Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

– Это очень соблазнительно – ужин! – согласился Сергей. – Да мы вот развели тут… – он обвел рукой весь беспорядок, который они успели учинить, – теперь хочется закончить побыстрее.

Николай Васильевич с сомнением посмотрел на кисти, пробормотал что-то неодобрительное и вышел.

– А комбинезоны даже не заметил, – обиженно сказал Сергей.

Они стали смывать побелку дальше.

– Вернусь – убью Катерину. Советчица нашлась, – сквозь зубы сказал Андрей, когда они в очередной раз несли воду с колонки. – Поди-ка смой побелку без водопровода, – проворчал он, открывая дверь в квартиру.

– Ишь, размечтались, – рассмеялась незнакомая женщина, глядя на них в дверной проем из маленькой комнаты. – Водопровод им подавай. – Она стояла на табуретке рядом с дверным проемом и энергично скребла чем-то по стене.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Сергей. – Вы… мне, право, неловко… – стал он бормотать. – Это грязная работа…

В комнате слышались еще чьи-то голоса, и, судя по звуку, скребли по всем стенам.

– Кто же так воду носит? – рассмеялась еще одна женщина, которая сидела на плечах у Николая Васильевича и скребла под потолком. Побелка падала прямо на голову соседа, которую он предусмотрительно повязал носовым платком. Работа кипела вовсю. Трое мужчин и трое женщин – видимо, три супружеские пары – скребли стены какими-то скребками и тут же следом мыли их, распределившись по периметру стен. Приятели смущенно осматривались, не зная, как себя вести.

– Э… вы, наверное, Раиса Кузьминична? – вежливо сказал Сергей, глядя наверх.

– Нет, – засмеялась она. – Я – Мария Ивановна.

– Очень приятно, – шаркнул ножкой Сергей.

– Я работаю на кафедре педагогики, – сообщила она.

– Значит, вы – Раиса Кузьминична? – спросил Сергей женщину с несколько лошадиным лицом, что стояла рядом с Хворовым и мыла стену.

– А я – Серафима Петровна, – кокетливо сказала та, глядя на Сергея большими карими глазами.

– Очень приятно, Сергей, – опять раскланялся Сергей.

 – Веду историю у ваших иностранцев, – сообщила она, окуная тряпку в ведро.

– А! Значит, вы – Раиса Кузьминична, – догадался он, повернувшись к последней женщине. Она отвернулась от стены и рассмеялась.

– Ты просто маньяк какой-то, – заметил Андрей, догадавшись, наконец, поставить ведро на пол.

– А вот и нет. Я – Маргарита Николаевна, – весело сообщила женщина. Ее прическа была уложена, как у тургеневских барышень, – пышные взбитые волосы увенчивались изящной башенкой наверху.

Сергей обомлел. Эта пара – Маргарита Николаевна и Григорий Иванович Кирюшины – была знакома ему с детства. Он до сих пор называл их иногда тетя Рита и дядя Гриша. Сколько он помнил себя, его родители всегда с ними дружили. Кирюшины были душой компании, потому что были наделены всяческими талантами и очень богатым интеллектом. Он не сразу, но все же пришел в себя и сказал:

– Очень приятно, Сергей.

– Да что вы говорите? – засмеялась она. – Ой, Гришенька, – обратилась она к мужчине с кудрявой шевелюрой, который стоял рядом и нежно смотрел на нее. – У тебя все волосы в побелке, – и она тыльной стороной ладони ласково провела по его голове, запачкав их еще больше. – Это мой муж. Он преподает философию марксизма-ленинизма.

Сергей открыл рот и чуть было не спросил, что это за наука такая. К счастью, он быстро вспомнил, где находится, и вовремя прикусил язык.

– Раиса Кузьминична жарит поросенка, – гордо сказал Николай Васильевич. – И пироги печет. Пойдем потом к нам ужинать.

– Ах, неопытная молодежь, – улыбнулась Серафима Петровна. – Не умеете воду носить.

– А как? – растерялся Андрей. Было задето чувство его профессиональной гордости.

– Если два ведра повесить на коромысло, то в руке можно принести еще третье ведро, – пояснила она. – Вдвоем принесете два лишних ведра – меньше ходить за водой.

– Так у меня и коромысла нет, – сокрушенно развел руками Сергей.

– Гришенька, – нежно позвала Маргарита Николаевна. – Дай им наше коромысло. Сейчас Григорий Иванович вам принесет, – сказала она.

– И наше возьмите, – отозвался молчавший до этого мужчина – видимо, муж Серафимы Петровны. Его лысину прикрывала длинная прядь волос, которые еще росли по бокам и были старательно уложены поперек головы. Они с Григорием Ивановичем направились к выходу.

– Ну и взаимовыручка у вас. – поразился Андрей.

