Жар ночи - Александра Хоукинз

— Маман, лорд Данкомбский неоднократно давал понять, что считает нашу ветвь семейства обузой, не стоящей ни временных, ни денежных затрат.

— Это не совсем так, любовь моя. Я припоминаю одно лето, когда он проявлял к тебе определенный интерес. Более того… — Она умолкла и, сосредоточившись, решила переключиться на дела насущные. — Разумеется, он исполнит свой долг!

Джулиана зажмурилась, моля высшие силы ниспослать ей терпение. Кивнув, она поцеловала материнские руки.

— И когда ты последний раз просила его заплатить твои долги, то обещала, что мы и впредь будем жить за городом.

Леди Данкомб улыбнулась, вспомнив эту беседу.

— Оливер был весьма раздосадован, не правда ли?

Оливер был чванливым ханжой и невыносимым педантом.

— Он стыдится нашей бедности, маман. Наше решение перебраться в Лондон он сочтет откровенной дерзостью.

— Признаться, я совсем не понимаю этого человека. Он ни капли не похож на твоего отца, — сердито промолвила леди Данкомб. — Вам, девочкам, непременно нужно сейчас быть в Лондоне. Если хоть одной из вас удастся найти себе выгодную партию, то и финансовые затруднения вмиг разрешатся. И нам больше не придется злоупотреблять его великодушием.

«Великодушием, как же!»

Лорд Данкомб получал особое, извращенное удовольствие, когда, образно выражаясь, наступал своим отполированным ботинком на горло леди Данкомб и наблюдал за ее конвульсиями. Джулиана презирала этого подлеца за бесчувственность. И холодный, циничный взгляд, который она порой ловила на себе, ей, конечно же, ничуть не нравился.

— Насколько я понимаю, лорд Данкомб ответил на твою просьбу отказом. — Джулиана осторожно встала, давая крови вернуться в онемевшие ноги. Она покачнулась и вынуждена была ухватиться за край стола.

Мать удивленно на нее уставилась.

— Что? — Она лишь отмахнулась от догадки дочери. — Конечно! Он недвусмысленно дал понять, что разочарован.

Да уж. Лорд Данкомб всегда выражал свою разочарованность семьей Айверс предельно внятно и прямо.

— Он велит нам возвращаться в деревню, — как бы мимоходом обронила мать. Ее, похоже, нисколько не огорчил этот приказ.

— Так что же, сказать слугам, чтобы начинали сборы? — спросила Джулиана, скрывая испытываемое облегчение: видимо, маминым планам относительно будущего дочерей не суждено сбыться.

Хотя Джулиана отказывалась признаться в этом, в глубине души она боялась лорда Данкомбского. Он не простит непослушания, а последствия коснутся их всех.

— Зачем? Мой план пока что срабатывает. Несколько джентльменов уже оставили свои визитные карточки Корделии и Лусилле. — Сощурившись, леди Данкомб всмотрелась в лицо своей младшей дочери, как будто та представляла для нее неразрешимую загадку. — Пожалуй, стоит опустить корсаж на твоих платьях.

«Может, и стоит, но я на это не пойду!»

— Маман, с моими платьями все в порядке, — ответила, скрестив руки на груди, Джулиана. — Но как же мы поступим с лордом Данкомбским?

Мать беспечно пожала плечами.

— Разберемся, когда он приедет в Лондон.

Глава 4

— Ты писала, что хочешь попросить меня об одолжении.

— Ох, Алексиус, ты испытываешь мое терпение! — холодно произнесла Белинда Сноу, графиня Гределлская, и ее светло-карие глаза вспыхнули гневом. — Гонец доставил мое письмо тебе домой еще шесть часов назад.

Алексиус Брэвертон, маркиз Синклерский, для друзей — просто Син, запечатлел дежурный поцелуй на слегка присыпанной пудрой щеке старшей сестры.

— Меня не было дома, когда прибыло ваше царственное послание, Белль. Я явился, как только узнал, что ты нуждаешься в моих услугах.

Облаченная в вечернее платье, сочетающее цвета бордо и слоновой кости, и возлегающая на шезлонге, его сестра и впрямь напоминала королеву. Истинно королевской прической были и зачесанные кверху длинные черные кудри, переплетенные тонкими змеящимися нитями золота и жемчугов.

Она подняла подбородок достаточно высоко, чтобы смотреть на него сверху вниз: немалое достижение, учитывая, что он стоял, а она лежала.

— Где ты был?

Алексиуса покоробил ее обвинительный тон. Он не привык ни перед кем оправдываться. Если бы она была его любовницей, а не сестрой, он, недолго думая, вышел бы из комнаты — и из ее жизни. Но вместо этого он с беспечной небрежностью снял сюртук.

— Я уже давно не обязан перед тобою отчитываться, мамаша, — обронил он, и нежная нота в его голосе смягчила сарказм.

Алексиус бросил сюртук на ближайший стул. Свои непростые отношения с сестрой он не обсуждал даже с закадычными друзьями. И тем не менее он понимал, какие связи по-настоящему прочны, а какие — преходящи.

Пытаясь задобрить родственницу, он протянул ей серебряную чашу, над которой высилась чуть покосившаяся пирамида пухлых засахаренных виноградин.

— Может, хочешь пожевать что-нибудь другое, помимо моего загривка?

Белинда взяла одну виноградинку и въедливо сощурилась, давая понять, что разочарована в брате.

— Что, развлекался с очередной потаскухой?

Усмехнувшись возмутительной ремарке, Алексиус поставил чашу обратно на стол. Белинда, похоже, ревновала, хотя ее ревность, разумеется, не имела плотского оттенка. Сестре просто не нравилось, что свои интересы он ставит выше ее.

— С одной потаскухой? — поддразнил он, опускаясь на пол и прислоняясь к шезлонгу. — Белль, дорогая, ты меня недооцениваешь.

— Ладно. Можешь смеяться над моими словами, над моей болью, — вспыхнула Белинда, вскакивая и при этом погружая всю правую половину его тела в шелка и нижние юбки своего убранства. — Ты во многом похож на отца.

Из всех ее колкостей в цель попала только эта. Отбросив юбки, Алексиус схватил сестру за запястье.

— Это удар ниже пояса. — Когда она попыталась вырваться, он лишь усилил хватку. — Особенно если учесть, что ты хочешь попросить меня об одолжении.

Белинда тотчас раскаялась.

— Прости.

Тихо выругавшись себе под нос, Алексиус отпустил ее, встал и отошел в другой конец комнаты, где в узкой тележке хранилось вино нескольких сортов и его любимый бренди.

— Так вернемся же к твоей просьбе. О чем ты хотела меня попросить? — Наливая себе в бокал бренди, он искоса поглядывал на сестру.

На ощупь отыскав носовой платок, Белинда еле слышно высморкалась и промокнула нежную кожу под глазами. И тихо, но прямо сказала:

— Я хочу, чтобы ты соблазнил леди Джулиану Айверс.

Алексиус чуть не подавился глотком бренди, ставшим поперек горла. Скрежеща зубами и чувствуя, как горячая струя алкоголя стекает по пищеводу, он воскликнул: