Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

ли вам ощущать состояние неверия, возникающее после страшного события, осмыслить и принять которое просто не хватает душевных сил? Отрицание всего произошедшего так велико, что желание вернуться назад во времени, предупредить и избегнуть наступившее событие становится просто невыносимым. Еще несколько минут назад мы жили в счастливом неведении, а сейчас захлебываемся от боли и не можем поверить в то, что это происходит с нами. Но время не вернуть, оно неумолимо проходит, и нам ничего не остается, как смириться с этим, а мы не способны смириться.

В моем сне Алекс был все еще жив, но живой была и боль от потери, испытанная мною, и я не могла принять ее, пытаясь уйти от реальности, цепляясь за ускользающие от меня воспоминания.

Изредка покидая свой сон, я возвращалась к тем светлым дням любви и восторга, которые невозможно было забыть, но затем стремительно скатывалась в огонь, поглощающий все на своем пути.

Пламя словно съедало меня заживо, пожирало изнутри, и к рассвету от меня ничего не осталось, кроме пепла. Я всегда знала, что каждый сам выбирает костер, на котором ему гореть, но поняла это только после гибели Алекса…

Утром не стало легче, но я смогла встать и умыться. Огонь превратился в тлеющие угольки, и глядя на себя в зеркало, я поняла, что могу отделить себя от боли, предельно зажав ее в узком пространстве желудка. Она скрылась там, в ледяном и холодном, но почему-то излюбленном месте. Лицо в зеркале перестало страдать, но казалось усталым и больным, а я тщетно пыталась найти в себе скрытые силы, способные меня поддержать. В комнате по-прежнему пахло розами и я не удивилась, когда в нее вошел Анжей и взглянул на меня и мое отражение в зеркале.

Его тихое приветствие не вызвало никаких эмоций, словно произнесенные слова не имели ко мне отношения. В тот момент мне казалось, что я нахожусь в другом измерении и так далеко, что расстояние, разделяющее нас, просто огромно. Это позволило мне отдалиться от боли и наконец-то оторваться от ее созерцания в зеркале. Анжей предложил мне следовать за собой и я послушно пошла за ним, стараясь удержаться на ногах. Это казалось очень важным, как и моя клятва самой себе, что милорд не увидит больше моих слез.

И все же в моих жилах текла простая человеческая кровь, а не расплавленное золото, и мышцы были созданы не из железа, как и сердце. И потому вид милорда вызвал вспышку гнева и ненависти, проявить которые было бы так легко, но которые следовало взять под контроль. Видимое спокойствие далось мне с огромным трудом. Ощущая наступление развязки, я уже не хотела сдерживать свою ненависть и впервые в жизни не боялась ни смерти, ни милорда. Я слишком устала, исчерпав все свои чувства, даже чувство страха и инстинкта самосохранения.

Усталость, усталость, усталость…

В кабинете милорда стояли огромные кресла, обещавшие покой и отдых, но сесть мне не предложили, и я отвела от них взгляд, поймав свои мысли на том, что ковер для кабинета слишком светлый и его придется выбросить. Кровь — это не вино. Но затем мои мысли переключились на нечто другое. В руках милорда находилась книга, чей голубой переплет был хорошо мне знаком, как и автор, написавший ее. Милорд посмотрел на меня и понимающе кивнул, заметив, что я узнала книгу. Затем открыл ее и прочитал несколько строк: «Стою над бездной я и глубока она, и дно ее скрывают облака. В последний теплый день, таясь и не спеша, моя любовь покинула меня…».

Милорд положил книгу на стол и произнес:

— Ты всегда это знала, не правда ли? — Он подошел так близко, что я услышала его дыхание, и меня поглотило неимоверное желание вцепиться когтями в его лицо. Я даже глаза прикрыла, боясь потерять контроль, и не желая, чтобы он это понял.

— Я знаю, кем являетесь вы, милорд, и никогда не писала об убийцах… — В моих словах было больше усталости, чем гнева, и он это понял, но его собственный гнев был не меньше моего.

— Алекс погиб из-за твоего выбора, Лиина! Ты приняла решение и его последствия, а я всего лишь исполнил твою волю! Так кто же из нас убийца? — Он скривил свои губы, но это не испортило его лица.

Меня передернуло от его слов и собственных воспоминаний, словно только вчера, а не десять лет назад я задала себе тот же вопрос после смерти юноши, ответственность за гибель которого лежала и на моих плечах. Но я не собиралась возражать милорду, ибо даже при отсутствии умышленной вины наши действия могут быть столь разрушительными, что после них не остается ничего живого. Я только не хотела слышать имя Алекса, произнесенное из уст милорда. Это было слишком тяжело и я велела себе замолчать.

Жаль, что я не могла просить об этом милорда, а он продолжал:

— Я прочел твою книгу, Лиина. Ты никогда не писала обо мне. О ком угодно и о чем угодно, но только не обо мне. Я хочу это исправить, — милорд вернулся к рабочему столу и развернул экран монитора, стоявшего на нем, совершенно пустого, за исключением моего имени. — Название книги можешь придумать сама. И еще… Пока ты пишешь ее, ты будешь жить. Неважно, сколько времени это займет.

— А если я откажусь? — Его предложение застало меня врасплох, словно человеку, приговоренному к смерти, отсрочили исполнение приговора в самый последний момент.

— Ты же не хочешь умирать медленно, Лиина? — Милорд был слишком серьезен, чтобы поверить ему сразу и безоговорочно, но боль уже коснулась меня своим черным крылом, увлекая к смерти и разрушению, и оттягивать конец было все равно, что увеличивать муку, в которой корчилась моя душа.

Предложение милорда привело меня в замешательство. Подобная отсрочка не была ему свойственна, а его желание все закончить было слишком искренним — я это чувствовала и потому спросила:

— Зачем вам это нужно?

Но он не ответил мне, лишь снова повторил:

— Ты можешь написать книгу обо мне и моем мире без ограничения во времени или умирать так долго, как я захочу. И ты знаешь, что я могу сделать с человеком, отказавшим мне в столь незначительной просьбе. — С этими словами милорд пододвинул монитор к самому краю стола, словно намеревался сбросить его на пол, если я откажусь, и я сделала шаг.

Еще немного и рука моя коснулась клавиатуры. Пустой экран притягивал к себе и я подумала, что была рождена