Стрекоза. Любовь прицеле - Ольга Митрофанова

Марго и сняла олимпийку.

Марго понимала, что бате в любом случае проиграет, во-первых, он всегда был сильней и одолеть в спарринге его мог только Гор, во-вторых, сам ее тренировал и знает слабые места, в-третьих, не могла она выиграть на глазах у его подчинённых, даже если бы очень и захотела.

Батя это все понимал не хуже, чем она, поэтому следовало действительно готовиться к наказанию. Просить пощады она не будет, это знали оба.

Вышли на поляну и встали в стойку друг напротив друга. Выражение лица дяди для Марго не сулило ничего хорошего, если сорвался сюда вечером, значит уже знает о ее планах на прогулку в горы, следовательно, попытается сейчас вывести ее из строя, организует ей в пылу схватки какое-нибудь лёгкое растяжение, чтоб по горам скакать не могла. Это как пить дать.

– Прошу, – сделал приглашающий жест батя.

– Что, вы, старшим надо уступать, – огрызнулась Марго.

В этот момент одновременно двинулись вперёд батя и Давид. Батя чтобы сделать атакующий маневр, а Давид, не думая, не осознавая, снова кинулся на защиту Марго.

Марго успела заметить Давида боковым зрением. Ничему жизнь дурака не учит, мелькнула мимолётная мысль. Додумывать эту мысль было некогда, быстро блокировала удар бати, поднырнула ему под руку, чтобы увести поединок в сторону от Давида и злобно выкрикнула:

– Капитан, убери его.

Лежненко сообразил сразу, подскочил к Давиду и что-то тихо размеренно стал ему втолковывать.

Батя действовал хитро, Марго уворачивалась от захватов, кулаками дядя в ее сторону махать не собирался, а вот захватить болевым приемом, это легко.

Попыталась сделать подсечку, чтобы свалить этого медведя, но он отклонился. Провела попытку серии болевых, бесполезно. Услышала возню со стороны капитана и плечо прошила боль, батя заломил. Вмиг оказалась на спине с заломленной рукой.

– Стучи, – скомандовал батя.

Марго раздумывала что можно предпринять, сдаваться было не в ее характере. Боль стала чуть сильнее, Марго сцепила зубы. Ладонь выпрямилась, чтобы постучать по земле, но батю с нее резко снесло. Пока Марго пыталась взять в фокус происходящее, батя уже прижимал к земле Давида.

– Товарищ полковник, товарищ полковник, отпустите, он дурак, не со зла, не надо, заговорила быстро Марго.

Вместе с капитаном Марго стаскивала полковника с Давида. Видно было, что он в ярости и готов превысить служебные полномочия, занявшись рукоприкладством. Испортить столько лет карьеры из-за ее глупости, это же неправильно.

Из глаз брызнули слезы, зашептала со всхлипами как маленькая девочка:

– Дядь Дим, пожалуйста, мне страшно, не надо, я уеду, я все что скажешь, не надо из-за меня.

Полковник на ее слезы среагировал мгновенно, наверное, потому что видел их редко и женских слез переносить в принципе не мог, а когда плакали его девчонки, тем более сердце кровью обливалось.

Подскочил с земли и крепко прижал ее к себе. Сжал так, что ребра затрещали, стал успокаивающе гладить по волосам.

– Ты, чего, дуреха, испугалась? Не реви, на чемпионате юниорском, когда дисквалифицировали и медаль отобрали не ревела, а сейчас чего?

– Ты же знаешь, за себя плакать не стану, за тебя страшно стало, ты же столько лет служишь и вот так из-за моей глупости....

Увидела поднявшегося с земли Давида, отлепилась от бати, подошла к Давиду, прижалась вплотную, сжала в кулаках футболку и быстро затараторила:

– Отстань, я тебя прошу, видишь же, что получается, не надо всего этого. Разные мы слишком, я сама себя привыкла защищать, а ты не готов это принять, – голос сорвался на шепот, – ни мучай ни себя, ни меня.

Марго сидела в кабинете Сакуляна на кушетке и пила теплый чай. Батя сидел у стола врача, сам врач развалился в своем кресле.

– Вроде столько лет знаю вашу семью, что мог бы и не удивляться, ан нет, вы каждый раз найдете что вычудить.

– Не начинай, – скривил лицо батя.

– Это я и не начинал, если бы ты ещё чуток не сдержался, и за тебя взялись особисты, вот тогда бы и начал, а так чего, лейтенант же цел остался, Маргарита вон в кои-то веки раскаивается, глядишь повзрослеет, начнет головой думать, а не пятой точкой.

Марго продолжала молча прихлебывать чай, уткнувшись в чашку.

– Ты уснула там что ли? – обратился к Марго, – удивительно, я даже не получу порцию сарказма в свой адрес за критику? Нехило тебя проняло. Дим, ты почаще на подчинённых с кулаками кидайся, глядишь, племянницы твои паиньками будут.

– Хватит, видишь ребенок не в себе, испугалась.

– То есть шастать по горам в одиночку с винтовкой или ещё лучше без нее она не испугалась, в рукопашной подраться с боевиками она тоже не испугалась, стрелять в офицера из винтовки ей как бы не сильно страшно было, а когда ты чуть подчинённому не засветил в глаз она вдруг забоялась. Я стесняюсь спросить, чего испугался этот ребенок-переросток?

– Не пыли.

– Дима, очнись, они тебя все годы, что здесь были, под статью подставляли и не один раз, хочу заметить. Так что если ты думаешь, что она испугалась как бы дядюшку, любимого с должности, не сняли, то ты, Дима дурак. За этого чудесного паренька из Дагестана она испугалась. И вот этого уже нам с тобой надо бояться.

До Марго вся эта философия доходила как сквозь вату. В тот момент ей действительно казалось, что защищает дядю, а по факту сама себе боялась признаться, что Давид первый, несмотря на ее к нему отношение, все ее колючки все равно был рядом и снова кинулся ее спасать.

Такого ни делал ни один из ее ухажёров, да она и не позволяла, хотя она и лейтенанту не позволяла, а он ее предупреждения и запреты игнорировал. Так мотылек обжигается, но все равно летит к огню. Этим огнем для Давида была она.

Надо уезжать. Слишком сильно он ко мне подобрался, желание уступить и поддаться ему становится все сильнее. Решено, завтра в горы, а потом домой, к маме под крылышко.

– Я спать, выхожу в четыре часа, – проговорила ровным голосом, лишенным эмоций, – поход на восемь дней, отдам лекарства Байсалу и вернусь своим обычным маршрутом из ущелья. По возвращении полечу домой, не стоит мне тут оставаться. Прости дядь Дим, я виновата.

Речь вышла короткой и сухой, большего выдавить из себя не смогла. По коридору шла быстро, чтобы не успели остановить. В голову лезли всякие мысли, их старалась прогонять. В походе нужна светлая голова.

Добралась до своего временного жилища и рухнула на кровать, отрубилась почти сразу и не слышала тихих шагов за дверью.