Владычный полк - Юрий Корчевский

Новгород делился на пять концов – вроде современных районов: Плотницкий, Словенский, Неревский, Гончарный и Загородный. Концы разделялись на сотни, сотни – на улицы. Каждая улица или квартал была местом работы и жилья мастеровых одного направления – кузнецов или кожевенников, ткачей или гончаров. От каждой улицы избирался уважаемый человек – старшина, разрешавший цеховые споры, следивший за порядком и представлявший интересы выборщиков в Совете.

В отличие от Москвы, новгородцы вели себя более раскованно. Женщины могли ходить по улицам без сопровождения мужчин, владеть лавками, работать. Многие были грамотны. При встрече с боярином люди не кланялись в пояс, ломая шапки, – московского подобострастия здесь не было и в помине.

Андрей ходил по улицам до вечера, запоминая расположение, названия – в дальнейшем это могло пригодиться. И обустроены улицы были лучше московских: тротуары из досок, уложены на жерди; мостовые из камня или дубовых плах. После дождей не было непролазной грязи, в которой запросто можно было утопить сапоги.

И в дальнейшие дни, по мере того как Андрей узнавал город, он нравился ему все больше и больше.

Конечно, жесткий распорядок в монастыре и на подворье немного досаждал, даже раздражал. Но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Опоздал на завтрак – остался голодным.

Андрея сначала посадили переводить тексты писем. Тексты были ни о чем, неинтересные. Например, он переводил с немецкого – кто что купил да что и сколько на торгу стоит. Описывал явно какой-то бюргер из небольшого немецкого городка.

С текстом Андрей справился быстро. Он перевел три письма и отнес переводы отцу Гермогену. Тот бегло прочитал тексты переводов.

– Молодец, быстро справился. Даю тебе работу посложнее. – Он дал Андрею свиток со сломанной печатью.

– Мы это письмо перехватили. Гонец, который его вез, убит и, от кого и кому письмо, сказать уже не сможет. И письмена странные: наши толмачи три дня бились, но даже подступиться не смогли. Попробуй, проверь свои силы.

Андрей взял свиток, развернул пергамент. Вот ведь загадка! В свое время, учась в институте, он освоил только английский, а после переноса в средние века владел любым языком. Просто невероятное что-то!

Письмо было написано явно непростым человеком, похоже – писарем человека властного, богатого.

– Отец Гермоген, письмо на уйгурском.

Отец Гермоген, обычно не показывавший эмоций, удивился, брови его вскинулись.

– Погоди-ка, это татарское?

– Не совсем. Письмо писано от татарина к татарину, но человеком высокого звания. Только они, для секретности, держали при дворах уйгуров и всю переписку вели на этом языке.

– О том знаю, но встретился только в первый раз. Сочти!

Андрей пробежал глазами по тексту, потом еще раз.

– Вроде как письмо крымского хана Девлет-Гирея в Ливонию. Кому – не знаю, не понимаю. Просит согласия прислать посла для переговоров. О чем сами переговоры, не сказано.

Гермоген даже привстал с жесткого кресла.

– Верно ли ты понял?

– Найдите другого толмача, пусть подтвердит.

– Кабы это было просто! Повезло, что еще ты язык сей знаешь, редкость!

В возбуждении Гермоген стал ходить по комнате.

– Прочти дословно!

Андрей перечитал текст письма. В некоторых местах Гермоген его останавливал и просил повторить.

– Да, похоже, ты не ошибся. Письмо от крымского хана – но вот кому?

Андрей лишь пожал плечами. Откуда ему это знать, если в начале письма, в приветствии нет имени или фамилии? Наверняка хан опасался, что послание может попасть в чужие руки, что, кстати, и произошло. Мало того что применялся язык редкой и малочисленной народности, перевести с которого смогут едва ли несколько сот человек во всей Руси, так и обращения нет, которое указывало бы на должность или хотя бы звание. Скажем, «светлейший князь» или что-то в этом роде, могущее дать подсказку.

– Придется о перехваченном письме доложить архиепископу, слишком важные сведения.

– Пока только намерения действий.

– Крымский хан не из тех людей, которые болтают попусту. Скорее всего, он хочет договориться с неведомым пока нам человеком о совместных действиях.

– Тогда против Москвы.

– Почему так думаешь?

– Сил потрепать, пограбить другие, более слабые государства у крымчаков хватает. Москва слишком сильна, хану союзник нужен.

– Хм, ты как будто мои мысли прочитал, сам об этом также подумал. Если хан пойдет на Москву, для новгородцев это благо.

– Испуганный ханским набегом Иоанн не двинет силы на Новгород?

