Механизм жизни - Андрей Валентинов

в бок и демонстративно отвернулся от собеседника; верней, повернулся к нему в профиль. Слова сорвались с губ Огюста прежде, чем молодой человек успел оценить театральность позы:

— И в мыслях не имел вас оскорбить!

— Я знал, знал! Ваши помыслы чисты! — воспрял лев, заключая Шевалье в объятия. Треск фрака служил ему аккомпанементом. — Что деньги? Прах! Металл презренный! Моей наградой будет лишь одно — двух любящих сердец соединенье! Но опасенья ваши мне понятны: вокруг кишат мздоимцы и плуты. Я ж не таков! Я злата не ищу. Я вас люблю, как сорок тысяч братьев! А посему отбросьте колебанья! Так трусами нас делает сомненье, и начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют наше к ним расположенье… Вот вам залог моей сердечной дружбы!

Он царственным жестом протянул Огюсту кусок картона.

— Извольте! Контрамарка в Александринку. У меня там пустячная рольца — мизер, не стоит разговора. Но разве ж они могут обойтись без Брянского?! На коленях умоляли: мол, короля играет свита… Ладно, я снизошел. Не все ж представлять благородных отцов? Отыщете меня в антракте, я вам поведаю, что разузнал. Как зовут нашу Джульетту?

— Баронесса Вальдек-Эрмоли, — сдался Шевалье.

Актер его покорил — и темпераментом, и внезапным бескорыстием.

— Портрет есть? — деловито спросил Брянский.

— Увы, — развел руками Огюст.

Лев нахмурился:

— Это осложняет дело. Портрет возлюбленной надо иметь. Лучше в золотом медальоне… — Он ободряюще хлопнул молодого человека по плечу: — Не унывай, душа моя! Мы отыщем вашу возлюбленную! Там подмажем, тут поедем…

— Но вы же говорили…

— Не мне, не мне! Как ты мог подумать, несчастный?! Брянский слов на ветер не бросает! Я помогаю вам из душевного расположения! Мне ль не знать, как тоскует сердце в разлуке? Как тягостен миг вдали от любимой? Но не все вокруг таковы, душа моя. Черная алчность, интриги завистников, корысть… Тому дай, сему поднеси — а в итоге, глядишь: сладилось дело! Встретились два любящих сердца!

— Сколько?

— Сущие пустяки! Разве сорок рублей — деньги?!

— Ну, пожалуй…

Шевалье прикинул, какой наличностью располагает.

— Лишнего не потрачу! Ежели что останется — верну, как Бог свят! Можете считать, ваша суженая уже с вами. А не отужинать ли нам? Время позднее, не грех подкрепить силы телесные!

Лев попал в точку: у Огюста живот сводило от голода.

— С удовольствием!

— Отрадно зреть единение помыслов! Идем, Ромео! В сем богоспасаемом трактире подают отменную хреновуху. Мы скрепим наш союз согласно старинному русскому обычаю! А какая здесь стерлядь…

4

— Прав был князь, — сообщил Огюст платяному шкафу.

Шкаф с сочувствием промолчал.

Вторая попытка стащить панталоны также не увенчалась успехом. Молодой человек оступился, заплясал джигу и едва не растянулся на паркете. Волмонтович как в воду смотрел: «Будет вам кулинария а-ля рюс!» Кулинария — ладно, с трудом, но переживем; зато выпивка… Ну почему бы не взять под дивную стерлядь вина? Хорошего белого вина?! Легкого, нежного, полезного даже невинным младенцам…

Но Брянского разве переспоришь?

Коварная «хреновуха» бултыхалась в желудке. По организму она расползалась неравномерно, смещая равновесие к хаосу. Ноги выписывали кренделя, мостовую штормило. Огюст плохо помнил, как добрался до гостиного дома. Кажется, его довел Брянский. А портье, ласково утешая гостя народными русскими пословицами, помог взобраться по лестнице…

Стыдно‑то как!

