раз, и я нажал «отбой». Сердце стучало как бешеное и никак не могло успокоиться. Работает! Выходит, отец телефон еще не заблокировал. А может, и не обратил внимания, что трубка из ящика стола пропала. Я снова сунул мобильник в карман рюкзака, выключил ночник у подушки и закрыл глаза. Спал без снов. В самом деле, что-то мне уже давно ничего не снилось.

Глава 6

– Здравствуйте, – проговорил немолодой мужчина.

Едва приподняв голову, кот, напуская на себя важность, негромко ответил на приветствие. Кот был старый, большой и черный.

– Какая замечательная погода.

– Эге, – выдавил из себя кот.

– Ни единого облачка.

– …Пока.

– А что, хорошей погоды больше не будет?

– Испортится ближе к вечеру. Имеются определенные признаки, – заявил кот, лениво потягиваясь. Зажмурился и снова уставился на говорившего.

Тот смотрел на кота и улыбался. Кот почему-то замялся, а потом, как бы передумав, спросил:

– Хм… А вы… по-нашему говорить умеете?

– Да, – будто стесняясь, сказал пожилой господин и в знак уважения снял с головы потертую тирольскую шляпу. – Не всегда и не со всеми котами, но если все нормально, кое-как получается.

Кот коротко хмыкнул в ответ.

– Нельзя ли мне присесть? А то Наката столько ходил – устал маленько.

Кот не спеша поднялся и, шевельнув длинными усами, зевнул так широко, что, казалось, вывернет себе челюсть.

– Сколько угодно. Садитесь куда хотите. Кто бы возражал.

– Спасибо, – поблагодарил господин и сел рядом с котом. – С шести утра на ногах.

– Э-э… Значит, вас зовут Наката?

– Да. Именно. Наката. А вас как величать?

– Забыл, – ответил черный кот. – Было у меня какое-то имя, но по жизни можно и без него обойтись. Вот и забыл.

– Понимаю, понимаю. Если что не нужно, сразу забывается. С Накатой та же история, – почесав в голове, сказал мужчина. – Вы у кого-нибудь живете? У них питание получаете?