Озеро Хасан. Год 1938. - Иван Шкадов

Вспоминается живая индивидуальная работа с каждым из нас, которую в ходе марша вели комиссар батальона Туляков и секретарь парторганизации Дроздов. И днем, и ночью они встречались с командирами рот, взводов, с экипажами, интересовались всем и знали об офицере и бойце буквально все, настраивали воинов на боевой лад.

Последний переход к Хасану был особенно трудным. Как я уже писал, непосредственно в этом районе не было даже сколько-нибудь пригодной проселочной дороги. Ночь выдалась темная, шли с погашенными фарами, и только сзади тускло мерцали фонарики. От чрезмерного напряжения у механиков-водителей костенели руки. К утру подошли к бухте Экспедиции и начали переправляться вброд. По обеим сторонам брода были расставлены вехи. Впечатление сказочное, особенно когда вышли на середину. Берега в дымке и еле видны — такое впечатление, что колонна танков идет вплавь. А вскоре появились разрывы зенитных снарядов в небе. Все почувствовали боевую обстановку, стали более настороженными и более сосредоточенными, подтянутыми. Я не утверждаю, что это закономерность, но заметил, что и в боях на Хасане, и в Великую Отечественную, и в послевоенное время экстремальные условия у большинства людей, естественно, повышали чувство ответственности.

Итак, вторая механизированная бригада прибыла в район озера Хасан, где уже шли боевые действия, но противник еще не был выброшен с захваченной им советской территории.

В середине дня до нас было доведено решение вышестоящего командования о том, что 2-й танковый батальон придается 40-й стрелковой дивизии, которая наносит удар с юга в полосе между государственной границей и озером Хасан. 3-й танковый батальон был придан 32-й стрелковой дивизии, наступавшей с севера. Мы готовили к бою оружие, технику, пополняли боеприпасы, заправлялись горючим.

В экипажах и подразделениях проводились беседы с личным составом. Командиры и политработники рассказывали подчиненным, как следует действовать в атаке, чтобы успешно решить поставленную задачу. Из рук в руки передавалась выходившая в бригаде многотиражная газета «Боевой смотр», в которой описывались действия танкистов, принимавших участие в боях 2 августа. Особенно запомнилась заметка о действиях в бою экипажа танка Т-26, которым командовал комсомолец М. Баранов. Его танк прорвался к проволочному заграждению японцев, уничтожая огневые точки врага, сдерживавшие наступление нашей пехоты. Огнем своей пушки Баранов подавил две пулеметные точки, но неожиданно танк остановился — засел в болоте. Небольшая группа японцев, незаметно подобравшись к машине, подожгла ее резиновые катки.

— Нет, гады, советские танкисты не сдаются! — крикнул Баранов, стремительно выпрыгнул из машины, в упор расстрелял опешивших самураев. С помощью башенного стрелка сбил пламя. Подоспевший тягач вытянул танк из болота, и он снова двинулся на врага.

Газета рассказывала также о мужестве и отваге пограничников, пехотинцев, артиллеристов, летчиков, призывала действовать так, как они…

После того, как действия 40-й стрелковой дивизии 2-го августа не привели к успеху, командование решило вывести из боя ее главные силы. 118-й стрелковый полк под прикрытием одного стрелкового батальона и роты танков к 14 часам 40 минутам 3 августа отошел к высоте 62,1.

Японцы пытались организовать преследование 119-го стрелкового полка, отходившего в другой район. Но враг встретил решительное сопротивление. Путь ему преградили и танки 32-го танкового батальона. Самураи были вынуждены отказаться от своего замысла: очень уж большими были потери. К 15 часам 3 августа дивизия сумела выйти из боя и сосредоточиться в указанном районе. До 5 августа бойцы и командиры соединения занимались ремонтом боевой техники, пополняли боезапас и продовольствие, готовили оружие к новым боям.

В чем же была причина того, что наступление дивизии 2 августа было неудачным? Дело в том, что в бой она вступила без тщательной подготовки, раздробленно и с ходу. Силы противника были явно недооценены, местность недостаточно разведана, пехота слабо взаимодействовала с танками и артиллерией.

Следует также учитывать, что дивизия лишилась поддержки авиации: сильный туман настолько плотно окутал место боя, что ни один самолет не смог взлететь.

Положение надо было исправлять. Следовало усилить, централизовать руководство боевыми действиями. Именно поэтому 3 августа начальник штаба Дальневосточного фронта комкор Г. М. Штерн приказом Наркома обороны СССР был назначен командиром 39-го стрелкового корпуса. В его состав вошли 40, 32 и 39-я стрелковые дивизии и 2-я отдельная механизированная бригада.

Жизненный путь Григория Михайловича Штерна был показательным и интересным во многих отношениях.

Г. М. Штерн был сыном врача — интеллигентного, высокообразованного человека. Юношей Штерн принимал участие в работе кружка гимназистов, распространявших идеи социализма. В 1918 году, когда на Украине хозяйничал гетман Скоропадский, Штерна посадили в тюрьму за революционную пропаганду. Выйдя на волю, он добровольно вступил в Красную Армию и свое первое боевое крещение получил весной 1919 года при разгроме банды атамана Григорьева. В эти же дни Григорий Штерн стал членом РКП (б). Политработником воевал с деникинцами и врангелевцами. Гражданскую войну закончил комиссаром полка, который в 1921 году добивал банды бело-зеленых в Крыму. В 1923–1924 годах Штерн в качестве военкома отдельной кавалерийской бригады участвовал в разгроме басмачества в Средней Азии.

Г. М. Штерн пополнил богатый боевой опыт теоретическими знаниями на курсах высшего начсостава, а позже и в Военной академии имени М. В. Фрунзе. После ответственной работы в Наркомате обороны и командования кавалерийской дивизией Штерн воевал добровольцем, в республиканской Испании. В 1938 году он был назначен начальником штаба ОКДВА, а затем — начальником штаба Дальневосточного фронта. Совместная работа Штерна с Маршалом Советского Союза В. К. Блюхером в этой должности много значила для него. Теперь он совмещал обязанности начальника штаба фронта и командира 39-го стрелкового корпуса, который фактически был создан в ходе боев. Штерну одновременно с решением сложных задач по формированию корпуса надлежало выявить до конца замысел врага, его сильные и слабые стороны, следовало также вскрыть и недостатки в подготовке своих войск.

Проанализировав создавшуюся обстановку, Штерн выяснил, что войска уже три дня находятся в движении по единственной дороге, к тому же труднопроходимой: по обочинам — заболоченная местность или непроходимая тайга. Полевые же дороги из-за сильных дождей буквально обрушившихся на землю с 28 июля по 2 августа, превратились в какое-то месиво, даже на лошадях по ним стало трудно передвигаться.

Вместе с тем Григорий Михайлович не мог не отметить необычайно высокое политико-моральное состояние советских воинов, которые совершили 250-километровый переход. Несмотря на тяжелые условия, не было среди советских воинов даже разговоров об усталости, никто не жаловался на трудности и тяготы тех дней. Каждый стремился прибыть к месту боев как можно быстрее, первым вступить в решительную схватку с врагом.

С 3 по 5 августа соединения и части 39-го стрелкового корпуса частью сил вели разведку и боевые действия по улучшению своего положения, а тем временем главные силы корпуса готовились к решительному наступлению.

40-я стрелковая дивизия под командованием полковника В. К. Базарова и наша 2-я механизированная бригада полковника А. П. Панфилова сосредоточились южнее Хасана.

К боям готовились не только наши войска. Противник тоже подтягивал свои резервы, строил и укреплял оборонительные сооружения на сопках Безымянная и Заозерная. Японцы соорудили траншеи полного профиля, значительно усилили систему проволочных заграждений, в спешном порядке оборудовали пулеметные гнезда, обкладывали их камнями и мешками с песком. Для того чтобы было куда укрыть личный состав от осколков снарядов и авиабомб, отрывались глубокие щели.

Наблюдательные пункты и позиции японцев соединялись ходами сообщения, на обратных скатах сопок были расчищены специальные площадки для артиллерии.

Конечно же, противник и не собирался добровольно оставлять захваченные участки советской земли, а потому и делал все для того, чтобы как можно быстрее закрепиться на всей гряде высот, простирающейся на север и юг. Но для осуществления этой цели нужно было время. А его-то японцам как раз и не хватало. Они не могли не знать, что наша страна не оставит безответным факт захвата советской земли. И далеко не случайно 4 августа 1938 года японский дипломат Сигемицу, посетив Наркоминдел; заявил, что Токио предлагает Советскому Союзу немедленно прекратить с обеих сторон враждебные действия и урегулировать вопрос в дипломатическом порядке.