– Так… как же? – удивился Николай Васильевич, стряхивая с себя побелку. – Ведь устраивается человек.

Сергей посмотрел на стены. Они были отмыты, и его оттеснили в другую комнату, чтобы он не путался под ногами. Полиэтилен был уже снят – его оценили как вещь необычайно практичную, но непрочную. Женщины домывали пол.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Серафима Петровна. – Завтра можно будет красить.

– Я хотел обои, – заметил Сергей.

– Где же вы их у нас достанете? – удивился Николай Васильевич. – За ними в Москву ехать надо.

– Да я привез уже, – сказал Сергей. – Багаж пришел.

– Так быстро? – хором удивились гости.

– А… я его еще два месяца назад отправил, – нашелся Сергей, надеясь, что его не спросят, откуда он тогда знал, что его здесь возьмут на работу.

Их пластмассовые ведра забраковали, сказав, что толстые ручки не наденутся на коромысло. Поэтому вместе с коромыслом принесли шесть железных ведер, и он помчался за водой, с негодованием обнаружив, что Андрей исчез. Впрочем, когда он возвращался, Андрей с коромыслом уже бежал ему навстречу.

– Они тут так командуют парадом, что только держись, – прокричал он на бегу.

Дома Сергей обнаружил, что все шестеро соседей сгрудились вокруг мужа Серафимы Петровны, издававшего восхищенные возгласы, и что-то увлеченно рассматривали. Это был принесенный Андреем пылесос, который мог работать в горячем режиме и моментально высушить стену.

– До чего красиво сделано! – восхищалась Маргарита Николаевна.

– Красненький, – соглашалась Мария Ивановна, сморщив курносый веснушчатый нос.

– Уж очень легкий, – сомневался Николай Васильевич. – Ненадежная вещь. Самому легче дуть – что он тут высушит, крохотный такой.

Андрей вернулся с тремя ведрами воды, Маргарита Николаевна сняла с плиты на печке кастрюлю с горячей водой, и все по очереди принялись отмываться на кухне. Андрей тем временем включил пылесос и направил струю горячего воздуха на стену. Пылесос взревел, как самолет на взлете, посеяв переполох среди гостей.

– Ох, – воскликнула Серафима Петровна, хватаясь за сердце. – Я уже думала – воздушная тревога опять.

– Эта фитюлька так гудит? – удивился Григорий Иванович.

– Не подставляйте руку, – прокричал Сергей. – Обожжетесь.

Но муж Серафимы Петровны, имя которого так и не удалось пока выяснить, уже дул на руку. Свалившиеся с лысины длинные пряди свисли до самых плеч.

– Ничего себе дует, – приговаривал он озадаченно. – Это как же – такой маленький, а так дует.

– Климушка, – ласково окликнула его Серафима Петровна. – Весь твой «золотой заем» растрепался.

Сергей удивленно воззрился на Андрея. Тот прошипел ему в ухо:

– Облигации раньше были такие. Государственные. «Золотой заем» назывались. Обязательные.

Сергей похлопал глазами. Лучше надо было историю учить, в очередной раз сокрушенно подумал он.

Потом все по очереди подставляли руку, трясли и дули на нее и восхищались советской техникой. Сергей счел пока за благо промолчать, что пылесос – японский.

Мария Ивановна тем временем развернула кусок обоев.

– Ой, – восхищенно воскликнула она, – какие плотные. Ах, золотистые! Ах, блестят!

Все застыли перед обоями, как перед картиной. Мужчин красота рисунка мало трогала.

– Не будут держаться, – говорил один.

– Слишком тяжелые, – согласно кивал другой.

Потом все недоверчиво рассматривали коробочки с клеем, говоря, что лучше и надежнее самим сварить клейстер. Андрей на глазах у всех залил клей теплой водой в ведре, и все отправились к Хворовым ужинать.

– Ну, не знаю, как насчет возбуждения их зависти к нам, – шепнул Сергей Андрею, – но я им уже весь иззавидовался.

Андрей, который, к негодованию соседей, сделал было неудачную попытку удрать обратно в двадцать первый век на полчасика, молча смотрел на стол, щеголявший вышитыми салфеточками, милыми домашними мисочками и вазочками. Стол уютно освещался розовым абажуром с бахромой. В середине красовался зажаренный целиком молочный поросенок с веточкой герани в зубах (за неимением укропа в январе). Вокруг него на тарелочках красовались пироги, вазочки с соленьями и блюдо вареной картошки. Все это великолепие издавало невероятный аромат.

– Чем это пахнет? – удивлялся Сергей. – Вроде бы не специями.

– Ты, наверное, удивишься, – прошипел в ответ Андрей, – но пироги пахнут пирогами, а жареный поросенок – жареным поросенком.