В какой‑то момент Огюст осознал, что сидит на кровати со спущенными панталонами. Тут дело наконец пошло на лад. Минута — и он облегченно рухнул в белый сугроб одеял и простыней. Сугроб взвихрился снежным пухом; Шевалье даже испугался, что порвал подушку. Но подушка оказалась ни при чем. Вокруг мельтешили снежинки, сворачиваясь в знакомую двойную спираль.

Закружилась голова — гораздо хуже, чем прежде. Гигантский штопор увлекал Огюста за собой, ввинчиваясь в черный хрусталь небес. Сил сопротивляться не осталось. Движение ускорилось, перезвон ледяных шестеренок сложился в смутно знакомую мелодию; она убаюкивала, пела колыбельную…

Должно быть, он заснул. А когда очнулся и попытался открыть глаза — ничего не увидел. Его окружала непроглядная тьма. Тьма еле слышно вздыхала и шевелилась. К горлу подкатил комок тошноты. Это сон? Он умер? Ослеп?

Его похоронили заживо?!

— Приношу извинения. У нас маленькие неполадки. Внеплановая суперпозиция солитонных полей. Не волнуйтесь, сейчас все исправим.

Голос был знакомый. Глаз-Переговорщик?

У Огюста отлегло от сердца.

— Это я виноват, — ляпнул он первое, что пришло на ум. — Хватил лишку. Стерлядь, сами понимаете… ох, и стерлядь!.. Надеюсь, я у вас ничего серьезного не повредил?

Повисла долгая пауза. Шевалье даже успел забеспокоиться: не обидел ли он Переговорщика? — но тут глаз заговорил вновь:

— Удивительно! Вы правы! Опьянение меняет метаболизм организма, а это, в свою очередь, сказывается на волновой структуре супергена. Приемный комплекс был настроен на вашу стандарт-матрицу, вот и случился сбой. Обычно ясновидцы не злоупотребляют… Впрочем, это не мое дело. Извините за вторжение в частную жизнь. Сейчас операторы наладят связь; заодно и вас приведем в норму. Ну как? Чувствуете?

Головокружение исчезло. Мысль о «хреновухе» больше не влекла за собой желание удавиться.

— Здорово! — восхитился Шевалье, счастлив от такого благотворного вторжения в его частную жизнь. — А я, когда обратно вернусь, тоже буду трезвый?

— Гарантий дать не рискну, — замялся глаз. — Есть некий шанс…

Особой уверенности в его голосе не ощущалось.

— Ладно, так просплюсь. Кстати, у меня до сих пор темно, как в угольном мешке… Ой!

Яркий свет обрушился без предупреждения. Шевалье отчаянно заморгал (чем, прости Господи?!) — и зрение пришло в норму. Перед ним торчал волосатый ствол пальмы, уходя ввысь.

— Все в порядке?

— Д-да…

— Вы не против, если мы совершим прогулку по острову?

— Н-нет… не против…

Эту пальмовую рощу он до сих пор видел лишь издали. Перламутровый песок, обломки раковин блестят на солнце; в вышине — шелест тюрбанов резных листьев. Шум прибоя действовал успокаивающе. Лабиринт отсюда был едва различим. Его местоположение определялось по синим огням, время от времени вспыхивавшим на вершинах пирамидок.

— Рад, что вы снова навестили нас. Еще раз простите за доставленные неудобства.

— Да ладно, я сам виноват… — Если бы мог, Огюст расшаркался бы и потупил взор. Угораздило же вломиться в Грядущее пьяным в стельку! Что подумают потомки о буйном предке?! — Знаете, я вас не вижу. А вы меня? Как вы определяете, что я уже объявился?

— Мы не видим вас. Мы вас ощущаем. Если вы, к примеру, работаете в лаборатории, вы ведь заметите, что… — глаз задумался, подбирая слова. Казалось, Переговорщик лабораторию представлял совсем иначе, чем гость, — что в помещение кто‑то вошел?

— Человека — замечу. Призрака — вряд ли.

— Да, пример неудачный, — вздохнув, согласился Переговорщик. — Хорошо, зайдем с другого боку. Как по‑вашему, электрический ток — материален?