– Ты проницателен не по годам и догадлив. Однако же Девлет-Гирей за спиной поддержку чувствует.

– Османская империя?

– Именно.

– А Иоанн как обезумел. Видных бояр, верных слуг государевых казнит, в ссылки ссылает, к себе же приближает людей незнатных и ничтожных. Случись война с крымчаками, татары Москву кровью зальют. Нам это тоже невыгодно.

– После Москвы следующей целью станет Новгород?

Гермоген внимательно посмотрел на Андрея и кивнул.

– Москва сейчас как забор стоит между Крымом и Северными землями. Падет она – тут же крымчаки и ливонцы начнут нашу землю терзать. Потому следует, если опасность для Москвы серьезна, вовремя через своих людишек известить Иоанна, но чтобы он не понял, откуда эти известия. Слава богу, честных, радеющих за веру, за Москву людей в окружении Иоанна еще хватает. Другое плохо: большую силу при царе взял Скуратов-Бельский.

– А, Малюта Скуратов? Палач и изверг!

– Слышал уже?

– А кто не знает?

– Против митрополита Филиппа сей Малюта – порождение порока – настроен, козни учиняет, государю в ухо нашептывает. Как бы беды не было.

Кто же мог предполагать, что меньше чем через год митрополита отлучат от сана за его выступление против жестокостей и казней, заточат в монастырь, где летом 1568 года по приказу Ивана IV Малюта Скуратов собственноручно задушит Филиппа в его келье? Видимо, Гермоген, несомненно, более осведомленный во многих делах государства Московского, предчувствовал, как над митрополитом сгущаются тучи.

Хотелось Андрею сказать Гермогену, что беда грозит не только митрополиту, но и всему Новгороду, да нельзя было. Во-первых, до похода Ивана еще несколько лет, а будущее свое никому знать не дано. Во-вторых, даже если бы и удалось убедить Гермогена – вроде звезды так говорят, подозрение пало бы на него. Откуда, милый человек, ты царские планы знаешь? Не шпион ли ты, часом?

– Ты вот что, Андрей, погуляй пока, но далеко не уходи. Полагаю, надобен сегодня будешь.

– Хорошо, отче.

Андрей ушел в свою комнату, и через окно видел, как выехал со двора возок Гермогена. А ведь не иначе как Гермоген к архиепископу Пимену за советом поехал!

Ждать пришлось до вечера. Уже и вечернюю молитву Андрей отстоял, уже и поужинал – и только тогда его к Гермогену позвали.

– Дело серьезное тебе поручаю, Андрей. Ты вроде говорил, что в Москве бывал.

– Так и есть, только давно.

– Город, стало быть, знаешь?

– Не без этого.

– Никакого геройства от тебя не требуется. Послание передать надо, только спрятать его необходимо. В случае опасности бумагу уничтожить – сжечь, изорвать на мелкие кусочки. Никому, и в первую очередь кромешникам, в руки оно попасть не должно.

– Значит, так и будет.

– Верю. Только саблю или чего иное, в глаза бросающееся, не бери. Выглядеть ты должен не как воин или человек на службе. Так, офеня; или к родне едешь.

– Тогда бы мне одежду другую.

– У ключаря возьми. И короб еще, для мелочи.

– Мне пешим идти или на судно попутное устроиться?

– Выбирай сам. Прости, лошадь не дам. Какой офеня на лошади? Только внимание к себе привлекать.

– Все исполню, как скажешь.

– Когда готов будешь, скажи – я письмо отдам.

Андрей нашел ключаря и переоделся в потрепанную, но чистую одежду – в такой обычно офени на торгу были. Ключарь вопросов не задавал.

Андрей вернулся к Гермогену, получил от него письмо и подробные инструкции, кого в Москве найти и даже – как человек выглядит. Еще Гермоген дал ему мешочек с монетами.

– Деньгами не разбрасывайся попусту, но и голодным не ходи. Если будешь надобен в Москве, можешь задержаться, сколько потребно. А как вернешься, сразу меня найдешь. Переночуй здесь. Вечер уже, ворота городские закрыты; а утром – в путь. Благослови тебя Господь! – И Гермоген перекрестил Андрея на прощание.

Глава 3

Москва

Андрей отлично выспался, позавтракал, и, собираясь, запрятал письмо под стельку сапога. Не Бог весть какое укромное место, но письмо не потеряется, и сразу его не найдут. Повесил на плечо ремень от короба. В нем болталась всякая мелочь вроде бус, платков, дешевых браслетов, височных колец, застежек для плаща – такими товарами обычно торговали коробейники.