«Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко

Пауль и Гюнтер опускают дымящиеся стволы «шмайсеров».

— Спасибо! — выдыхаю я.

— Не за что, — спокойно отвечает Гюнтер. — Мне было самому приятно прикончить эту тварь.

Он достает фотоаппарат и начинает деловито снимать трупы в разных ракурсах.

Я немного шокирован: «Это еще зачем?»

— Нам же надо отчитаться перед вашим командованием. Или НКВД предпочитает, чтобы мы принесли в мешке их отрубленные головы?! Джигиты отчитывались перед Абдуллой именно так.

Ничего себе черный юмор! Но отвечаю ему в тон:

— НКВД предпочитает свежие скальпы.

— О’кей, шериф! Завтра скальп Абдуллы будет висеть в вашем вигваме! — шутит в тему неунывающий Пауль.

Рассказывает рядовой Гроне:

— Да уж! Изо всех сил стараюсь вести себя как ни в чем не бывало, пытаюсь шутить, а у самого такое смятение на душе! Смотрю на Криса, у него тоже глаза ошалелые какие-то, и уголок рта нервно дергается. И сам я намертво вцепился в автомат, чтобы руки не дрожали, упорно отвожу взгляд от мертвецов. Конечно, оба покойничка при жизни были большие сволочи. Но когда я договаривался с Лагодинским, то не думал, что придется самому их вот так в упор застрелить. Просто Шмек как-то резко наставил пистолет на Серегу, и я знал, что он вот-вот убьет моего друга, который только что меня от расстрела спас. Вроде все правильно, я просто долг чести вернул. Но все равно тоскливо. Рубикон перейден.

— Чего вы с Крисом такие грустные, словно на похоронах?! — хлопает меня по плечу Сергей. — Выше голову! Вы все сделали отлично! Или, может, вас совесть замучила? Так ведь ваш Гитлер сказал, что освобождает арийцев от химеры, именуемой совестью. Как я понимаю, немецкий солдат должен убивать не моргнув глазом.

— Серый, ты издеваешься? — спрашиваю я.

— Отнюдь! Ни за что не поверю, что ты сейчас первый раз в жизни застрелил человека. Отчего же такие душевные муки на лице? О, конечно, большая разница: те, убитые тобою раньше, не были арийцами! Они принадлежали к низшей расе…

— Старшина, чего вы от нас хотите? — вмешался Гюнтер. — Чтобы мы мгновенно превратились в коммунистов?

— Да мы были уверены, что в 1941 году германские рабочие поднимут восстание против Гитлера и не станут воевать против своих классовых братьев.

— Ну, извините! Все намного сложней. И вообще лучше все вместе помогите оттащить трупы. И будем думать, что делать дальше.

Приступаем к планированию операции под кодовым названием «Скальп Абдуллы».

Младшим членам отряда дико нравится индейский антураж. Думаю, такие же парни, как они, изобрели потом гэдээровский вестерн. Пауль втыкает в свои волосы орлиное перо и вещает: «Отважные Сыновья Волка вырыли священный томагавк войны. Трепещите, грязные гуроны!» Крис, хлопая ладошкой по рту, издает боевой клич команчей.

— Дети, сущие дети! — вздыхает Гюнтер. — Они и в войну сначала играли, как в индейцев.

Странно, почему не возвращаются старик с внуком. На ночь они загоняли своих баранов в большую пещеру, чтобы тех не тронули волки. Пещера находится примерно в километре отсюда. Слава богу, что они не видели произошедшего, а трупы Гюнтер успел скинуть со скалы.

Мальчишка пригнал овец на пастбище один, утверждает, что дед должен был прийти к нам еще на рассвете, проводив эсэсманов. Удивительно, но мы его не видели.

Ростоцкий на ломаном чеченском языке объясняет мальчишке, что надо отвезти письмо Шамилю. Тот послушно вскакивает на лошадь и, пришпорив ее грязными пятками, скачет выполнять поручение.

Надо как-то заманить в ловушку главаря банды и его ближайших помощников. От имени Шмеккера бандитов приглашают срочно приехать к старому аулу якобы для совещания.

Собака опять ведет себя как-то беспокойно, что-то нашла в кустах. Иду за ней, она упорно пытается Раскопать нечто, полузарытое под ворохом веток. О боже! Перед моим взором предстает восковое лицо старого чабана, залитое кровью; папаха валяется Рядом, на выбритом до синевы темени чернеет глубокая рана.

Понимаю, что бандит отстал от эсэсманов только в последний момент, когда те подходили к догорающему костру. Мы его в полумраке не разглядели, но он наверняка все видел. Кто ж его так? Гюнтеру пришлось убрать нежелательного свидетеля? Но когда он успел?!

Шагаем по левому берегу бурной горной речушки. Каньон постепенно суживается, затем вновь расширяется, открывая взору небольшую поляну, на которой живописными руинами лепятся развалины средневекового чеченского аула. Это несколько сторожевых башен, сложенных из дикого камня и поросших мхом, в стенах оставлены узкие бойницы.

Залезаем в самую высокую из башен на второй этаж, ребята деловито размещают в бойницах два ручных пулемета МГ-34, готовят к бою немецкие ручные гранаты с длинными деревянными ручками. Мне взамен моей мосинской винтовки дали автомат Хайнца; обезоруженный в плену Пауль взял автомат Шмеккера.

— Как ты думаешь, сколько будет гостей? — небрежно интересуюсь я.

— Человек пять командиров и несколько охранников. Обычно они так ездят, — отвечает Ростоцкий. — Не бойся, управимся. Как говорится, «с нами Аллах и два пулемета».

— А по-нашему это звучит «Готт мит унс унд цвай «МГ-34», — это снова Пауль со своими шуточками.

Рассказывает рядовой Гроне:

— Чуть позже назначенного часа на тропе появляется десяток всадников. В центре группы на черном жеребце восседает сам Шамиль. Это жилистый мужчина средних лет с жестоким и неприятным лицом. На голове белая чалма — знак паломничества в Мекку, сзади черными, как у демона, крыльями развевается по ветру темная бурка. Рядом скачут джигиты, все в лохматых папахах, с ног до головы обвешаны оружием немецкого производства. Наш фельдфебель, как старший по званию, «командует парадом»:

— Подпускаем поближе. Вы вдвоем стреляете именно по главарю, чтоб наверняка. Мы с пулеметов косим остальных.

Устроившись поудобнее перед узкой бойницей, навожу оружие на цель. Во время учебы в элитной нацистской школе я стабильно занимал призовые места на стрелковых соревнованиях. Вот и научили на свою голову! Ненадолго задерживаю дыхание и плавно жму на курок. В плечо мне бьет резкой отдачей, а на белоснежной чалме Абдуллы алой розой расцветает кровавое пятно — пуля угодила точно в середину лба.

— Фойер! Огонь!

Лай пулеметов вмешивается в цокот копыт, диковинными кустами вырастают взрывы гранат; лошади встают на дыбы, мечутся, сбрасывая и давя всадников.

Рассказывает старшина Нестеренко: