Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг

и поработаем над магией!»

Мерритт поморщился.

– Да мы и десяти минут буквами не прозанимались!

Пес заскулил.

Мерритт отложил карточки и потянулся вперед, чтобы почесать уши Оуэйна. Как любой другой собаке, одержимой или нет, Оуэйну это нравилось. Ну или ему просто нравилось, когда к нему прикасаются, – чувство, которое он не мог по-настоящему испытывать, будучи запертым в стенах этого дома. На полу позади него лежал большой плакат с алфавитом, сделанный Хюльдой и почти невостребованный. Идея состояла в том, что если Оуэйн научится читать, он сможет и написать, что ему требуется, когда Мерритта не будет рядом или когда Мерритт захочет сохранить в целости свои голосовые способности.

– Я ведь не могу использовать общение каждую минуту каждого дня. Ты должен научиться пользоваться плакатом.

На самом деле Оуэйн восхищал его. Несмотря на то что его душе уже двести двадцать с чем-то там лет, Оуэйн все равно вел себя как мальчик. Он умер, когда ему было двенадцать, и именно этот возраст – двенадцать – отпечатался на его сердце. Возможно, недостаток зрелости можно объяснить тем, что он так долго был один, лишенный социального и семейного взаимодействия, которое помогло бы ему повзрослеть. Возможно, взросление – это дело тела, а не души.

Руки Мерритта замедлились. Долгий выдох через нос.

– Лучше научись побыстрее. И будь поосторожнее, пока бегаешь по острову. Не знаю, насколько близко я должен быть, чтобы услышать тебя.

Оуэйн вывернулся из-под пальцев Мерритта и наклонил свою пушистую голову набок. «Что ты имеешь в виду?»

Беспокойство царапнуло желудок Мерритта.

– Просто будь осторожен.

Оуэйн прижался носом к его колену и фыркнул. Мерритт вздохнул.

– Ты больше не дом, Оуэйн, – он провел ладонью по его голове. – Собаки… собаки не живут так долго, как люди. Так что тебе нужно решить, что ты хочешь сделать с тем временем, что у тебя осталось.

Оуэйн отстранился, заскулил. Прошел по кругу по часовой стрелке, потом против часовой. «Я об этом не думал».

– Ну, – Мерритт прочистил горло, когда его голос сорвался. Еще больше общения без перерыва и вовсе лишит его голоса. Снова. Это ему тогда понадобится плакат. – Я не знаю. Этому – твоему – телу может быть всего год. А может, и десять, хотя выглядишь ты довольно проворным. Может, три или четыре…

Оуэйн подошел к плакату и наступил лапой на знак вопроса в нижнем углу.

Мерритт выставил руки вперед, ладонями вверх, неуверенный.

– Собаки живут лет шесть, семь… Может, немного дольше, с хорошим уходом.

Его уши поникли.

– Я не хотел тебя огорчать этой новостью, – голос Мерритта стал тише, но на этот раз не из-за магии. – Но я хочу, чтобы ты понимал, что теперь смертен. Это обмен. Бессмертие в облике дома на свободу в облике собаки.

Оуэйн снова посмотрел в окно, всего на несколько секунд. «Я этого не выбирал».

О, как же глубоко эти слова отзывались в нем самом. Я тоже не выбирал. Ничего этого. Но он просто кивнул.

– А выбрал бы, будь у тебя возможность?

Оуэйн думал над этим всего мгновение. «Да. Мне нравится чувствовать. Мне нравится быть рядом с тобой. Даже когда тебя нет, это больше не так… одиноко. Мое сердце стучит, составляя мне компанию».

Мерритт замер, услышав его ответ. Одиноко. Оуэйн был один очень долгое время. Мерритт отчетливо помнил угрюмость Уимбрел Хауса, когда он только сюда въехал. Крысы, падающие с потолка, и стены туалета, которые пытались насадить его на шампуры, – вполне себе действия бунтующего подростка. И все же больше не казалось, что Оуэйна тяготят его десятилетия одиночества.

Может, он это скрывает, совсем как ты.

Мерритт не обратил внимания на эту шальную мысль. Положив локти на колени и сцепив руки, он спросил:

– Как ты так хорошо справляешься?

Золотые глаза Оуэйна поймали его взгляд, и пес проворчал: «Хмм?»

– С темнотой, – пробормотал Мерритт, затем встряхнулся. – В смысле… ты, очевидно, был расстроен, когда Хюльда и я тебя нашли. Теперь ты выглядишь гораздо веселее. Как будто все в порядке.

Оуэйн моргнул. Он ответил не сразу. Посмотрел в сторону. «Зачем мне грустить, когда так много хорошего?»

Плечи Мерритта поникли.

– И правда, зачем. – Он мог бы подчеркнуть, что Оуэйн, человек, был заперт в теле собаки. Что его семья давно мертва. Что ему причинил вред психованный некромант. Что он был безграмотен и не мог поговорить напрямую ни с кем, кроме Мерритта. Но делать это казалось жестоким.

«Зачем мне грустить, когда так много хорошего?» Такой простой ответ, и Мерритту хотелось за него держаться. Все правда хорошо. Он теперь домовладелец. У него есть друзья. У него есть Хюльда. У него новая книга выходит в следующем году!

И ему нужно поехать в Кэттлкорн.

В животе кольнуло, и он прижал к нему руку. У него же не развилась еще одна язва, правда?

Стук в дверь пробился сквозь его раздумья. Дверь была открыта, так что ему не нужно было приглашать Бет войти. В руках у нее была метелка для пыли.

– Не возражаете, если я приберусь? – спросила она, и ее взгляд тут же упал на тарелки, которые Мерритт оставил на столе.

– О. Вовсе нет. – Он развернулся и собрал со стола бумаги, которые получил в Бостоне, проводив вчера Хюльду до БИХОКа. Теперь, когда ничего в работе у него не было, он подумывал снова заняться журналистикой. Написать пару статей и продать их местным газетам. Поэтому он собрал контактные данные редакторов, а также тарифы оплаты и интересующие их темы.

«А как же практика магии!» – воскликнул Оуэйн.

– Мне все равно нужно ехать в Бостон, – отозвался Мерритт, это был достойный ответ для обеих слушающих сторон. Повернувшись к Оуэйну, он спросил:

– Хочешь со мной?

К его удивлению, пес стушевался. Покачал головой, прежде чем сказать: «Мне нужно облегчиться».

Мерритту не потребовалось переводить, потому что мисс Тэйлор отозвалась:

– Я знаю этот взгляд.

Сунув метелку под мышку, она сказала:

– Я тебя выпущу, но в этот раз делай дела на траве! Я тебя отшлепаю, если снова нанесешь в дом грязь.

Оуэйн заскулил и побрел в коридор.

– Спасибо, – Мерритт подхватил сумку, лежащую рядом со столом. – Я, скорее всего, вернусь до темноты.

– Я сообщу мистеру Бабино, – улыбнулась ему горничная. Она взяла в руки кружку и замерла. – Хотите, я отправлю это письмо?

Мерритт колебался, его суставы вдруг заныли, как будто ему было девяносто лет.

– Я…

Она взяла письмо и перевернула. Адрес уже был написан.

– Вы можете и сами его отвезти по дороге.

Оуэйн снова