Подробности войны - Максим Коробейников

Тот не понял, чего от него требуют, но встал и угодливо спросил:

- Вас?

- Проклятый немец, - буркнул комиссар, - не знает ни слова по-русски! Покажи ему, что делать.

Я бросил немцу одежду, и тот сообразил: натянул брюки на мокрые трусы, надел мундир на голое тело, застегнулся на все пуговицы.

- Давай свяжем его, - сказал комиссар. Я нерешительно подошел к немцу. Он посмотрел на меня сверху вниз и крикнул:

- Никс!

- Что никс?! - спросил комиссар.

Немец понимающе повернулся спиной и услужливо подставил руки, чтобы их можно было связать. Я снял ремень с немца и затянул ему запястья.

Мы пошли к лесу. Я замыкал эту странную и необычную процессию. Забавно было смотреть, как понуро идет, не ожидая ничего хорошего впереди, рыжий немец, здоровый, грузный и печальный. За ним комиссар, длинный, худой, по-хозяйски уверенный и веселый.

Когда вошли в лес, комиссар вспомнил:

- Постой-ка, сбегай в лес, принеси их барахло.

Я нехотя побежал назад. Без труда нашел убитого немца. Осторожно обошел его. По его разбитому лицу уже ползали мухи. Как что-то заразное, я схватил ранцы с провизией, свернул вещи в узел. На землю упали часы, за ними папиросы. Но я не мог заставить себя нагнуться, чтобы взять их, - было неприятно и даже чуть-чуть страшно. К комиссару я вернулся бегом.

Немец сидел, а комиссар возился с винтовкой. Когда я подошел, он показал:

- Видишь, штуковина какая? Предохранитель. Как флажок. Отведи его вот так и стреляй. Понял?

- Понял.

Комиссар осмотрел вещи, которые я принес.

- Что провизию принес, это хорошо. А барахло к чему?

Я пожал плечами.

- Переодеваться в немецкое мы все равно не будем. Партбилет в этот мундир не положишь. Кстати, ты комсомолец?

- Да.

- А ну-ка, покажи билет.

Я вынул, протянул комиссару. Тот внимательно перелистал комсомольский билет и вернул, довольный:

- Молодец! И взносы уплачены. Ты, оказывается, ничего. А что патроны не нашел, это плохо. Странно: как я не подумал о патронах?

- Сбегай, поищи в траве. Не может быть, чтобы немцы без патронов ходили.

Скова пришлось бежать к месту происшествия. Оказалось, что сумка с патронами лежала там же, где было аккуратно уложено белье немцев.

Когда я вернулся, комиссар спросил меня:

- Это что у них на пряжке-то, на ремне, написано? Я прочитал:

- Гот мит унс. Это значит "Бог с нами".

- Ну я так и подумал, - обрадовался комиссар. - Ты гляди, сволочи, что делают! Даже господа бога себе забрали. Думают, что он на их стороне воевать будет. А?

Пока мы не дошли до перекрестка дорог, немец вел себя спокойно.

- Тебе не кажется, - спросил меня комиссар, - что мы идем не туда? Немец подозрительно ведет себя. Ты посмотри, какой послушный.

На перекрестке, когда комиссар указал немцу, что надо сворачивать влево, тот неожиданно прыгнул в сторону и завопил что есть силы.

Мы бросились за ним. Комиссар ударил его прикладом в спину, тот потерял равновесие, упал. Он уже не кричал, а стонал и хныкал. Комиссар занес над ним приклад и прошептал:

- Я тебя, гадину, раздавлю, если будешь орать.

Немец повернулся на спину, поднял руки над головой (ремень, которым я стянул его руки, слетел и валялся рядом) и начал повторять:

- Нихт ферштеен. Нихт ферштеен.

- Ферштеен, ферштеен, - передразнил его комиссар. Он направил на него дуло винтовки и спросил:

- А это ты ферштеен?

Немец стал на колени и умоляюще смотрел на комиссара. На меня он не обращал никакого внимания. Меня он не принимал в расчет.

- С этим ничего, - сказал комиссар, - с ним мы еще справимся. Вот с тем было бы потяжелее. Ты видел, какие глаза у него были? Ночью приснится напугаешься на весь день. У этого-то без злобы. Этот не фашист. Он просто дурак и приписной. Сразу видно, что не кадровый.

Комиссар сказал, чтобы я получше связал немцу руки за спиной, что я с большим старанием и сделал.

Немец тщетно пытался что-то произнести, но долго ничего не получалось. Наконец он нашел нужные слова:

- Ихь бин арбайтер, арбайтер.

- Что это он говорит? - спросил комиссар. - Ну-ка, переведи.

- Он говорит, что он рабочий, - сказал я.

- Ну ты, Гитлер! - крикнул комиссар. - Полно врать! Какой ты рабочий. Разве рабочий пошел бы воевать против рабочих?!

- Гитлер капут! - проговорил немец.

Эти слова скоро станут известны всем. Сейчас же старший политрук Егоров и я, пожалуй, первыми на земле слышали их и еще не вполне понимали их смысл.

- Ты видишь, товарищ лейтенант, сознание пробуждается, - обрадовался комиссар. - Я давно говорил, что немцы многое поймут, когда будут терпеть поражение в этой войне.

Потом, толкнув меня, подмигнул:

- На сознательность, значит, бьет. Видишь? Война идет только третий месяц, а он уже начинает понимать. Приняв строгий вид, комиссар отдал приказ:

- А теперь - пробираться к своим. И пояснил:

- Немцу хорошо. Ему торопиться некуда. А нам надо домой спешить.

Комиссар улыбнулся и ободряюще заговорил:

- Нам предстоит решить две задачи: выйти живыми самим и привести с собой немца. Иначе нам капут! Немец, слушая наш спокойный разговор, повеселел.

- Я, я, Гитлер капут, Гитлер капут! - повторял он. Егоров показал на него:

- Он уже в любом случае отвоевал. Вот приведем к своим как пленного, и отправят его в глубь страны, будет восстанавливать все, что они разрушили.

"Ну, комиссар, - подумал я, - все знает. Надо же!"

Целый день мы шли по лесу. К вечеру увидели пустую землянку. Рассмотрели ее с разных сторон и, ничего не заметив подозрительного, вошли. Стало темнеть, мы поели, дали поесть немцу, и комиссар начал допрос. Я выступил в качестве переводчика.

Во время допроса немец стоял и переминался с ноги на ногу. Комиссар предлагал ему сесть, он садился, но при каждом новом вопросе вставал. И на лице его был то страх, то боязливая усмешка, то угодливая надежда. Свой серый мундир он застегнул на все пуговицы. Воротник мундира стал мокрым от пота, так старался немец угодить нам ответами.

- Спроси, как его звать? Я спросил, он назвался.

- Спроси, откуда он сюда приехал? Я начал вспоминать. "Вохин" или "вохер", - думал я. Наконец спросил:

- Вохин фарен зи!

Немец произнес что-то неразборчивое. Тогда я изменил свой вопрос:

- Вохер фарен зи?

Я вспомнил, что "вохин" - это "куда", а "вохер" - "откуда".

Немец ответил, и я уловил одно слово "хаймат" - родина. Тогда я спросил:

- Во геборен зи?

Немец ответил, что он родился в Кенигсберге.

- Ты спроси, сколько их здесь? Я спросил:

- Вифиль содатен хабен зи?

- Ихь?

- Не ихь, а зие.

Разговора явно не получилось.

- Ну ладно, прекращай переговоры. Ты, я вижу, тоже ничего не понимаешь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});